Кетлин О'Брайен - Запретная страсть

• Название: Запретная страсть
• Автор: Кетлин О'Брайен
• Издательство: Радуга
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-05-004408-1

Келси уже и не надеялась на счастье, потому что из-за отцовских долгов должна была выйти замуж за черствого и властолюбивого богача Дугласа Траерна. Но тут из экспедиции вернулся его брат, археолог, полная его противоположность, и вскоре она поняла, что не может пожертвовать собой.

Однако в результате автомобильной аварии жених погиб, и теперь все обвиняют Келси в том, что она предала его и довела до гибели. Как же быть?

---

– О, Келси, дорогая моя. Прости, я такой никчемный старикашка!

Он обхватил ее руками, и она положила голову ему на плечо. Но плакать ей не хотелось, ведь слова отца были мольбой о прощении, а не предложением поддержки. Она похлопала его по широкой и сильной спине. Ну, не обидно ли, что такая спина не может сама тащить свою ношу?

– Келси, как ты?

Тихонький, подавленный голосок Джинни оборвал ее мысли, и Келси отстранилась от отца. Рядом был еще один человек, нуждавшийся в утешении, к тому же слишком маленький, чтобы справиться со свалившимися на него горестями.

Она посмотрела на девочку, очень надеясь, что улыбается уверенно.

– О'кей, – сказала она. – А ты?

– Я хочу к Брэндону. – Джинни насупилась и часто-часто заморгала, сдерживая слезы. Волосы у нее были заплетены в тугую косу, что не красило ее маленькую веснушчатую мордашку, да и черное платьице сидело плохо. Она очень походила на бедную сиротку, какой и была на самом деле. – Ты говорила, что мы поедем сегодня. А когда?

– Скоро. Давай вернемся домой, поможем принять гостей, а потом поедем в больницу.

Джинни радостно обняла ее, и в груди у Келси похолодело от нарастающего чувства вины. В день похорон Дугласа ей до смерти хотелось увидеть Брэндона, и она ничего не могла с собой поделать.

Сердце бешено забилось, и она подняла лицо к небу, чтобы поймать сквозь ветер немножко солнца. Может, Брэндон уже все вспомнил? Может, он ждет встречи с таким же нетерпением, как и я? Теперь у нас будет больше времени, и те чувства, что были тогда запретными, вернутся… Или я выдаю желаемое за действительное?

Келси теснее прижала к себе теплое, гибкое тельце девочки, и они стали спускаться с холма.

Нет. Просто обыкновенная, вышедшая из моды надежда. И я от нее не откажусь, до последнего.

Еще одна теплая струйка бульона побежала по подбородку, и Брэндон наконец не выдержал, выплеснув все ругательства, которые копились в нем с самого утра. Палата сотрясалась от первобытного рыка, каким мог разразиться только посаженный в клетку дикий лев, – Брэндон в выражениях не стеснялся. Есть в палате сестра или нет, он не знал, но ему было плевать. Ему до смерти надоело изображать терпеливость.

Швырнув ложку на поднос, он утерся тыльной стороной ладони. Бульон и желе! В конце-то концов, неужели эти садисты не могут дать ему еду, которая бы не расползалась и не разливалась?

– А ведь я предлагала накормить вас, мистер Траерн.

Вот черт! Сестра в палате, еще не ушла. Он чувствовал, как она негодует, устраняя последствия его непослушания. Она позвякивала дешевыми ложкой и вилкой о пластиковые тарелки и умелыми скупыми движениями подтыкала его больничный халат.

– Я вам не младенец, – коротко бросил он. – Если бы мне давали человеческую еду, я быстрее бы поправлялся.

– Если бы вам давали человеческую еду, вас рвало бы. Уж лучше вытереть лишний раз подбородок, согласитесь.

Она произнесла эти слова с подозрительным простодушием, как будто при этом улыбалась. Брэндон повернулся на звук ее голоса, позабыв, что глаза у него завязаны и ничего не увидят. Досадуя на себя за это, он вернул голову в прежнее положение и ничего не ответил.

– Мы сегодня не в духе, верно?

Когда она без предупреждения быстрым движением схватила его за руку, он с трудом поборол желание вырваться. Не обращая внимания на дернувшуюся было руку, сестра зажала его запястье поразительно сильными пальцами.

– Должно быть, это потому, что вы отказываетесь принимать лекарства, – скороговоркой сказала она, занятая проверкой его пульса, который заметно участился, подхлестываемый раздражением. – Вам было бы намного легче, если бы вы принимали лекарства.

Брэндон покачал головой. Начиная с сегодняшнего дня, как бы ни протестовало мое тело, с лекарствами покончено! Мне необходимо вернуть способность нормально думать, я не могу больше находиться в сумеречном состоянии от болеутоляющих. Ведь я умею переносить боль. По крайней мере боль убеждает в том, что я не умер, хотя и не вижу собственных рук…

– Не нужны мне эти чертовы лекарства!

Он почувствовал, что сестра откатила от него столик с подносом – меньше стало пахнуть бульоном. Затем, к его великому разочарованию – черт бы побрал ее туфли на мягкой подошве, – она снова оказалась рядом с его постелью, закатала рукав халата и обернула руку манжетом тонометра.

– Вы мне это уже говорили. – Она накачивала манжет, пока он не врезался в кожу. – И я, кажется, начинаю тосковать по добрым старым временам, когда вы пребывали в милой, учтивой коме…

Теперь в ее голосе явно слышался смех, и губы Брэндона непроизвольно растянулись в улыбке.

– Жаль, что нельзя отправить меня обратно, да?

– Ну почему же нельзя… – сестра с присвистом погнала еще порцию воздуха в манжет, – я слышала, что, если с хирургической точностью прицелиться хорошей дубиной…

Наконец он рассмеялся. И, несмотря на то что при этом в глаза впились иголки боли, смех доставил ему удовольствие. Он, во всяком случае, почувствовал себя живым. Больше похожим на того, каким он был когда-то.

– Вот это больше вам подходит! – Как будто читая его мысли, сестра похлопала его по руке, потом забрала поднос с посудой и вышла из палаты.

Откинувшись на подушки, Брэндон задумался, и смех замер у него на губах. Буду ли я снова таким, как раньше? Когда я выйду из этой чертовой больницы, вся моя жизнь станет совершенно другой. Начать с глаз: что будет с моими глазами? Доктор Джеймс уже предупреждал, что зрение может быть нарушено навсегда. Нет, не нарушено. Утрачено. Я ослеп.

От одного этого слова его охватила самая настоящая паника, он пощупал бинты на висках, задвигал глазами вправо-влево, но повсюду была только невыносимо давящая тьма.

Тут же вспышками боли отозвались все поврежденные места, и пришлось замереть. Брэндон сполз с подушек и принялся глубоко, полной грудью дышать, расслабляя мышцы. Сперва на ноге, начиная со сломанных пальцев, потом сосредоточился на порванных связках под коленом. Затем таз и поясница, где узлами затвердели растянутые мышцы. Наконец руки, грудь, шея.

Это помогло. Боль немного сдала позиции, и хотя не исчезла совсем, но по крайней мере отступила на несколько шагов.

Да, жизнь будет другой, но у меня хватит сил без страха взглянуть ей в лицо, какой бы она ни была. Дугласа нет. Это значит, что я не могу больше позволить себе роскошь оставаться беспечным археологом, которого не усадишь за канцелярский стол, потому что он предпочитает слоняться по зеленым джунглям и копаться в болотах в поисках забытых сокровищ и лишь иногда навещать родной город, раздавая направо-налево чаевые. А подписывать ведомости на зарплату – не его забота. Он с удовольствием играет с сестричкой, не ломая голову над тем, в какую школу ей ходить и какому врачу показать…

Теперь мне придется быть президентом «ОДК», семейного дела, о котором необходимо заботиться, поскольку оно станет наследством Джинни. Придется быть главой дома, опекуном Джинни, работодателем для пяти сотен людей, владельцем акций, облигаций и недвижимости. Ко мне по наследству перешло все, что оставил Дуглас, – и хорошее, и плохое.

А Келси?

Не обращая внимания на боль, он сощурил глаза, стараясь отделаться от нелепой мысли.

Нельзя унаследовать невесту, и, уж конечно, меньше всего мне хотелось бы унаследовать Келси, даже если бы это было возможно. Я очень хорошо помню, какой невестой она была.

За месяц, прожитый дома, Брэндон заметил многое. Слишком многое. Например, каким холодом обдавала Келси Дугласа, когда он дотрагивался до нее. Один или два раза видел, как Дуглас подходил к двери комнаты Келси и стучался.

Это было отвратительно. Сначала брат умолял впустить его, потом начинал выходить из себя и доказывать, что требует только то, на что имеет законное право. Келси не открывала и что-то ему отвечала. Брэндон не мог расслышать, что именно, однако ясно было, что она ни в какую не соглашалась.

Нетрудно было представить, что значил для Дугласа такой решительный отказ. Келси Уиттейкер – красивая женщина, у нее большие голубые глаза, в которых сквозит чувственность, длинные, темные, очень пышные волосы и тело, которое не оставит равнодушным ни одного мужчину. Разве Дуглас мог сохранять сдержанность? Да и никто не смог бы на его месте.

В те ночи, когда Дуглас умолял Келси впустить его к себе, Брэндон и сам чувствовал, как горит и трепещет все его тело. Чтобы подавить в себе это ощущение, он бессильно склонялся над умывальником, уставясь на собственные лихорадочно блестевшие глаза, и плескал в лицо холодной водой, пока наконец не справлялся со своим состоянием.

Да, я справлялся с собой усилием воли, думал Брэндон. И в ту первую ночь, и во все последующие. Если не считать того, что Келси решила выйти за Дугласа из-за его денег, мне она очень нравится – образованная, остроумная и, по-видимому, отзывчивая и добросердечная. Достаточно хоть раз увидеть, как она относится к Джинни.