Михаил Васильев - Остров

• Название: Остров
• Автор: Михаил Васильев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009

В центре внимания человек, который, благодаря невероятному стечению обстоятельств, получил в собственность остров в Тихом океане. Здесь герой и вместе с ним такие же изгои, как и он, обрели внезапную и полную свободу. Впервые они смогли жить так, как им хочется, хотя со стороны такая жизнь может показаться нелепой и смешной. Оказалось, что в мире есть могущественнейшие силы, которые не могут смириться с «бесхозностью» людей и островов. Но у людей «дна» неожиданно обнаружилась гордость. Горстке островитян приходится отстаивать свое право на одиночество.

---

Он очнулся от холода. Оказывается, вода может остыть еще сильнее. Преувеличенный невероятный холод. Проникающий внутрь, к самому сердцу. Отчетливо ощущались внутри скрюченные печень, легкие и еще что-то, названия чему он не знал.

"Значит, живой еще," — равнодушно удивился он. Густая черная вода двигалась прямо перед лицом. Остров с маяком исчез. Ближе стал какой-то другой- темный, поднимающийся из воды, камень. На едва светлеющем еще горизонте- белое пятно, корабль-призрак.

"Парус? Опять бред?"

Ноги свело. Они древесными корнями повисли где-то там, в глубине. Мамонт попытался грести, но сразу убедился в ничтожности своих сил. Похоже, что его несло течением вокруг этого острова.

…Масса тумана двигалась чуть выше воды. В получившемся промежутке еще торчала голова Мамонта. Совсем рядом заревела корабельная сирена. Голова дернулась, открыла глаза. Туман. Странная полуреальная форма материи.

Из тумана постепенно проявлялось судно. Оно беззвучно двигалось в его сторону. Не было слышно двигателя, только вода шуршала у необычного тупого форштевня.

Мамонт сумел заметить, что корабль лишен всех подробностей. Не было труб, мачт, даже, кажется, ограждений вдоль бортов- все похоже на грубый муляж. Вместо верхней палубы — большая округлая, скошенная назад, рубка. То ли гигантский катер, то ли, пустившийся в плаванье, дебаркадер.

Странный корабль дрейфовал прямо на него. В неестественном беззвучии прошел совсем близко: Мамонт мог бы дотронуться до белого, грубо окрашенного, будто измятого, борта. И вот исчез- остался только туман.

Он заворочал головой. Увидел в этом тумане прореху, окно. Окно медленно двигалось. Вот показалось что-то темное, он забарахтался, попытался грести туда. Оказывается, он еще мог шевелиться, остались какие-то силы. Наконец-то вернулись законы логики. По всем законам должно было наступить спасение.

Туман все уходил в сторону, появилась черная скала, — так близко, а только что появившийся шум сразу стал гулом прибоя. Стало ощущаться течение, вода все быстрее и быстрее неслась к берегу. Откуда-то взялось нетерпеливое облегчение. Спасение стало естественным. Закономерным. Наконец, ноги коснулись дна, внезапного, неожиданно близкого. Море сильно, с раздражением, толкало в спину, будто выгоняло на берег.

Мамонт стоял на коленях, разинув от слабости рот, набитый ледяными зубами, бормотал что-то матерное. Дряблый круг сполз с него, солнце согрело спину, пронзив острым наслаждением окоченевшее тело, останавливая бешеную дрожь, колотящий его, истерический озноб. Еще одна волна догнала, ударила в спину. Он на четвереньках, опираясь на несгибающиеся кулаки, выбрался на берег, на осклизшие камни.

"Остановка "Какой-то остров". Неужели живой?" — Холод оставался внутри- будто кусок льда.

Это была покатая гора. Оплавленный черный камень стек сверху и застыл, будто там, вверху, растаяла гигантская черная свеча. Откуда-то опять раздался вой корабельной сирены. Солнце грело все сильнее. В море, немыслимо далеко, на горизонте, темнела крупинка покинутого острова. Мамонт слабо удивился тому, какое огромное пространство преодолел. Почему-то постепенно уходило облегчение — ,оказывается, он осознал, что этот голый черный остров и есть заграница, это здесь он надеялся, наконец-то, жить спокойно и богато. Но никакой жизни не было видно вообще, только водоросли трепыхались в воде, между камнями. С мукой он понял, что нужно куда-то идти.

Пологий берег, по нему брел Мамонт, закончился, из воды поднимались скалы. Пришлось лезть вверх, цепляясь за рыхлый камень.

"Эх ты, Сизиф!" — Будто в ответ, комично забурчало в голове. Шум моря внизу становился все более злобным, осмысленным. Оно будто злилось, что не может достать его, Мамонта. А он почувствовал, что, наконец, заболел. Пот катился по лицу. Тело словно попеременно обливали горячей и холодной водой.

"А это еще что?" — Чем больше он приближался к вершине, тем заметнее становилось, поднимающееся изнутри, ощущение, — что-то замешанное на протесте. Или просто тошнота?

Непонятное ощущение стало просто страхом. Он уже знал, что увидит на том склоне. Все тот же голый камень и воду до самого горизонта. И это пространство уже не преодолеть.

Тупик, примитивный глупый конец.

"Конец фильма! Как неожиданно закончилась эта бестолковая путаная жизнь. Значит здесь и засохну. Лучше чем замерзнуть? Сам выбирал."

Еще шаг, будто вспыхнуло короткое замыкание в мозгу. На секунду он ослеп и вот увидел все снова: до самого горизонта тянулась вода, а у берега, вдруг, на якоре- белый корабль, теперь вполне реальный. Овальный китообразный корпус, все то же необычное судно. Странное, но настоящее.

"Значит бывает и такое. Теперь- вниз!"

Опять волной накатил жар. Здесь, наверху, порывами дул тугой морской ветер, сек лицо черной пылью… Ноги дрожали и подкашивались, содрогался скрученный желудок…

Уже не хватало сил думать, он двигался автоматически, уставившись под ноги, на покрытый птичьими кляксами камень. Хотелось лечь на бок и покатиться по гладкому склону, но это почему-то было невозможно. Белый корабль оказался очень большим и становился все больше и больше. Камень, наконец, кончился, с размаху он сел на песок.

"Ну все, теперь хватит!"

Под закрытыми веками плыли цветные круги, в голове шумело, и все это длилось неизвестно сколько времени. Потом, кажется, где-то залаяла собака. Можно было больше не двигаться, и это было блаженством. Оказалось, это приятно- так умереть. Что-то кружило и кружило его, потом какая-то сила подхватила и понесла вверх. Он попытался поднять голову и открыть глаза. Вокруг почему-то увидел какие-то сиреневые круглые коридоры, похожие на рыбьи кишки. Он попытался удержать голову, но шея стала тонкой, и голова валилась набок.

"Я пьяный? Почему?.. Когда это я пил?"

Попытался что-то вспомнить, понять, но мысли таяли и исчезали, не закончившись. Стало тепло и мягко, неведомая сила стала качать его, словно убаюкивая.

Арбузная корка перед глазами похожа на беззубую челюсть. Похожий на стрелку, рыбий скелет. На табличке с напрочь выцветшим текстом осталось одно самое крупное слово "Запрещено", написанное толстой кистью, выпуклые розовые буквы. Уже часов десять только это слово. Подымающееся море прибивает к его ногам мусор, объедки, всякую дрянь. Он оказался на помойке. Над ним- обрыв. Там, наверху, — погранзастава, слышны голоса… Мучаясь от слишком медленного движения времени, он опять неестественно внимательно изучает свои голые бледные ноги в зеленоватых венах, и опять — табличку, уже равнодушно глядит на наполняющуюся водой лодку, стараясь не думать о том, что это для него значит. Давит изнутри желание каким-то образом исчезнуть отсюда. Почему-то никак не наступает вечер. На вечер он перенес надежду на чудесное спасение.

Уплыть? Как?

Сегодня пришлось встать рано. Потом на прохудившейся лодке он прибился к этому острову. И с этого времени уже ничего не менялось, только один раз над обрывом появился солдат с заплаканным лицом, в грязной белой куртке и с ведром помоев, но не обратил внимания на оцепеневшего Мамонта.

Вода, приподнимая слой гнилого мусора, уже захлестывала ноги- начинался прилив. Лодка, наполнившаяся водой, не двигалась с места. Он нашарил на ее дне, последовательно: грелку с какао и водкой, нож на веревке, детский спасательный круг, исполненный в виде какого-то зеленого зверька, кажется, жабы. Там было еще что-то, что именно он вспомнить не мог, но больше искать не стал: предмета, который придал бы осмысленность каким-то его действиям, теперь точно не было.

Вода все выше окатывала, прижавшегося к обрыву, Мамонта. Сбрасывая ненужную уже одежду, он выбрался на ровное место, поспешно стал надувать резиновую жабу. Понял, с отчаянием, что опять решился куда-то бежать.

— Куда?

— На край земного диска теперь. Теперь на Ойкумену только… — ответил кому-то Мамонт.

Это "Куда?" произнес очкастый мужик в брезентовом плаще.

"Стоп! Но ведь мужик в очках уже был. Все это уже было. А будет еще плавание на жабе? Ну да, и черный остров. Это что, еще раз? — он вспомнил, что это называется воспоминанием, постепенно понял, что это такое. — А последнее- это тот черный остров. Голый. Тогда где я сейчас?"

"Почки… Опять почки…"- Сначала он ощутил боль. Боль долго и медленно всплывала изнутри. Вот поднялась наверх. Опять затявкала собака. Мамонт попытался повернуться набок- всю поясницу перепоясало болью.

Оказалось, что он лежит на плоской овальной кушетке. Сиреневые стены с закругленными углами, сиреневый потолок… Диваны, табуретки-пуфики, все что можно, оббиты каким-то шинельным сукном сиреневого цвета. Мир этот почему-то плавно качался, будто бред еще не иссяк до конца. В окно, нет, в иллюминатор, плескало серой пеной. Постепенно все это окончательно стало маленькой почти круглой каюткой.