Сергей Алиханов - Оленька, Живчик и туз

• Название: Оленька, Живчик и туз
• Автор: Сергей Алиханов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001

Сергей АЛИХАНОВ — родился в 1947 году в г. Тбилиси. Окончил Грузинский институт физической культуры. Автор нескольких стихотворных сборников, повести “Клубничное время” (“Континент”, № 77) и романа “Гон” (М., 2000). Живет в Москве.

---

Значит все ж таки необходим террор! Дозированный, управляемый террор! — решил академик. — Причем, совершенно новый террор, который будет впервые направлен не на слом российского общества, а исключительно на его стабильность и последующее оздоровление и возрождение. И никто, кроме него, академика Бобылева, эти избирательные, крайне необходимые теракты не осуществит. Все русские люди находятся в тоске и в упадке. В России надо пробудить свободолюбивый дух ее граждан, обездоленных и угнетенных…

— Валерьич, где тут у тебя пиво поблизости продают? — прервал ход трагических мыслей проснувшийся мурашинский лесоруб.

— На ближайшем углу! — отмахнулся академик.

— Палатка на углу закрыта, — зевнул Зобов.

— Выйди, наконец, хотя бы на улицу! Пройдись, разомнись чуток, по дороге и купишь себе пиво. Только назад с пивом не возвращайся! — предупредил хозяин гаража. И продолжил раздумья.

Первая гигантская волна русского террора периода столыпинских реформ прошла с явно правым, разрушительным уклоном. По подсчетам думца Пуришкевича (кстати, тоже террориста — убийцы Распутина), было взорвано и казнено на мостовых и в парках, в каретах и в театрах больше двадцати трех тысяч государевых служащих, включая самих членов императорской фамилии!

Террористы — Каракозов, Халтурин, Кропоткин и особенно Желябов, жертвенный, самый любимый народоволец академика, — вовсе не пытались покушениями, убийствами царей, великих князей и сиятельных особ всколыхнуть Россию, хотя именно это они и сделали. Кстати, вовсе не Желябов, а Бакунин — основатель русского, да и мирового терроризма, — его ведь и поймали, кажется в Дрездене, или нет — в Вене. Но стоило Бакунину в томской ссылке жениться, и он вообще завязал с террором, а Желябов по собственному желанию был осужден за покушение и повешен. А Россия помимо воли и даже вопреки тому, что декларировали террористы, только окрепла. Почему-то у нас в России всегда получается наоборот, строго наоборот относительно задуманного! Но почему?

Значит, надо смотреть глубже! Народовольцы интуитивно и не всегда осознанно именно бомбами пытались сохранить — и так-таки сохранили! — через революционный катарсис! — стабильность общества. Желябов хотел взрывами преобразовать Россию, но только для того, чтобы Россия сохранилась и в веках, и в тысячелетиях. И Россия действительно преобразилась и сохранилась! А не преображенной Россия бы не сохранилась и сохраниться не могла. Константин Леонтьев вообще сулит государству российскому всего тысячу двести лет жизни, которые уже подходят к концу — вы об этом-то не забывайте. А взрывая кареты и стреляя в августейшие, перетянутые муаровыми орденскими лентами спины, стихийные революционеры как раз и подрезали статистические всплески, пытаясь в конце позапрошлого века выровнять общую картину математической стабильности общества. Анархический террор как раз и обеспечил спокойствие и сохранил Россию! Значит, это лекарство необходимо применить и сейчас. Первых бомбистов напрасно вешали — они превосходно сделали нужное дело, они были статистическими санитарами общества! Графини, княгини раздавали свои избыточные богатства и шли в монастыри замаливать грехи не только из религиозных побуждений, но и движимые инстинктом социального самосохранения. Замаливая грехи на случай преждевременной смерти, раздавая свое добро из христианского рвения, они неосознанно спасали Россию от катаклизмов.

И самого Петра Аркадьевича Столыпина, который тщетно пытался заменить общинное владение землей на самостоятельных и зажиточных собственников-хлеборобов, сохранив тем самым монархию и, как следствие, сохраняя великую Россию, девять раз взрывали. Однажды даже вместе с собственной дачей на Аптекарском острове — ряженые гвардейцы принесли в касках взрывчатку и насмерть завалили стенами двадцать четыре человека и человек сорок ранили. Кстати, бедолагу Столыпина даже приглашали в самоубийственный полет на одном из первых аэропланов! И только на десятой попытке несчастного Петра Аркадьевича застрелил в Киевском театре нелепый молодой человек Богров, который сперва хотел (но долго не решался) убить начальника киевского охранного отделения Кулебяко, а вовсе не Столыпина. Потом, уже в театре, Богров, всю свою короткую и глупую жизнь бесцельно прослонявшийся по Швейцариям, вдруг поменял цель и дважды выстрелил в преобразователя России. Но стрелял он в Петра Аркадьевича исключительно потому, что на Столыпина было обращено внимание публики. Убийца был сыном состоятельных родителей, понятия не имел ни о каких проводимых столыпинских реформах и действовал под влиянием минуты. Но одним этим, вернее — двумя выстрелами несчастный убийца повернул весь путь развития России. И опять совсем не в ту сторону…

Однако еще до своей гибели Петр Аркадьевич Столыпин успел-таки дать террористам сдачу! Первый перестройщик России понимал, что только плавность и постепенность реформ — безо всяких потрясений! — самое для России важное. Только постепенное наделение землей и медленное приучение к праву собственности сделает из раба-общинника полноправного гражданина. Все древнеримские глупости, возведенные Юстинианом в дигесты, что раба нельзя сделать свободным, в России надо навсегда забыть! Плавностью реформ у нас даже зайца можно научить бить по барабану. Именно эта плавность даст, наконец, возможность спокойно трудиться, которую, к великому сожалению, так до сих пор никто и не смог в полной мере предоставить нашим трудолюбивым крестьянам — в частности, даже этому в высшей степени неопрятному самородку Зобову…

Мурашинский лесовик, словно по зову, открыл железную дверь гаража, вялым движением протянул академику открытую бутылку “Афанасия” и сказал:

— Сильное пиво! Лучше всякого импортного дерьма! Хлебни, академик!

“Вот Оленька мне удружила! А никуда от нее не денешься!” — Бобылев махнул рукой, пиво взял, от огорчения залпом выпил всю бутылку и сокрушенно спросил:

— Что ж вы у себя в Мурашах субчика Мавроди в Муму выбрали?

— Не знали о том, что ты тут в гараже коптишься. В следующий раз тебя, Валерьич, обязательно выберем, — съязвил Зобов и опять лег на раскладушку.

И ничего с этим самородком не поделаешь! А ведь именно в них, в этих в свободных лесорубах и хлеборобах, — спасение России! Хотя на столыпинских галстуках повесили две с половиной тысячи человек. И эти казни… на что же были направлены эти столыпинские казни — с точки зрения социальной статистики?

Ну да, конечно же на проведение исключительно необходимых социальных преобразований!… А значит — единственный сейчас путь спасения великой России — это тщательнее дозировать казни, выбирать жертвы гораздо принципиальнее, чем это делалось до сих пор. Ведь как абсолютно правильно — с математической точки зрения — вешал людей Петр Аркадьевич! Но после Октябрьской революции пошла уже вторая — и на этот раз явно ошибочная — волна левого террора. Чекисты с революционным рвением принялись чистить сословие за сословием, ровняя имущественный состав тогдашнего общества, но явно перестарались, ошиблись в тысячу раз! Столько казней ни в коем случае проводить было нельзя! Чекисты расстреляли в первые три года своего правления двенадцать миллионов людей, еще семь миллионов положили на гражданской войне и вырыли огромную демографическую яму, в которую сейчас, почти столетие спустя, из-за их палаческого усердия мы — на этот раз вместе с выстраданным социализмом — опять свалились. Красный террор, носивший уравнительный характер, только дестабилизировал Россию…

Хотя Бобылеву время от времени попадались на глаза различные профессиональные сводки, которые показывали прямо противоположное — что к рыночным отношениям приспособилось уже более 60% населения, что к бунтам не расположена даже люмпенизированная молодежь — именно эта достоверная социальная статистика с одной-двумя тысячами опрошенных, так называемых респондентов, внушала академику больше всего опасений. В таких опросах мнение жителей больших города представлено лучше, чем маленьких. Жителей же деревень, которых до сих пор половина страны, вообще никто ни о чем не спрашивает. Заполняют анкеты смазливые девочки возле столичных супермаркетов и в городах западной части страны. А на Дальнем Востоке, где люди живут без тепла и света, никто ничьим мнением не интересуется. Перед девочками респонденты, естественно, стараются прихвастнуть и только искажают социальную картину.

Спроси любого бомжа, того же Кизю:

— Как дела?

И Кизя, как всегда, браво ухмыльнется и ответит из мусорного ящика:

— Высший класс!

Академик Бобылев все больше убеждался, что ему необходимо совершенно по-новому обосновать террор. Именно твердость его внутренней позиции обязательно наведет в стране порядок. Новый бобылевский террор будет ни правым кадетским, ни анти-правым, ни анти-столыпинским, ни, тем более, левым — революционно-чекистским. Социальные необходимые изъятия ни в коем случае не должны быть массовыми, а должны быть точечными и направленными исключительно на пользу русского общества! Эти казни не должны и не будут походить на заказные убийства, потому что у него, у академика Бобылева, хотя он беднее мурашинского безработного лесоруба, нет и не будет никаких меркантильных соображений. Лично он никакой выгоды от спасительного для России дозированного террора иметь не будет!