Сергей Алиханов - Оленька, Живчик и туз

• Название: Оленька, Живчик и туз
• Автор: Сергей Алиханов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001

Сергей АЛИХАНОВ — родился в 1947 году в г. Тбилиси. Окончил Грузинский институт физической культуры. Автор нескольких стихотворных сборников, повести “Клубничное время” (“Континент”, № 77) и романа “Гон” (М., 2000). Живет в Москве.

---

— Правильно говорят. Потому и погорел субчик Мавроди, что захотел тузпромовские акции продать на нью-йоркской бирже. Чтобы хорьку Мавроди эта антипатриотичная сделка не удалось, седьмой вице-премьер господин Чмомордин специальное постановление выпустил. Но субчик Мавроди хай поднял — какой же, мол, у нас тогда рынок, если он, хорек, не может свои собственные акции продать или подарить, кому захочет?! Тогда жадного мальчика за другую жопу схватили — за мавродиевки. И прикнопили ко дну. Так что, если бы не тузпромовские акции, не очень сообразительный при всем своем уме доктор Мавроди и сейчас бы порхал, как мадагаскарский махаон, по московским ресторанам. Вот и вся сказка.

— Я, блин, ничего за рубеж продавать не собираюсь! Я в Россию товар вожу! Где мои акции, черт бы тебя побрал? Как мне их в руки получить?! Ты, Додик, меня знаешь, я человек простой, не посмотрю на нашу дружбу…

— После чмомординского Постановления акции Тузпрома временно сняты с котировок. Разумеется, это последнее Постановление скоро отменят, потому что конечная цель всех чмо-постановлений — продать все, что еще шевелится и дымится, а остальное и вовсе даром раздать. В любом случае дивиденды ты все равно не получишь — их никогда выплачивать не будут. В Тузпроме к дивидендам отношение крайне щепетильное — тот, кто выплачивает дивиденды, среди интеллектуальных отморозков считается недоумком. Но ты можешь свои акции продать на внутренним рынке тому же господину Фортепьянову, он их с удовольствием купит. Впрочем, можешь акции не продавать и поиграть на курсовой разнице. Только сперва это аукционное свидетельство ты должен поменять на депозитарную расписку. Ты, Живчик, сперва зафиксируй на сервере тузпромовского депозитария свои права на собственность…

Поднаторел где-то профессор, чисто излагает.

— Я тебя, Додик, в последний раз спрашиваю, где мои бабки? Ты меня в эту лажу втравил, ты и будешь расхлебывать! — прервал профессора Живчик. Все-таки грамм шестьсот французского коньячка законник на грудь уже принял.

— Живых акций, в смысле бумажек, в Тузпроме нет — все они, как я тебе объясняю, находятся только в электронном виде. Поезжай после праздников в депозитарный центр, они недавно переехали, новый адрес я завтра же уточню…

— Сука! Пидоры! Кто у них там всем заправляет? Времени не пожалею — собственноручно всех закопаю! — Живчик окончательно вышел из себя.

— Руководит Тузпромом все тот же господин Фортепьянов, — информировал Додик, — но закопать его тебе не удастся.

— Это еще почему? Его проклятый небоскреб, как поганка, вырос на моей территории! Вон Слюнтяй, за милую душу, всех подряд во Фрязевском лесочке зарывает, а Фортепьянову что — особое приглашение нужно?

— Ты, Живчик, меня, конечно, извини, но с Тузпромом у тебя вряд ли чего получится. Тузпром есть Тузпром — с ним шутки плохи.

— Ладно. Тебя я в честь Рождества прощаю! На, так уж и быть — прими стопарик, иди в бытовку, но не забывай и о моей предвыборной платформе. А с Тузпромом после праздников я сам разберусь. — И Живчик отпустил сторожа.

Отгудели, отошли с бодуна пацаны, и уже ближе к светлой весне действительно приехал Живчик к Тузпрому пробивку делать. Тем более, что тут он прав был на двести процентов.

— Все в порядке, — сказали ему в первом же пропускном окошке, — давно вас ждем! Только вам не сюда нужно — поезжайте сперва на Мытную улицу.

Помчались пацаны по Варшавке, свернули на Загородное шоссе, по нему мимо Канатчиковой дачи пролетели — и вот она, Мытная. Притормозили у светофора, и тут вдруг Живчик вручную опустил стекло “Мерседеса”, дыхнул выхлопов Даниловской площади, перемешанных с ароматами непроданных, заветренных овощей и выброшенных на мостовую гнилых фруктов — и дух у него зашелся. Ведь он здесь, на этом самом Даниловском рынке, первые шаги свои делал, простым бригадиром начинал!

— Стой, — говорит, — погоди!

Вылез законник из “Мерседеса”, прошелся со Слюнтяем по рядам, смотрящего навестил. Зашли в весовую, еженедельную отстежку в общак со всего рынка прямо на месте получили. Потом в разделочную зашли, где однажды, еще в самом начале перестройки, Живчик взбрыкнувшему коммерсу лодыжку топором отхватил. А как оклемался коммерс, так Живчик ему ключи от подержанного “Запорожца” вручил — чтобы тот зла на братву не держал и дальше спокойно работал. Да, непросто авторитет набирается, ох, как не просто! На ходу со смотрящим водочки выпили, шашлычком закусили. Фруктов отборных — гранат, груш зимних, абхазских мандаринов в ящиках, киви в корзиночках полный мерседесовский багажник набили, оказали человеку почет.

Живчик растрогался — в самом деле приятно получилось.

Слюнтяй за руль сел, и дальше поехали, миновали здание Госзнака, построенное из грязно-желтого кирпича, где за двойной залепленной многолетней пылью мелкой стальной решеткой круглые сутки деньги печатают. Сдельно работают: напечатают десятку — тридцать копеек себе отстегивают, а сотню тиснут — три рубля за это себе же берут. Тут, стоя на светофоре, на перекрестке с улицей Павла Андреева, законник расстроился — если по натуре (ударение на “а”) разобраться, то во всем районе только это здание и нужно было ему ставить под “под крышу”. Но почему-то именно здесь, как на зло, ни одной зацепки не нашлось. А навесил бы он кляузу на Госзнак, — и не было бы больше у Живчика проблем с бабками.

— Эх, мечты сладкие! — вздохнул законник. Слюнтяй про себя даже поразился — о чем человеку еще мечтать, когда у него и так все есть.

А Живчик, чтобы как-то развеяться, опять тормознул кавалькаду и зашел в магазин, где “Роллс-Ройсы” продают, как раз мимо проезжали.

— Где тут у вас, Федя, — спросил Живчик у владельца автосалона, — акции Тузпрома выдают? Сейчас, блин, выгребу их все до последней бумажки и с тобой этими акциями на новую тачку, не глядя, махнусь. Давно пора мне “жабу” свою сменить — ползет как черепаха, тяжело ей броню нести.

(Нет, никакого преклонения перед Западом, коего и по сей день опасаются не только прохвосты-коммуняки, но и истинные почвенники и патриоты, даже и в помине у нас нет! Послушайте только — дорогущий “Мерседес”, доведенный до умопомрачения тюннинговой фирмой “Брабус”, на который ни в серебряной Неваде, ни в золотой Калифорнии нет ни одного похожего, наш рядовой законник называет “жабой”! И это только из-за того, что у понтовитой тачки галогенные фары чуть-чуть вылуплены. Так что все в полном порядке — дайте нам только срок, и скоро мы всем вам еще покажем — и кузькину мать, и все что угодно, да еще заставим на это на все и во все глаза смотреть).

— Понятия не имею, — отвечает дрожащим голосом Федя. — Тут поблизости никакой похожей вывески нет. Все больше автобазы, цеха пошивочные попадаются. Фабрика есть парфюмерная. Есть еще неподалеку две сберкассы — там тебе наверняка подскажут про акции. Только с волыной в окошко не суйся, а то неправильно тебя поймут. Да ты сам этот район не хуже меня знаешь, — перевел стрелки владелец автосалона.

И тут Живчик рухнул, что тузпромовские гниды осмелились над ним, над чапчаховским законником, подшутить. Посинел от злости, рванули ребята назад к америкостекляному небоскребу, а уж поздно — день рабочий прошел, шлагбаум опущен, нет проезда.

7.

Напомню, напомню читателю, что в один из вторников, точнее сред, в самый разгар куцей эпохи энергозачетов Оленька Ланчикова, сияя настоящими брильянтами на всех восьми пальцах (на больших пальцах обеих рук колец с сапфирами у Оленьки тогда еще не было), исхитрилась пробиться на прием к всемогущему вершителю наших судеб господину Фортепьянову. И как раз там, в его рабочем кабинете, она сейчас и находится, а может быть — да, вполне может быть, что красавица-блондинка уже в апартаменты для отдыха Основного Диспетчера перебралась. (Эх да эх! — не наш грех…)

Оленькин же напарник Венедикт Васильевич все мечется по салону дюралюминеевой, никогда не ржавеющей тачки “Ауди”, скрежещет зубами от ревности, бьет время от времени со всего маха по рулю и даже разика два гуднул, но не так чтобы слишком громко — все же не у трех вокзалов он сейчас дежурит, не ровен час — и чье-нибудь излишнее внимание к себе привлечет.

Как ни тяжко об этом говорить, но для полноты картины все же придется напомнить. Рор Петрович господин Фортепьянов — человек далеко уже не первой молодости, потрепала его жизнь на месторождениях и приисках, поистаскался Основной Диспетчер на профсоюзных и на бывших партийных собраниях, да и приватизация, при всей ее праздничности, тоже не легко ему далась. Поэтому вполне понятно и извинительно, что бедолага Фортепьянов абсолютно лыс и его крохотный череп по справедливости даже с коленкой нельзя сравнить, потому что на коленках изредка волоски попадаются.