Александр Бенкендорф - Записки

• Название: Записки
• Автор: Александр Бенкендорф
• Жанр: Биографии и Мемуары

Перед нами воспоминания, принадлежащие перу офицера Императорской Главной Квартиры, причем довольно осведомленного о ее деятельности в начале войны в качестве главного военного штаба России. Это видно из того, как пишет автор о начальных военных действиях. Бенкендорфу принадлежит описание рейда отряда Винценгероде в глубь занятой французами Белоруссии, а также боя под Звенигородом. Важен и рассказ о том, что происходило под Москвой в дни, когда в ней была Великая армия, об освобождении Москвы и ее состоянии после ухода неприятеля. Свидетельства Бенкендорфа и его суждения о кампании 1812 года тем более ценны, что они имеют весьма раннее происхождение. Это одни из первых по времени создания столь содержательные мемуары участника войны. […]

---

Комментарий г-на составителя:

Этот комментарий является совершенно неприемлемым. В данном случае г-н Грюнберг использует те же недобросовестные приемы очернительства, за которые он сам критиковал советских историков, "испортивших" репутацию А.Х. Бенкендорфа. Одна-единственная сомнительная фраза из "Путешествия в Арзрум" не способна перевесить множества положительных и даже восторженных высказываний Пушкина о Ермолове. Формулировка "поголовно уничтожалось население" также является сугубо пропагандистской по своему построению.

Что касается военно-исторических г-на Грюнберга, то они кажутся более чем дилетантскими и, в то же время, весьма агрессивны в отношении "принятой точки зрения"

г-н Грюнберг пишет: Мемуары Бенкендорфа — против любых мифов о России 1812 года. Они свидетельствуют, что все было сурово и сложно, и единство нации в 1812 году и Отечественная война имели иную основу в обществе и народе, нежели о них писали Лев Толстой, а после многочисленные историки-обществоведы разных направлений. Все межнациональные, сословные и иные противоречия, все проявления обывательского малодушия меркли перед единством тех, кто не мыслил себя иначе, как в противостоянии нашествию, его кровавому насилию и лжи.

Комментарий г-на составителя:

Чем же так не угодил Л.Н. Толстой? Разве он не о том же писал? Разве не такого рода размышления он вложил в уста Андрея Болконского перед Бородинской битвой? Или г-н Грюнберг не читал Толстого, или просто по привычке "пнул дохлого тигра".

г-н Грюнберг пишет: Давно устоялось разделение на Отечественную войну 1812 года и Зарубежный поход 1813–1814 годов. По аналогии с Великой Отечественной войной 1941–1945 годов (ее никто не делит надвое или натрое по датам, к которым Красная армия достигала каких-либо территориальных границ), будем называть Отечественной войной все время с начала нашествия в 1812 году по вступление русской и союзных армий в Париж и заключенный там в 1814 году мир. Это был единый военно-политический процесс, завершивший эпоху революционных и наполеоновских войн, начавшихся в 1792 году.

Комментарий г-на составителя:

Сопоставляя две отечественные войны, г-н Грюнберг забывает отметить существенные различия между ними. Заграничный поход совершался в тесном союзе с Пруссией, причем союзники действовали на одном фронте, бок о бок, а сам союз стал возможен в результате поражения Наполеона в предыдущей кампании. Между кампаниями 1812 и 1813 имелась длительная передышка, в течение которой производилось дипломатическое оформление этой новой войны; что, наконец, в ходе 1812 года противник был полностью уничтожен и в 1813 году объединенным силам русских и пруссаков противостояла заново собранная армия Наполеона. Поменялись цели, союзники, театр военных действий, главнокомандующий. Это была, несомненно, новая война и потому термин "Заграничный поход" представляется более чем разумным, — если, конечно, историк не ставит перед собой какой-то идеологической задачи, то есть опускается до публицистики. Кстати, судя по последней фразе ("Это был единый военно-политический процесс, завершивший эпоху революционных и наполеоновских войн, начавшихся в 1792 году") г-н Грюнберг был бы не прочь и суворовский альпийский поход назвать Отечественной войной, да только незачем.

Впрочем, там где ему нужно, автор с удовольствием использует расхожие клише, давно разоблаченные исследователями:

г-н Грюнберг пишет: Русские армии были спасены предусмотрительной осторожностью Барклая и поистине эпическим подвигом 27-й дивизии генерала Д. П. Неверовского, не позволившей многочисленной кавалерии Мюрата прорваться к Смоленску.

Комментарий г-на составителя

"Эпический подвиг" дивизии Неверовского профессиональные военные оценивают достаточно скромно (напр., Ермолов критикует Неверовского за неспособность построить каре, отчего была потеряна часть артиллерии; с другой стороны, Мюрата упрекают за бессмысленные кавалерийские атаки "малыми пакетами", которые легко отбивались даже новобранцами. Все эти обстоятельства, конечно, не умаляют героизма русских солдат, однако подобные акты героизма происходили в той войне повсеместно, упомянутый бой не представляет из себя чего-то исключительного и его воспевание носит в основном пропагандистский характер. Подобная велеречивость становится ясной в свете попытки автора "вклеить" в ряд "эпических" авангардных боев локальную стычку под Звенигородом, считая себя первооткрывателем истинного значения этого (весьма, впрочем, славного) эпизода войны 1812 года.

г-н Грюнберг пишет: Автор задачей марша Богарне считает только "отрезать русский арьергард" (с. 30). Конечно, общая цель работы не военно-историческая, но коли подобная проблематика присутствует, использовать сколь возможно более полно корпус источников необходимо, тем более, если в числе консультантов Звенигородского музея автор называет такого авторитетного историка 1812 года, как А. Васильев. Не использована возможность должным образом осветить столь значительное историческое событие в контексте истории Саввинского Сторожевского монастыря и в фундаментальном издании Звенигородского музея под редакцией В. А. Кондрашиной. (Саввино-Сторожевский монастырь. М., 1998).

Сказывается и довольно долгая традиция "не пускать" в русскую историю чужаков, "немцев", каковые все поголовно считаются для России зловредными.

Комментарий г-на составителя

На взгляд г-на составителя, тут сказывается традиция здраво смотреть на вещи и не отыскивать "эпические события" в каждом буквально боестолкновении, множество которых в совокупности составили победу русского оружия. Всякий солдат совершает подвиг, подвергая свою жизнь опасности ради спасения отечества и этот подвиг не нуждается в искусственных преувеличениях, он велик сам по себе.

г-н Грюнберг пишет: Здесь не повезло ни Винценгероде, ни одиозному Бенкендорфу. Что касается казаков с братьями Иловайскими во главе, то позднейшие "заслуги" казачества перед освободительным движением известны, а полное взаимопонимание с реакционными "немцами" совсем портит их национальное лицо. Вот и не могут до сих пор они вместе войти в русскую историю.

Комментарий г-на составителя

Сия фраза совершенно непонятна. Кажется, казаки не могут жаловаться на отсутствие симпатии со стороны историков 1812 года.

Ну и так далее — примеров множество и внимательный читатель найдет их без труда. В конце этой критической по своему содержанию заметки хотелось бы все-таки выразить г-ну Грюнбергу глубочайшую признательность за то, что он сумел найти силы и время, чтобы познакомить читателей с наследием А.Х. Бенкендерфа. Благодаря этой книге г-н составитель узнал что он живет буквально в километре от места последнего боя казаков Бенкендорфа с французами, рвущимися к Москве (Хорошевский брод), что кардиологический центр, видимый из окна, построен "на костях" павших воинов, что живописные окрестности Звенигорода — любимого места для лодочных прогулок были свидетелями славного боя отряда Винценгероде. Что же касается мнений, ошибок, они вызывают досаду, но не более и не слишком умаляют значение этой полезной, расширяющей читательский кругозор, книги.

К. Дегтярев

Воспоминания А.Х. Бенкендорфа о компании 1812 г

Глава I

События от начала войны до соединения русских армий под Смоленском. Посылка Бенкендорфа Императором Александром из Свенцян и Видз к князю Багратиону

Поляки даже на глазах Императора не скрывали своих надежд и желания нашей гибели. Ангельская доброта Императора и невозмутимое спокойствие были единственным ответом на заносчивость этой нации, постоянно обманываемой мечтами и постоянно употребляющей во зло милосердие.

Под видом переговоров Наполеон прислал для наблюдения за нашей главной квартирой генерала Нарбонна{1}. Все его полюбили за очаровательные манеры и приятное остроумие. Однажды, находясь в ожидании в зале, где собиралась свита Императора, он спросил фамилии нескольких лиц. Ему назвали их, заметив, что многие из этих лиц владели несколькими сотнями тысяч рублей дохода "вот, сказали ему, люди, про которых ваш император говорил, что они подкуплены английским золотом".

По возвращении в главную квартиру Наполеона на вопрос некоторых генералов, какой дух господствовал при Дворе Императора Александра, Нарбонн отвечал: "Я нашел там настоящий патриотизм без самохвальства и спокойствие на лице Императора и армии".

Между тем давались балы и празднества, и наше затянувшееся пребывание в Вильне походило скорее на приятное путешествие, нежели на приготовления к войне.

Однако Наполеон приближался к Неману, и наши корпуса стягивались. Наша главная армия, под командой генерала Барклая де Толли{2}могла сосредоточиться в окрестностях Вильны, а вторая, под командой генерала Багратиона, дебушируя с Волыни, могла направиться в сердце герцогства Варшавского{3}.