Дмитрий Матяш - Выход 493

• Название: Выход 493
• Автор: Дмитрий Матяш
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-4226-0128-8

Долгие годы они считали, что после ядерной войны уцелели, не утратив человеческий облик, только они — те, кто оказался в Укрытии. Но вдруг странный… очень странный гонец доставляет послание из другого города. Отправившие послание люди утверждают, что знают, как оживить мир. Но им самим не хватит на это сил — их осталось слишком мало.

Что делать? Покидать Укрытие или нет? Поверить в призрачный шанс на спасение верхнего мира? Неужели и в самом деле еще есть выжившие?

Или к ним попало послание мертвых? Или это чья-то хитрость и их пытаются заманить в ловушку?

Узнать правду можно лишь одним способом — преодолеть 493 километра, разделяющие города. 493 километра по аду. По зараженным землям, через разрушенные населенные пункты, по территориям, заселенным неизвестно кем. И поисковая группа, в которую вошли лучшие из лучших, отправляется в путь.

Однако знай они, что ждет их на этом пути, еще сто тысяч раз подумали бы, стоило ли покидать убежище…

---

Внезапно лицо у Василия Андреевича исказилось в гримасе боли, он умолк, отвернулся от стола и зашелся сухим кашлем, приставив ко рту сложенную ладонь. Илья Никитич тут же подоспел к нему, на ходу свинтив крышку с фляги, но полковник замотал головой, достал из нагрудного кармана потрепанного костюма платок и протер им губы, вспотевший лоб. Длительное пребывание под палящими даже сквозь криокупол лучами солнца ему было противопоказано, но старик явно не собирался сдаваться. Он кивком поблагодарил комбата, повернулся к Андрею, и вместо выражения глубокой почтительности за то, что несмотря на огромную разницу в возрасте и служебном положении, забыв об элементарной субординации, открыл ему глаза, в деталях поведав о всем том, что долгое время так бередило юную душу, он застал там подозрение и даже… угрозу?

— А где же были вы, товарищ полковник? — зная, что явно перегибает палку, но не в силах сдерживать прущий из него поток слов и эмоций, с неким дерзновением в голосе спросил Андрей. — Вы ведь не скажете, что ничего не знали, верно? Что попали в Укрытие по дикой случайности, вместе с толпой?

Стахов поднялся со ступени, его глаза, сосредоточившись на фигуре молодого бойца, округлились и остекленели, лоб пересекли сразу три глубоких борозды.

— Эй, попридержи-ка язык! — рявкнул он. Но тот даже не посмотрел в его сторону.

— Кого вы называете «они»?! — лицо Андрея исказила маска злости. — Почему вы говорите «знающие» с таким отвращением, будто не были в их числе?! Почему вы ничего не предприняли, если знали, что дети в тот день не вернутся со школ?

Глаза полковника прониклись грустью, потускнели, черты лица опустились, а обтягивающая череп кожа так и вовсе приобрела коричневато-желтый, болезненный оттенок. Единственное, что, казалось, не померкло в это мгновенье полковнике — это его седина, по-прежнему ослепительно-белоснежная, искрящаяся в проникающих сквозь сетчатые круги в криокуполе лучах солнца.

— Ты меня слышишь? — процедил сквозь зубы Илья Никитич, скалой нависнув над сидящим за столиком Андреем. — Что ты себе позволяешь, щенок? Ты что думаешь, раз тут с тобой…

— Не нужно, Илья Никитич, — успокаивающим голосом промолвил полковник Щукин, и комбат тут же умолк. — Молодой человек правильно вопрос задал. Это значит, он умеет думать. А то, что импульсивен, так это потому что молод еще. Все мы такими были, вспомните себя.

Тем не менее, гримаса злости не сошла с Андреева лица. Не действовали на него ни авторитет Стахова, которому он еще пару минут назад принял решение слепо подражать, чтобы стать таким как он, ни слова старого немощного полковника, у которого лоб вновь покрылся испариной, а во рту будто появилось что-то лишнее. Андрей ждал, когда тот заговорит, ждал несмотря на то, что старик из последних сил сдерживался, чтобы вновь не зайтись в приступе сухого кашля.

Стахов же не понимал, почему до сих пор не дал малому оплеуху, чтоб тот пришел в себя, или хотя бы не схватил его за шиворот и не встряхнул как полагается, заставив извиниться за свою выходку, ведь он и для сына своего розги не пожалел бы за подобное нахальство. Но наказывать мальца Илья Никитич все же не спешил. Он решил, что уж если — не дай Бог — малец проигнорирует его и выкинет еще что-нибудь, он незамедлительно преподаст ему урок, научит вежливости и покажет как нужно вести себя со старшими. Но пока тот ограничивается лишь нервным сопением и сосредоточенно буравит взглядом седину полковника, Стахов решил не трогать парня.

— Хорошо, я тебе отвечу, — наконец сказал Василий Андреевич, и напряжение, стальным тросом стянувшее троих военнослужащих в одно тугое кольцо, ослабло. Андрей обмяк, будто кто-то вынул у него из спины железный стержень, полковник Щукин, заклявшись, наконец выплюнул сдавливающий легкие воздушный ком, а комбат медленно отошел назад и опустился на ступень трапа.

— Простите вы меня, товарищ полковник, — Андрей оперся локтями на стол, запустил пальцы в волосы. — Нашло что-то… Простите.

— Я понимаю твои чувства, — ответил полковник, на мгновенье встретившись с полными искупления глазами юноши. — У всех нас есть за что ненавидеть виновных в гибели мира. Все мы потеряли дорогих сердцу людей. А потому и осознание того, что рядом с тобой находится тот, кто бросив всех и вся бежал к подземелью, а после еще и пытается изобразить из себя страдальца способно толкнуть на безумие. Ну да ладно. Было и забыли. — Он улыбнулся и будто бы ожил. — Ты хотел знать, где я находился на момент атаки? Что ж, это вполне разумный вопрос, думаю, в уме его задавали мне все офицеры. Не так ли, Илья Никитич?

Но Стахов не ответил. Вновь достав свой штык-нож, он принялся отвлеченно вытирать о рукав блестящее в полуденных лучах солнца лезвие, хотя ни в какой чистке оно не нуждалось.

— В тот день, Андрей, я, как и множество других сохранивших честь мундира офицеров, до последнего момента выполнял приказ. Мы не задумывались над тем, насколько он ужасен и бесчеловечен. Тогда я еще не знал, что отданный приказ будет моим последним долгом умирающему народу, которого я клялся защищать. И впоследствии — моим проклятьем, — он горько улыбнулся, часто замигав повлажневшими глазами. — Я был как тот офицер на «Титанике», который рассаживал пассажиров лайнера в спасательные шлюпки. Но моя миссия заключалась в обратном — я должен был пускать на корабль только тех, кого было нужно. Пресловутый приказ об обеспечении безопасности и свободного трансфера лиц, внесенных в регистр Укрытия-2, поступил мне, командиру президентского полка, которому, впрочем, к тому времени охранять уже было некого, ранним утром. Ровно через двадцать минут после того, как из достоверных источников стало известно, что Россия одновременно с двух фронтов подверглась атаке с применением оружия массового поражения, и за восемь часов до того, как Киев официально перестал быть столицей Украины. Господи, если бы мы знали… Но мы не знали, и к превеликому бесчестью всех нас, тех, кто доблестно оборонял входы в Укрытие — неприметные металлические двери в вестибюлях известных тебе станций метро — что принесением в жертву сотней тысяч загубленных душ, мы помогали… — голос Василия Андреевича стал тише, поджилки на шее, прежде твердые как спицы, задрожали. — Мы помогали спастись бездарным и бесполезным толстосумам и их капризным детям, воротившим нос даже от запаха свежей древесины, коей были отделаны их пентхаусы. Мы спасли человеческие отбросы, совершенно непригодные для выживания в новом мире, привыкшие все делать чужими руками, и кроме как ворочать денежными переводами не умеющие делать абсолютно ничего. Мы спасли тех, кто не был способен ни держать в руках лопату, ни автомат перезаряжать, ни картошку чистить. Мы были теми глупцами, которые по чьему-то приказу из большого пожара вынесли только никому не нужный мусор. И поэтому у всех нас руки по самую шею в крови, которую никогда и ничем уже не смыть.

— Вы… — Андрей поднял на полковника раскрасневшееся лицо, и впервые за все время беседы в его лице отразилось понимание. Не участие, не соболезнование, не жалость, не уважение к человеку, пережившему тот ад не помутившись рассудком, а именно понимание. Он вдруг понял то, о чем седой полковник никак не хотел говорить. Понял, в какие подробности он не хотел даваться, чтобы не придавать и без того жуткой картине еще большей красочности. Понял, почему воспоминание о выполненном приказе исказило его лицо как внезапная расщелина, вдруг возникшая на городской площади. Понял Андрей и то, что под термином «обеспечить безопасность» в городе, который уже несколько месяцев кряду был залит кровью, обозначало любой ценой не дать никому постороннему проникнуть в Укрытие. А «любой ценой» могло значить только одно — каждого, кто нарушал бы порядок трансфера, следовало безжалостно уничтожать.

А что уж творилось возле тех самых дверей, о которых сказал полковник, Андрею было не сложно представить. Он знал, о каких дверях речь, и, конечно же, знал на каких станциях метро они находились — это были двери в заслонах, тогда еще тщательно замаскированых «под стену» с такой дотошной скрупулезностью, что лишь наметанное око начальника станции по пятнам свежей штукатурки могло распознать истинные размеры входа в Укрытие-2. Там из земли, вокруг вестибюлей станций, до сих пор торчат почерневшие кости тех, кто без всякой надежды пытался прорвать оцепление и попасть в спасительное подземное царство. Тех, кого без предупреждения расстреливали, дабы они не препятствовали зажиревшим вип-персонам благополучно добраться к шлюзу…

И полковника Щукина Андрей увидел. Настолько четко, как бывает виден серебреный диск луны тихой безоблачной ночью. Как он, такой еще молодой, а уже командир полка, подтянутый весь, гладко выбритый, с дерзко вскинутым подбородком и острым, как у высматривающего в поле мелких грызунов орла, взглядом, стоит на неком возвышении вроде трибуны, и глядит на беснующуюся на мостовой толпу, взятую в плотное оцепление. Как он поднимает руку и отдает команду перепуганным и растерянным перед лицом беснующейся от ужаса толпы солдатам срезать каждого, кто прорвет окружение. У ступеней уже лежат сотни две остывающих трупов: мужчины, пожилые женщины, дети. Среди них много детей, ведь им гораздо проще проскочить между удерживающими щиты и умело орудующими кийками бойцами и проскользнуть под днищами бронемашин… Но их никто не жалеет. Дети — уже не будущее, не цветы жизни. Будущего нет, и поэтому они — лишь препятствия, которые следовало незамедлительно удалять. А прибывших под сопровождением конвоя «спасшихся», рискуя попасть под камнепад разъяренной «толпы», самоотверженно прикрывали, взяв в плотное кольцо, солдаты элитных подразделений президентского полка…