Владимир Набоков - Ада, или Эротиада

• Название: Ада, или Эротиада
• Автор: Владимир Набоков
• Издательство: АСТ
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-237-03885-9

Роман «Ада, или Эротиада» открывает перед российским читателем новую страницу творчества великого писателя XX века Владимира Набокова, чьи произведения неизменно становились всемирными сенсациями и всемирными шедеврами. Эта книга никого не оставит равнодушным. Она способна вызвать негодование. Ужас. Восторг. Преклонение. Однако очевидно одно — не вызвать у читателя сильного эмоционального отклика и духовного потрясения «Ада, или Эротиада» не может.

---

Ада, то и дело высмеивая его сексуальные шалости, в целом предпочитала закрывать на них глаза, тем самым как бы тонко намекая, что и взамен требует подобной снисходительности к своим маленьким слабостям. Ван отличался большей, чем она, любознательностью, хотя от нее самой добиться ему удалось не больше, чем понять из ее писем. Своим бывшим воздыхателям Ада оставляла все те свойства и недостатки, которые нам уж хорошо известны: неспособность показать себя, убожество и ничтожность, — а себе самой ничего, кроме живого женского сострадания и некоторых доводов из области санитарии и гигиены, уязвлявших Вана даже сильней, чем открытое признание в сокрушительной измене. Ада решила быть выше его и своих чувственных прегрешений: само «чувственных» сделалось у нее почти аналогом «бесчувственных», «бездушных»; потому и не было ему места в невыразимом грядущем, в которое тайно и робко верили оба наших юных героя. Попытавшись следовать той же логике, Ван все же не смог забыть стыд и муку даже в момент наивысшего счастья, какого не познал и в свой самый сладкий миг, предваривший самый горький в прошлой его жизни.

10

Они предприняли столько всяких предосторожностей — совершенно напрасных, так как ничего уже не может изменить конца (написанного и подшитого в общую кипу) этой главы. Только Люсетт да агентство, отсылавшее Вану и Аде корреспонденцию, знали его адрес. У любезной дамы, служащей Демонова банка, Ван доподлинно узнал, что до 30 марта отец в Манхэттене не объявится. Вместе с Адой они никогда не выходили и не возвращались домой, уславливаясь встретиться где-нибудь в библиотеке или торговом центре, откуда и начинали свой дневной маршрут, — и надо же было случиться, что, единственный раз отступив от правил (Ада на пару панических минут задержалась в застрявшем лифте, а Ван беспечно спустился с их совместных облаков по лестнице), оба попали в поле зрения престарелой миссис Эрфор, которая как раз в это время проходила мимо подъезда со своим крохотным золотисто-серым длинношерстным йоркширским терьером. Опознание ею обоих было мгновенным и полным: старушке давным-давно уж были известны оба семейства, и теперь она с интересом узнавала из уст скорее стрекотавшей (нежели щебетавшей) Ады, что как раз когда она (Ада) вернулась с Запада, в городе случайно оказался и Ван; что Марина здорова; что Демон сейчас то ли в Мехико, то ли в Ехмико; что у Ленор Коллин точно такой же прелестный пёсик с точно таким же восхитительным проборчиком на спинке. В тот же день (а именно 3 февраля 1893 г.) Ван сунул очередную взятку уже подкупленному привратнику, чтоб тот на любые расспросы любого посетителя, в особенности вдовы дантиста с собачонкой гусеничного вида, о любом из Винов, отвечал кратко, мол, ничего не ведомо. Единственным персонажем, оставленным без внимания, оказался старый прохвост, обычно изображаемый как в виде скелета, так и ангела.

Ванов папаша, едва посетив один Сантьяго, направился поглазеть на последствия землетрясения в другой, как вдруг получил из Ладорской больницы каблограмму, что Дэн при смерти. Демон тотчас, горя очами, свистя крылами, устремился в Манхэттен. Не так уж много было в его жизни волнующего.

В аэропорту залитого призрачным лунным светом городка на севере Флориды (именуемого нами Тент, а Тобаковскими моряками, его воздвигшими, Палатка), где, по причине неисправности двигателя, предстояло пересесть в другой самолет, Демон позвонил по междугородней и получил подробное заключение о Дэновой смерти от неумеренно обстоятельного д-ра Никулина (внука великого родентолога Куникулинова — никуда нам от травоядных не деться). Жизнь Дэниела Вина представляла собой смешение стандарта и гротеска; однако смерть выявила в нем определенный артистизм, отразив (как мгновенно ощутил кузен, а не лечащий врач) позднюю страсть усопшего к полотнам, а также подделкам, связанным с именем Иеронима Босха.

На следующий день, 5 февраля, примерно в девять утра по манхэттенскому (зимнему) времени, направляясь к адвокату Дэна, Демон узрел — как раз собравшись перейти Алексис-авеню — давнюю, но несущественную знакомую, миссис Эрфор, шедшую по этой стороне улицы навстречу со своим тойтерьером. Демон без колебаний ступил на мостовую и, не имея шляпы для приветствия (шляпу с плащом носить было не принято, вдобавок он только что принял весьма экзотическую пилюлю сильного действия, дабы пережить этот трудный день, учитывая перелет и бессонную ночь), довольствовался взмахом сложенного зонта, пришедшегося весьма кстати; полоснуло яркое радостное воспоминание об одной из девчонок, пользовавшей ее покойного муженька, и Демон, удаляясь от миссис R-4, благополучно пересек улицу перед лениво цокавшей копытами, тянущей тележку зеленщика кобылой. Но как раз на случай такого поворота дел Судьба уготовила иной путь развития. Проносясь (или, учитывая воздействие таблетки, проплывая) мимо «Монако», где нередко обедал, Демон внезапно подумал, что, возможно, сын («контактировать» с которым никак не удавалось) по-прежнему обитает в пентхаусе этого красивого здания с серенькой Кордулой де Прэ. Демон ни разу там не был. Или был? Советовался с Ваном по какому-то делу? Сидели на залитой солнцем террасе? Туманил мозги алкоголь? (Был, это точно, и Кордула не такая уж серая, да ее тогда и не оказалось.)

С незатейливой и, соответственно выражаясь, незамутненной мыслью, что в конце-то концов другого неба у нас нет (белое, в многоцветье мельчайших пляшущих в глазах искорках), Демон рванулся в вестибюль и успел вскочить в лифт вслед за рыжим официантом, везущим на сервировочном столике завтрак для двух персон и с «Манхэттен Таймс» среди сияющих, едва заметно поцарапанных серебряных полусфер. Демон машинально поинтересовался, по-прежнему ли его сын здесь живет, выкладывая поверх куполов образчик металла подороже.

— Si![426] — осклабился рыжий дебил, — всю зиму живет тут со своей дамочкой.

— Тогда нам по пути, — заметил Демон, вдыхая со сладостным предвкушением аромат монакского кофе, усиленный наплывами тропической травки в порывах витающего в мозгу ветерка.

В это достопамятное утро Ван, заказав принести завтрак, выбрался из ванны, запахнулся в махровый халат цвета спелой клубники, как вдруг ему послышался голос Валерио из соседней гостиной. Туда он и прошлепал, мурлыча под нос что-то неопределенное, в предвкушении нового, полного неизбывным счастьем дня (который сгладит еще один мучительно острый краешек, выправит еще один свежий выверт в прошлое, так что все теперь воссияет по-иному).

Демон, весь в черном обличье, в черных гетрах, в черном кашне, монокль на черном, шире обычного, шнурке, сидел за столиком, с чашкой кофе в одной руке и аккуратно вывернутой финансовыми новостями наружу «Таймc» в другой.

Еле заметно вздрогнув, он несколько судорожно поставил на столик чашку, приметив общность колорита с памятным фрагментом в ярком нижнем левом углу картины, воспроизведенной щедро иллюстрированным каталогом его быстродействующей памяти.

Ван брякнул первое, что пришло на ум: «я не один» (je ne suis pas seul), однако Демон был так поглощен принесенным с собой скорбным известием, что и внимания не обратил на идиота, который вместо того чтобы выйти в другую комнату и через минуту вернуться (заперев за собой дверь — наглухо замкнув годы и годы потерянной жизни), продолжал столбом стоять рядом с сидящим в кресле отцом.

По словам Бес (что по-русски — враг рода человеческого), пышнотелой, но местами малоприятной сиделки Дэна, которую он, предпочтя остальным, взял в Ардис, поскольку той удавалось орально выжать пару последних капель «плей-зироу»[427] (по выражению старой шлюхи) из его немощной плоти, некоторое время Дэн сетовал, еще и до внезапного отъезда Ады, что дьявол, с виду помесь лягушки с крысой, норовит оседлать его, чтобы въехать на нем в вечную обитель мук. Доктору Никулину Дэн описывал своего ездока в виде черного существа с белым брюшком, с черным щитком сверху, сияющим, как панцирь навозного жука, и с ножом в воздетой передней конечности. Однажды утром в конце января, в сильный мороз, Дэну каким-то образом удалось лабиринтами подвала, через кладовку, сбежать из дома и скрыться в бурых зарослях Ардиса; он был гол, не считая красного банного полотенца, попонкой прикрывавшего его чресла, и, несмотря на трудности пути, полз на четвереньках, осев, точно боевой конь под тяжестью невидимого седока, забираясь все глубже и глубже в дебри. С другой стороны, дернись Ван как-то предупредить ее и распахни он эту прочную, защитную дверь — Ада вполне могла встретить его появление, широко открыв на свой манер рот, какой-нибудь непростительной нежностью.

— Настоятельно прошу Вас, сэр, — сказал Ван, — спуститься вниз, я найду вас в баре, как только приведу себя в порядок. Мне здесь не совсем удобно.