Донна Леон - Высокая вода

• Название: Высокая вода
• Автор: Донна Леон
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-94145-389-2

Два головореза проникают в богатую венецианскую квартиру Бретт Линч, американской специалистки по китайским древностям, и зверски избивают хозяйку. Если бы не случайное вмешательство подруги, Бретт вряд ли осталась бы жива. Начальство комиссара Брунетти склоняется к версии неудавшегося ограбления, однако сыщик ее отвергает: он обращает внимание на то, что нападавшие почему-то требовали от своей жертвы, чтобы она отменила назначенную на ближайшие дни встречу с директором музея Дворца дожей, Dottore Семенцато. Вскоре Брунетти убеждается, что и впрямь имеет дело с серьезным преступлением: поблизости происходит убийство…

---

Она вручила ему две папки с приколотым сверху письмом.

— Это надо подписать, Dottore.

— Ла Капра? — спросил он.

— Да. Это ваша объяснительная записка по поводу того, почему вы с сержантом Вьянелло пошли тогда в палаццо.

— Ах да, — пробормотал он, быстро читая двухстраничный документ, написанный в ответ на жалобу адвокатов Ла Капры, что вторжение Брунетти в его дом двумя месяцами ранее было незаконным.

В этом адресованном в прокуратуру письме Брунетти объяснял, что в процессе расследования все более убеждался, что Ла Капра сыграл некую роль в убийстве Семенцато, и как свидетельство приводил тот факт, что отпечатки пальцев Сальваторе Ла Капры были найдены в конторе Семенцато. Исходя из этого и подстегиваемый тем, что исчезла Dottoressa Линч, он и пошел в палаццо Ла Капра с сержантом Вьянелло и синьорой Петрелли. По прибытии они обнаружили дверь во внутренний дворик открытой (о чем упоминается в показаниях как сержанта Вьянелло, так и синьоры Петрелли) и вошли, когда услышали что-то похожее на женские крики.

В отчете было полное описание дальнейших событий (опять же подтвержденное показаниями сержанта Вьянелло и синьоры Петрелли). Он предлагал это объяснение прокурору, чтобы успокоить его — их проникновение в частное владение синьора Ла Капры произошло в рамках закона, ведь не подлежит сомнению, что право и, более того, обязанность даже частного гражданина откликнуться на призыв о помощи, особенно если для этого не нужно ничего нарушать. Далее шли изъявления всяческого почтения. Брунетти взял перо, которое ему протянула синьорина Элеттра, и подписал письмо.

— Спасибо, синьорина. Что-нибудь еще?

— Да, Dottore. Синьора Петрелли позвонила и подтвердила вашу встречу.

Еще одно доказательство весны. Больше учтивости.

— Спасибо, синьорина, — сказал он, забирая папки и возвращая ей письмо.

Она улыбнулась и ушла.

Первая папка была из офиса Каррары в Риме и содержала полный список предметов из коллекции Ла Капры, которые смогли идентифицировать полицейские из отдела хищений художественных ценностей. Перечень мест, откуда они были взяты, читался как туристический или полицейский путеводитель по ограбленным святилищам древнего мира: Геркуланум, Вольтерра, Пестум, Коринф. Восток и Ближний Восток тоже были представлены: Сиань, Ангкор-Ват, Кувейтский музей. Некоторые экспонаты приобретались легально, но таких было меньшинство. Несколько предметов оказались копиями. Прекрасными, но все же копиями. Документы, изъятые у Ла Капры, доказывали, что многие из нелегальных предметов были приобретены у Мурино, в чьих магазинах, в Венеции и в Местре, спецы по хищениям художественных ценностей провели полную инвентаризацию. Мурино божился, что понятия не имел о незаконно приобретенных предметах, и стоял на том, что они, должно быть, проходили через руки его покойного партнера, Dottore Семенцато. И если бы он не был схвачен при получении четырех ящиков алебастровых пепельниц, сделанных в Гонконге, и упакованных вместе с ними четырех статуй, ему можно было бы поверить. Но уж раз так вышло, Мурино арестовали, и на его адвоката легла обязанность предъявлять счета и декларации, которые могли бы перевалить вину на Семенцато.

Отбывший в Палермо для похорон своего сына Ла Капра, казалось, потерял весь интерес к своей коллекции. Он игнорировал все приказы о предоставлении дальнейших документов, которые могли бы доказать приобретение либо право собственности. Посему полиция конфисковала все, что, по ее данным, было похищенно, и продолжала искать корни тех немногих предметов, которые еще не были идентифицированы. Брунетти с удовольствием отметил, что Каррара проследил за тем, чтобы вещи, взятые с китайской выставки во Дворце дожей, не попали в опись предметов, найденных в доме Ла Капры. Только три человека — Брунетти, Флавия и Бретт — знали, где они.

Во второй папке лежала куча бумаг по обвинению Ла Капры, его покойного сына и людей, арестованных вместе с ним. Оба человека, избивших Бретт Линч, были той ночью в палаццо, и их арестовали вместе с Ла Капрой и еще одним типом. Первые двое подтвердили избиение, но заявили, что ходили туда, собираясь ограбить ее квартиру. Они настаивали, что ничего не знают про убийство Dottore Семенцато.

Ла Капра, со своей стороны, утверждал, что понятия не имел о том, что эти двое, которых он опознал как своего шофера и телохранителя, собирались ограбить квартиру Бретт Линч, женщины, к которой он испытывает глубочайшее профессиональное уважение. Сначала он также заявлял, что не имел никаких дел с Dottore Семенцато. Но когда поступила информация из тех мест, где они встречались с Семенцато, когда разные дельцы и антиквары подписали заявления, доказывающие, что эти двое участвовали во множестве совместных предприятий, история Ла Капры ушла в песок, как уходит с отливом или при перемене ветра высокая вода. И под влиянием нового ветра Ла Капра вдруг стал припоминать, что, возможно, в прошлом приобретал несколько предметов с помощью Dottore Семенцато.

Ему было приказано вернуться в Венецию, не то его привезут под конвоем, но он устроился в частную клинику под наблюдение врачей лечиться от «нервного расстройства на почве личного горя». Там он и пребывал, легально неприкосновенный, в стране, где лишь узы между родителем и ребенком святы.

Брунетти отпихнул от себя папки и уставился на пустую поверхность стола, представляя, какие силы уже вступили в эту игру. Ла Капра был человеком не без влияния. И теперь его сын, молодой человек бешеного темперамента, мертв. Разве те два головореза через день после того, как поговорили со своим адвокатом, не припомнили, как однажды Сальваторе сказал, что Dottore Семенцато неуважительно обошелся с его отцом? Вроде статуя, которую он купил для своего папы, оказалась подделкой — что-то в этом роде. И, кстати, кажется, они припоминают, что слышали, как он говорил, что заставит Dottore пожалеть о том, что рекомендовал поддельные произведения искусства его отцу или ему — для отца.

Брунетти не сомневался, что со временем головорезы будут вспоминать все больше и больше, и все будет указывать на беднягу Сальваторе, коим двигало не что иное, как превратно понимаемая защита чести своего отца и собственной чести. И они, возможно, припомнят много случаев, когда синьор Ла Капра пытался внушить сыну, что Dottore Семенцато честный человек, что он всегда действует добросовестно, когда рекомендует произведения, которые потом продает его партнер Мурино. Возможно, судьи, если до этого дойдет, выслушают историю о горячем желании Сальваторе не доставлять отцу ничего, кроме удовольствия, поскольку он был такой преданный сын. И Сальваторе, не слишком искушенный мальчик, но хороший, добросердечный, пытался добыть эти подарки для возлюбленного отца единственным путем, который смог измыслить, попросив совета у Dottore Семенцато. И от понимания этой его преданности отцу, его сильного желания угодить ему, лишь шаг до того, чтобы вообразить его ярость, когда он обнаружил, что Dottore Семенцато попытался извлечь выгоду как из его незнания, так и его щедрости, продав ему копию вместо оригинала. И отсюда уже совсем близко до заключения, что несправедливо умножать скорбь отца, не только потерявшего единственного любимого сына, но еще до глубины души пораженного тем, сколь далеко этот сын мог зайти в своих попытках доставить папе удовольствие и защитить фамильную честь. Да, это пройдет, и связь Ла Капры с Семенцато станет из свидетельства его вины своей противоположностью, обоснованием доброго доверия, лежавшего в основе отношений двух людей, веры, разрушенной нечестностью Семенцато и несдержанностью Сальваторе, увы, теперь неподвластных земному суду. Брунетти не сомневался, что суд возложит всю вину в убийстве Семенцато на Сальваторе. Он в принципе мог его убить; никто этого уже не узнает. Это сделали либо он, либо Ла Капра, и оба заплатили за это по-своему. Будь Брунетти более сентиментальным, он рассудил бы, что Ла Капра поплатился больше, но он таковым не был, а посему решил, что за смерть Семенцато все-таки больше заплатил Сальваторе.

Брунетти встал из-за стола, отодвинув папки, которые привели его к этому заключению. Он видел Ла Капру с мертвым сыном, поднимал его из грязной воды и помогал рыдающему в голос отцу тащить тело его единственного чада к подножию трех низких ступеней. А там потребовались усилия и его, и Вьянелло, и двух других полицейских, чтобы разлучить их, чтобы оторвать пальцы Ла Капры от бескровной дыры на шее парня, которую он зачем-то пытался зажимать.

Брунетти никогда не верил, что можно заплатить жизнью за жизнь, так что он опять отбросил мысль о том, что Ла Капра заплатил за смерть Семенцато. Всякая скорбь интимна, у каждого своя собственная утрата. Но он понял, что трудно питать личную злобу к человеку, которого видел бьющимся в руках полицейского, пытавшегося заслонить от него тело сына, когда того несли на носилках, накрытого с головой промокшим плащом Вьянелло.