Ступников Юрьевич - Всё к лучшему

• Название: Всё к лучшему
• Автор: Ступников Юрьевич
• Жанр: Историческая проза

Александр Ступников закончил факультет журналистики Белорусского университета, армейскую службу проходил в Монголии. Работал в молодежных редакциях телевидения в Заполярье (Воркута) и на Украине (Донецк). Выехал из СССР в 1985 году. Редактировал в США журнал "Новый американец», главный редактор первой в Нью-Йорке ежедневной русской радиостанции "WMNB". Почти четыре года работал в штате Русской службы "Би-Би-Си" в Лондоне Эмигрировал в Израиль из Англии. В "первой команде" телеканала НТВ (Россия) был шеф-бюро в Беларуси и Польше, затем – на Ближнем Востоке. Лауреат премии ПЭН-клубов Швеции, России и Беларуси в номинации "за гражданское мужество и профессионализм". На зарубежном вещании НТВ с начала века вел популярные авторские программы "Сегодня в Израиле", "Сегодня и сейчас". Автор документально-публицистических фильмов из Японии, Швеции, Израиля, Латвии, Литвы, Чехии, Молдовы, Германии, Греции, Китая, Камбоджи, Вьетнама, Лаоса, Азербайджана, Албании, Косово, Болгарии. Автор первого после Второй мировой войны документального фильма о еврейских партизанских отрядах Европы (2008) и Беларуси (2009). Специальный приз международного кинофестиваля в Варшаве (2010). Сборники стихов "Пятый угол" (1986) и "Комплекс полноценности" (1999). Единожды женат. Пятеро детей.

---

Но затем я ни разу не слышал ее голоса. Вообще. Они даже друг с другом не разговаривали.

Остальные, собственно, тоже. Слушали, почти привстав, что говорит главный. О жизни, о мире, о Боге, о достоинстве и достоинствах.

В последний день, уже в Сайгоне, хотя он уже давно и называется Хо-Ши-Мином, возвращаясь из плутаний по городу, я вдруг увидел знакомую пару в большом фирменном магазине. Она буквально металась, сгребая на прилавок разную дребедень с пришитыми лейблами. Пачкой.

– Может, хватит, уже столько набрала, – заныл банкир. – Ну не стоит эта курточка-дождевик трехсот долларов…

– Ты не понимаешь, – прорезался наконец ее голос. – Это же Версачи. В Сайгоне все дешевле, – и добавила, глянув на меня, – чем в Италии.

Банкир тормознул взгляд на груде вещей, оцененных почти в четыре тысячи «зеленых».

– Все ты знаешь…

– Бл-дь, – вдруг сказал она, зацепившись ногтем еще за один ценник.

– Блядь, – доверительно наклонился ко мне банкир. И вытащил золотую кредитную карточку.

Я молча показал ему на вывеску массажного салона «Рай», прямо напротив магазина, и подумал: «Везде одно и то же. Только цены разные».

ШВЕЙЦАРСКОЕ ВРЕМЯ

(ТАИЛАНД, 2007)

– Вы непохожи на израильтянина, – шепнула она, заботливая. Я сидел на веранде гест-хауса в туристическом районе Бангкока, посасывал пиво и смотрел на проходящих мимо бездельников. Похожих на меня. Они шли к себе, куда-то, и тоже поглядывали по сторонам. Рассеянно и тускло. Как полумрак уходящего в ночь за развлечениями города. Развлечений было много, буквально на каждом шагу. И все они сводились к двум простым вещам: набраться пива и отлюбить по-быстрому. Как и везде. Только дома – после работы. В нагрузку. А здесь – нагулявшись по цветным улицам обкуренных благовонными палочками расслабленных храмов. Бог – это любовь. Но за деньги.

Я снимал комнату на втором этаже дешевого, как местные женщины, отеля. А у входа скромно, раскинув в разные стороны варикозные от полировки двери, теснился массажный салон, где она и работала, одновременно разнося напитки для постояльцев. Клиентов не было, и ей хотелось поговорить или зацепить залетного туриста на раскрутку. Чтоб не скучал. Секс – лучший выход из безделья. Тем более в Бангкоке, где ничего не делается просто так. Даже поговорить.

– Да я, собственно, приехал из России А почему не похож?

– Светлый. Видно, что из Европы или Америки. И спокойный. Израильтяне смуглые и шумные… – Наверное, ей чаще попадались «марокканцы».- Мне понравилось работать в Израиле, два года, на Красном море. В Эйлате, ну вы знаете…

– Знаю. А что за работа? – я понял, что сморозил глупость.

– В гостинице, – улыбнулась она. – Познакомилась там с местным парнем. Он обещал жениться, потом передумал. Говорит, родители против. Но к ним не водил. А меня выслали. Наверное, он же и сообщил. Хотите, я вас обслужу со скидкой? Вы мне симпатичны.

«Еще бы, – подумал я, – за час, пока я торчу на веранде отеля, ни одного клиента».

– Да, я женат.

– Тем более. Жены массаж не делают…

Она вдруг резко повернулась и буквально бросилась навстречу худощавому парню, европейцу средних лет, выходившему из отеля. Чуть за ним спрыснул таиландский полицейский и сел за соседний столик, один из двух на веранде. У него была красивая кремовая и ладно сидящая форма с шевронами. Вместо татуировок. И еще ремень с фуражкой – зримые атрибуты власти. Полицейский громко чихнул, переставил стул и, вытянув ноги, бессмысленно уставился на улицу. Прямо как в Париже, на каком-нибудь центральном бульваре.Там, в открытых кафе, прижавшихся друг к другу, сплошным потоком вокруг столиков вальяжно сидят люди, повернувшись единодушно лицом к тротуару. Словно в ресторанном шоу перед сценой. Сами по себе. Перед ними, пожиже, но тоже плотно, идут другие. Глазеющие то вперед, то на зрителей в кафе. И только еще дальше, по дороге, в два или три ряда густо шипят третьи, в машинах. В чаду выхлопных газов от нетерпения на всех. Они уже не смотрят ни на что, кроме мешающего впереди чужого багажника. В Бангкоке все проще и менее театрально. Зато искреннее. Азиа-с…

Девушка, с которой мы так и не договорили, подвела парня ко мне. Все равно ему пристроиться больше было негде, кроме ступенек. А как оказалось, надо. Когда некуда идти, всегда лучше присесть. Он приехал из Пхукета только утром и до вечера коротал время, ожидая своего самолета домой, в Швейцарию. По городу или даже по улице ему прогуляться не хотелось, и от нечего делать он был только в салоне, при отеле, где и подружился с шустрой тайкой. И даже приворожил, подстелившись. Парень с удовольствием рассказывал о своем большом доме, где ему одиноко, и о домашнем интернет-бизнесе, где он что-то покупает в одной стране и продает в другую. А теперь вот хочет набирать в Таиланде рубашки – такие, как на нем, и толкать их у себя в Цюрихе.

В Пхукете он снимал приличный номер в отеле, отдыхал, купаясь, но залетел в больницу с отравлением. Местная медицина произвела на него ужасающее впечатление, особенно бегающие ящерицы в палате и комарье. У него, в Швейцарии, это немыслимо. Как и тесные, заполненные людьми больничные палаты. Он так вкусно рассказывал о комарах, что у меня зачесалось колено. Неожиданно глазеющий по сторонам полицейский, почти напротив, напрягся и наклонился, следя за моей рукой под столом. Он явно отслеживал, не передаю ли я что-нибудь этому швейцарцу.

А тот уже вовсю уговаривал свою знакомую обязательно приехать к нему в гости. И она, не отрываясь смотрела на него, вдыхая и, наверное, уже видя себя там, в далекой, но реальной, как он, Швейцарии. В большом доме и на тихих, вылизанных, как член, улочках. В другом мире, подальше от ворчливых родных, хозяина и клиентов. И, похоже, не имело значения, одна или вместе с этим парнем. Она уже и так любила его, болезного. Не земного. Земные живут рядом и норовят сэкономить.

Мне показалось, что, кроме звучного названия Швейцария, у него, на самом деле, ничего нет. А главное, нет себя, наполненного. Только «мы» и «мне». Так часто бывает с пустышками. Они гордятся своей страной вместо того, чтобы их страна хоть в чем-то гордилась ими.

– Будете в районе Цюриха, звоните, – сказал он, когда девушку раздраженно позвал хозяин. И написал на салфетке какой-то телефон.

– Пива попьем. Я бы и здесь попил, но в больнице все деньги украли. Такая вот беда. Может, займете тридцать-пятьдесят долларов или евро? По прилету, из Швейцарии сразу же вам вышлю. Обещаю…

Я положил листок не в карман, а под пустую бутылку на столе, потому как полицейский снова напрягся. И кто знает, что у государственных служащих, при власти, мутится в голове? Наверняка какая-нибудь несъедобная для человека гадость. Парень ждал. Интересно, у меня что, на роже написано «дурак»?

– Нет.

– Совсем нет? – ему, похоже, не верилось.

– Совсем нет.

– Так ты правда пришлешь мне приглашение? – к столику вернулась она. Со своим, девичьим. – Я никогда не жила в Европе, а так хочется. Хозяин ругается, что долго с вами сижу. А все равно работы нет.

– Огляжусь дома и пришлю, – парень облизал ее взглядом от глаз до губ. – Цюрих покажу. Такие, как ты, не забываются.

Я позавидовал его искренности. Уметь надо так самозабвенно верить в лучшее. И дарить его людям.

Полицейский джип неслышно тормознул у входа, и он, прихватив у администраторской стойки сумку, сел в него, не оглядываясь. Сопровождающий в форме, сняв фуражку, нелепо полез вслед. Она радостно и как-то по-детски, одной кистью, торопливо махала в их сторону. Ей спешить было некуда. Только смотреть почту несколько недель да позвонить на всякий случай. В никуда. А ему пора. Самолет ждать не будет. У него свое расписание. В зависимости от часового пояса обязательств и обещаний. Но это у всех.

– Так что, – повернулась она ко мне, вспомнив, – хотите настоящий тайский массаж? Обслужу со скидкой. Вы мне симпатичны…

ЦИВИЛИЗОВАННЫЙ ВОР

(ЛАОС, 2007)

Парень был француз, лет тридцати. Шустрый, даже нервный, но безопасный, с кудряшками.

Я стоял перед хостелем на тротуаре, решая, в какую из трех сторон идти. «Вьентьян, столица Лаоса, – подумал с утра, сонный, -и я его еще не видел, только приехал и сбросил рюкзак в номере». На новом месте, если нет дел, при выходе на улицу всегда возникает легкое замешательство – куда? Слишком сильно сидит в голове другое, мусорное, – зачем? Пока еще вытравишь эту заразу целесообразности суетливой пустоты.

Вот я и стоял, покуривая и решая не спеша. Мимо проходили какие-то западные ребята, напряженные, группой. С рюкзаками за спиной и рюкзачками на груди, прижатыми, как младенцы, чтоб не украли. У них были странные, почти испуганные глаза. И куда с таким настроением лезть в незнакомое место? Видно, тоже только приехали. Потом прошел красавец лет за шестьдесят. Худой, в черных кожаных брюках в обтяжку, в такой же жилетке на голое тело и в кожаной шляпе на глаза. Ковбойский серебряный ремень его отражался бляхой на солнце и оттенял живот, подтянутый до худобы, но в веснушках. Дядька был рыжий и с буденовскими усами. Я до сих пор жалею, что не среагировал сразу, замешкался в восторге и не познакомился с ним. Пропустил человека, уверен.