Донна Леон - Честь семьи Лоренцони

• Название: Честь семьи Лоренцони
• Автор: Донна Леон
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2008
• ISBN: ISBN 978–5–389–00012–4

На севере Италии, в заросшем сорняками поле, находят изуродованный труп. Расследование, как водится, поручают комиссару венецианской полиции Гвидо Брунетти. Обнаруженное рядом с трупом кольцо позволяет опознать убитого — это недавно похищенный отпрыск древнего аристократического рода. Чтобы разобраться в том, что послужило причиной смерти молодого наследника огромного состояния, Брунетти должен разузнать все о его семье и занятиях. Открывающаяся картина повергает бывалого комиссара в шок.

---

Паола спросила, что, по его мнению, будет с графом, и когда он начал говорить, время от времени брала у него из рук кружку и прихлебывала горячий напиток. Брунетти рассказывал об ухищрениях его адвокатов, которых теперь было уже целых трое, об их хитроумных уловках и о своем смутном предчувствии, чем может закончиться это дело. Он был не в силах скрыть (а тем более от жены) своего негодования и даже омерзения по поводу того, что два жестоких убийства, скорее всего, останутся безнаказанными, и графу будет предъявлено обвинение только в контрабанде, поскольку теперь он утверждал, что похищение Роберто спланировал и организовал… Маурицио.

Свою лепту, безусловно, внесли и продажные газетчики, немедленно призванные на помощь. И передовицы всех газет, не говоря уже о многочисленных редакционных комментариях, разом запестрели жалостливыми историями о несчастной судьбе благородного рыцаря, по воле рока жестоко обманутого коварным племянником, которого он вскормил и воспитал как собственного сына. Поистине несчастная судьба! Добрый человек, пожалев сироту, пригрел на своей груди змею, которая потом, спустя годы, нанесла ему смертельную рану, вонзив свои ядовитые зубы прямо в сердце. Капля камень точит; мало-помалу они добились того, что от них требовалось. Само определение «контрабанда» как-то забылось, будучи заменено на невразумительное «перемещение через границу запрещенных к ввозу товаров». И в результате те смертоносные голубые шарики, разрушительной силы которых было бы вполне достаточно, чтобы стереть с лица земли целый город, превратились в нечто из списка «запрещенных к ввозу товаров», вроде иранской икры или статуэток нэцкэ. Поле, где нашли останки Роберто, было проверено счетчиком Гейгера, но никакого радиоактивного излучения обнаружено не было.

Все бухгалтерские книги, отчеты и другие документы, принадлежащие Лоренцони, были изъяты, и бригада полицейских, экспертов-экономистов, бухгалтеров и программистов принялась за работу и корпела над ними не один день, пытаясь понять, куда же все-таки исчез тот злополучный кейс с радиоактивными материалами. Граф продолжал утверждать, что понятия не имеет ни о покупателе, ни о его координатах. Но все было тщетно: груз как сквозь землю провалился. Единственный подозрительный груз, который им удалось отследить, был контейнер с десятью тысячами одноразовых шприцев, отгруженный из Венеции и доставленный в Стамбул пароходом за две недели до исчезновения Роберто. Они связались с представителями турецкой полиции, но те заявили, что компания перевозчика в Стамбуле располагает всеми необходимыми документами, в которых указано, что контейнер был погружен на грузовик и отправлен в Тегеран, где его след благополучно обрывался.

— Он, он во всем виноват, — настаивал Брунетти с той же пылкостью, как и три дня назад, когда он доставил графа в квестуру. Тот даже тогда умудрился разыграть из своего ареста целый спектакль, потребовав, чтобы за ним прислали полицейский катер. Никогда еще Лоренцони никуда не ходили пешком, даже в тюрьму, с гордостью заявил этот благородный человек. Когда Брунетти отказался выполнить его приказ, граф вызвал водное такси, и таким вот манером он вместе с арестовавшим его полицейским спустя час прибыл в отделение полиции. Там их уже поджидали представители прессы; просто уму непостижимо, кто уже успел подсуетиться и позвонить стервятникам.

С самого начала все дело было представлено так, чтобы возбудить жалость к несчастному графу, сделав из него пострадавшего, жертву рокового стечения обстоятельств. Все было пропитано слащавой сентиментальностью, которая всегда так раздражала Брунетти в его согражданах. Откуда ни возьмись появились фотографии, рассчитанные на то, чтобы вызвать потоки сочувственных слез: Роберто на праздновании своего восемнадцатилетия, в обнимку с дорогим папочкой; старинное фото прелестной юной графини, вальсирующей в объятиях любимого мужа, оба блистательны, молоды, богаты; даже бедный Маурицио и тот мелькнул в одной из газет — камера запечатлела его шагающим вдоль набережной Рива-дельи-Скьявони позади своего кузена Роберто.

Два дня спустя после ареста графа в квестуре появились Фразетти и Маскарини, в сопровождении двух адвокатов его сиятельства. Да, подтвердили они, их нанял Маурицио, он сам все спланировал и объяснил им, что надо делать. Да-да, не сомневайтесь, Роберто умер естественной смертью; а этот злодей Маурицио приказал прострелить голову своему мертвому брату, чтобы скрыть истинную причину смерти. И оба настаивали на том, чтобы им провели полное медицинское обследование, чтобы выяснить, не ухудшилось ли их драгоценное здоровье за то время, которое они провели с получившим смертельную дозу радиации Роберто. Результаты анализов оказались отрицательными.

— Он это сделал, — упрямо повторял Брунетти, отбирая у Паолы кружку и допивая остатки чая. Он хотел было поставить ее на прикроватную тумбочку, но Паола забрала у него все еще хранившую приятное тепло пустую кружку и задумчиво сжала ее ладонями.

— И его посадят, не сомневайся, — заверила она Брунетти.

— Меня это не волнует, — отмахнулся он.

— Тогда что же тебя волнует?

Брунетти опустился пониже на подушках и поддернул одеяло повыше к подбородку.

— А ты не будешь смеяться? — Паола покачала головой. — Меня волнует… несправедливость.

— Неужели это теперь так важно?

Он выпростал одну руку из-под одеяла, забрал у нее кружку и поставил ее на тумбочку; затем сжал ее руки между ладонями.

— Да. По крайней мере для меня.

— Но почему? — спросила она, подозревая, что ответ ей уже заранее известен.

— Потому что я ненавижу таких, как он, этот граф, не привыкших отвечать за свои поступки. Он из тех, кто шагает по жизни легко и свободно. И никогда не платит по счетам.

— А ты думаешь, смерти его сына и племянника было не достаточно, чтобы оплатить счета?

— Паола, подумай только, что ты говоришь. Он нанял двух мошенников, чтобы убить мальчишку; сначала похитить, а потом убить. И хладнокровно пристрелил собственного племянника.

— Ты не можешь знать этого наверняка, — возразила она.

Брунетти покачал головой.

— Я просто не могу этого доказать и боюсь, что никогда не смогу. Но для меня это ясно как день. — Поскольку Паола никак не отреагировала на эти слова, их разговор на некоторое время прервался, и его последние слова повисли в воздухе.

Наконец Брунетти сказал:

— Мальчишка и так был обречен. Но подумать только, что ему пришлось пережить, — ты можешь себе представить? Сначала эта болезнь, потом заточение, а самое страшное — полная неопределенность, когда не знаешь, что с тобой сделают… Этого я ему никогда не прощу.

— Но ты ведь сам знаешь, это не тебе решать — прощать или не прощать, Гвидо, — мягко сказала Паола.

Брунетти улыбнулся и покачал головой:

— Знаю, не мне. Но ты ведь понимаешь, что я хотел сказать. — Когда она промолчала в ответ, он настойчиво повторил: — Правда, Паола?

Она утвердительно кивнула и крепко сжала его руку.

— Да. — Немного помолчала, а затем решительно добавила: — Да.

— А ты бы как себя повела? — неожиданно спросил он.

Паола отпустила его руку и откинула со лба прядь темных волос.

— Что ты имеешь в виду? Окажись я на месте судьи? Или на месте матери Роберто? Или на твоем месте?

Он снова улыбнулся:

— Ты хочешь сказать, чтобы я оставил все как есть, так? Я тебя правильно понял?

Она поднялась с постели и наклонилась, чтобы подобрать разбросанные по полу газеты; затем аккуратно сложила их и повернулась в сторону Брунетти.

— Мне тут недавно вспомнились слова из Библии… — начала она.

Брунетти вытаращил глаза; Паола всегда была настолько убежденной атеисткой, каких Брунетти за всю жизнь не встречал.

— Там, где говорится «око за око, зуб за зуб», — сказала она. Брунетти кивнул, и она продолжала: — Раньше мне это всегда казалось самой большой глупостью, которую мог изречь Господь Бог. Что это, по сути дела? Призыв к мести? Жажда крови? — Она прижала кипу сложенных газет к груди и отвела взгляд, собираясь с мыслями; потом снова посмотрела на Брунетти: — Но потом вдруг я поняла, что Его слова совсем не о том.

— Я тебя не понимаю, — признался Брунетти.

— Что на самом деле Его слова ограничивают нас в наших поползновениях; понимаешь, о чем я? Что, если ты, к примеру, лишился глаза, это значит, ты можешь требовать только глаз; а если ты потерял зуб, то можешь требовать только зуб, а не руку или, скажем… — она немного помедлила, — новое сердце. — Затем она снова улыбнулась, наклонилась и поцеловала его в щеку. Газеты негодующе хрустнули.

Выпрямившись, Паола произнесла самым обыденным тоном:

— Эти я сохраню. У нас есть в доме бечевка?

— Кажется, была где-то на кухне.