Автор неизвестен - Песни южных славян

• Название: Песни южных славян
• Автор: Автор неизвестен
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 1976

Южными славянами называют народы, населяющие Балканский полуостров, — болгар, македонцев, сербов, хорватов, словенцев. Духовный мир южнославянских народов, их представления о жизни и смерти, о мире. в котором они живут, обычаи, различные исторические события нашли отражение в народном творчестве. Южнославянская народная поэзия богата и разнообразна в жанровом отношении. Наряду с песнями, балладами, легендами, существующими в фольклоре других славянских народов, она включает и оригинальные, самобытные образцы устного творчества.

В сборник вошли:

Мифологические песни.

Юнацкие песни.

Гайдуцкие песни.

Баллады.

Перевод Н.Заболоцкого, Д.Самойлова, Б.Слуцкого, П.Эрастова, А.Пушкина, А.Ахматовой, В.Потаповой и др.

Вступительная статья, составление и примечания Ю.Смирнова

---

Королевич Марко пашет[228]

Сел вино пить Королевич Марко
С Евросимой — матерью своею,
И когда они напились вдоволь,
Евросима молвила юнаку:
«О сынок мой, Королевич Марко!
Ты набеги прекрати лихие,
Зло добра вовеки не приносит,
И твои кровавые рубашки
Мне стирать, старухе, надоело.
Лучше б, Марко, ты ходил за плугом
Да пахал бы горы и долины,
Сеял бы кормилицу-пшеницу,
Вот и были б мы с тобою сыты!»
Марко мать послушался родную,
Взял волов и выехал на пашню,
Но ни гор он, ни долин не пашет,
Пашет он султанские дороги.
Едут мимо турки-янычары
И везут на трех возах богатство.
Закричали янычары Марку:
«Эй ты, Марко, не паши дорогу!»
«Эй вы, турки, не топчите пашню!»
«Эй ты, Марко, не паши дорогу!»
«Эй вы, турки, не топчите пашню!»
Надоело это Марку слушать,
Плуг с волами поднял Королевич,
Перебил турецких янычаров,
Три воза отнял у них с богатством
И отнес их матери-старухе:
«Для тебя я выпахал сегодня».

Марко Королевич освобождает три вереницы пленников[229]

Марко с матушкою вечеряет,
Грудь она пред сыном обнажила,
Стала заклинать она юнака:[230]
«Ой, сынок мой, Королевич Марко!
Заклинаю этим белым млеком,
Заклинаю этой белой грудью,
Что дитятью ты сосал три года:
Твой отец, когда ходил он в церковь,
Не носил юнацкого оружья,
Кровь не проливал он в воскресенье».
Встал на зорьке Марко Королевич,
Рано-рано, на самом рассвете,
Рано встал и закричал супруге:
«Встань, жена, молодая Еленка,
Встань, жена, и принеси водицы,
Встань, жена, и принеси одежду,
Чисто я лицо свое омою,
Чистую надену я одежду
И отправлюсь к заутрене в церковь,
В храм к заутрене и литургии,
Там приму пречистое причастье».
Поднялась его жена Еленка,
Поднялась, юнака вопрошает:
«Ой, супруг мой, Королевич Марко,
Как добра коня я справлю Шарца?
Приторочить ли к нему оружье?»
«Нет, жена, оружья мне не надо.
Когда с матушкой мы вечеряли,
Заклинала она меня грудью,
Как поеду к заутрене в церковь,
Чтоб туда я ехал без оружья!»
И Еленка воду приносила,
Выносила белую одежду.
Приоделся Королевич Марко.
А сама Еленка молодая
Ему Шарца-коня заседлала
И складную саблю положила,
Ее сложишь — и можно упрятать
В небольшую шелковую сумку.
Положила коню под попону,
Под попону в шелковую сумку,
Дважды, трижды в стойло возвращалась
И коню наказывала Шарцу:
«Ай ты, добрый конь юнака Шарец!
Как беду какую-то почуешь,
Марку ты скажи про эту саблю.
Если никакой беды не будет,
Ты и промолчи про эту саблю,
Чтоб не рассерчал он, как вернетесь».
Вышел Марко, Марко Королевич,
Вывела ему жена Еленка
Шарпа, доброго коня юнака.
Подвела его к большому камню;
Сунул ногу он в правое стремя,
А пока совал другую ногу в стремя,
Конь уж миновал широко поле
И поехал через лес зеленый.
Поглядел Королевич Марко,
А в лесу том вся листва повяла.[231]
И тогда промолвил Марко лесу:
«Лес мой, лес, зачем листва повяла,
Иль тебя пожег морозный иней,
Иль тебя посекла секира,
Иль тебя пожар опожарил?»
Лес на это отвечает Марку:
«Ой же ты, Королевич Марко,
Ведь меня не иней заморозил,
Ведь меня не посекла секира,
И меня пожар не опожарил, —
Пленников прошло три вереницы,
Гнали их три черных арапа,
Цепь одна — всё молодые парни,
Что помолвились, а не венчались,
Цепь другая — юные девицы,
Что помолвились, а не венчались,
Третья цепь — всё красные молодки,
А с молодками — малые чада.
Я от жалости большой повянул».
И погнал тут Королевич Марко,
Погнал Шарца в темное ущелье,
И догнал он пленников в ущелье,
И догнал он их, и обогнал их.
Закричала пленная молодка:
«Ой же братец,[232] Королевич Марко,
Или не узнал меня ты, братец?
Я молилась и денно и нощно,
Чтоб ты встретился нам на дороге,
Чтоб догнал нас и мимо проехал!»
Тут остановился Королевич,
Подождал три вереницы пленных,
И спросил он пленную молодку:
«Ты откуда, пленная молодка,
Знаешь, что я Марко Королевич?»
Отвечает пленная молодка:
«Как же это, Марко Королевич,
Как же ты узнать меня не можешь,
Как же это мимо проезжаешь,
Знаешь ли меня или не знаешь?
Помнишь ли, когда мятеж был первый,
То пошли воевать болгары,
И пошел на войну ты, Марко,
Получил там семьдесят ранений,
Семьдесят пулевых ранений,
Восемьдесят ран от острых сабель,
А твой конь был весь исполосован.
Моя матушка была знахаркой,
И тебе она лечила раны,
Перевязывала трижды на день
И развязывала на день трижды.
Я еще тогда была девчонка,
И тебе повязки я стирала».
И промолвил Марко Королевич:
«Ты ли это, Янинка-молодка?»
«Это я, Королевич Марко,
Это я, мой названый братец».
Закричал тут Королевич Марко:
«Слышите ли, три арапа черных,
Я вам дам по две сотни алтынов,
Отпустите пленную молодку».
Отвечают три арапа черных:
«Прочь ступай, свихнувшийся болгарин,
И тебе одно звено найдется,
И тебя средь пленников поставим,
С ними ты в полон пошагаешь,
Как баран-вожак пред стадом ярок».
И сказал им Королевич Марко:
«Слышите ли, три арапа черных,
Я вам дам по три сотни алтынов —
Отпустите пленную молодку».
А ему сказали три арапа:
«Проезжай, свихнувшийся болгарин,
Иль не избежать тебе полону!»
Рассердился Королевич Марко,
Разгорелось юнацкое сердце,
И сперва приотстал он немного,
Начал он с коня нагибаться,
Начал камни собирать и скалы
И метать их в черных трех арапов.
И тогда ему промолвил Шарец:
«Ой, хозяин, Королевич Марко,
Ведь твоя любимая супруга
Положила саблю нам складную,
Положила саблю под попону,
Под попону в шелковую сумку.
Ты возьми-ка саблю, Королевич,
И себя и меня не мучай,
А ударь на трех арапов черных».
И полез он в шелковую сумку,
И достал он складную саблю,
И разбил он три большие цепи,
Дал он пленникам по три алтына,
Дал им деньги с таким наказом:
«Вы ступайте-ка на новый рынок,
Да купите вы себе обувки,
Чтобы всем вам не ходить босыми,
И купите вы себе одежду,
И купите хлебца покушать:
Велик день у нас завтра, праздник».
И поехал Королевич Марко,
И поехал к заутрене Марко,
И в Дечан-монастырь[233] он приехал.
А стоял там старый игумен,
Он смотрел в открытое оконце:
Неужели король не приедет?
Тот и едет к окончанью службы.
Увидал его старый игумен,
Видит — Марко по двору ходит,
Ходит Марко, и коня он водит,
Только в церковь Марко не заходит.
Выходил тут старый игумен,
Спрашивал у Марка, у юнака:
«Ай же ты, пречестный Королевич,
Отчего на нас ты рассердился,
Что во храм святой войти не хочешь?»
И ответил Королевич Марко:
«Не серчаю я, старый игумен,
Вовсе я на вас не рассердился,
Только кровь я пролил в воскресенье,
Порубил я трех арапов черных,
Пленников освободил сегодня.
Дал я каждому по три алтына,
Чтоб они купили, что им надо,
Оттого и не вошел я в церковь,
Не могу я принять причастья.
Я не пролил бы сегодня крови,
Да моя любимая супруга
Положила саблю мне складную,
Ей пришлось мне зарубить арапов,
В храм войти я не имею права».
И сказал ему старый игумен:
«Ой ты, Марко, Королевич Марко,
Ты получишь целых три причастья,[234]
Первое тебе, а матушке второе,
Третье же твоей супруге, Марко,
Что складную саблю положила».
Вот тогда и причастился Марко.

Горожане. Миниатюра из рукописи 'Закон о рудниках деспота Лазаревича' (XVI в.). Сербия.

Королевич Марко, Груя и Филипп Мадьярин[235]

Как затеял пир Филипп Мадьярин,
Чтоб просватать деву Соколину,
Семь десятков королей позвал он,
Восемьдесят пригласил он банов,[236]
Пригласил на трапезу по чести,
Не был зван лишь Королевич Марко:
Коль приедет Королевич Марко,
Он приедет с Груей, малым сыном.
Марко пьет вино неутомимо,
Ну, а Груя много пьет ракии,
От ракии он заводит ссоры,
Как придут они на двор к Филиппу,
Как приедут, вмиг затеют ссору,
Королевский пир они расстроят.
Есть у Марка милая сестрица,
Молодая Лева-самодива,
Прилетела Лева в дом Филиппа,
Услыхала: восемьдесят банов,
Семь десятков королей с Филиппом
Пьют, едят и только молят бога,
Чтоб про то не ведал буйный Марко.
Записала Лева-самодива
Сладкие слова гостей в застолье,
Отослала Марку эти речи.
Белое письмо слетело к Марку
Да легло на правое колено,
Ужинает Марко и читает.
Увидал то Груя, подивился,
Мягко Марку говорит дитятя:
«Что же ты, мил батюшка, читаешь
Белое письмо, а стынет ужин?
Что же в нем написано такое?»
Марко тихо Груе отвечает:
«Ой же, Груя, милое дитятя,
Коль спросил, скажу тебе по правде:
Ведь устроил пир Филипп Мадьярин,
Чтоб просватать деву Соколину,
Семь десятков королей позвал он,
Восемьдесят пригласил он банов,
Не позвал лишь нас с тобою, сыне,
Оттого что мы с тобой охальны,
Только явимся на пир веселый,
Вмиг расстроим царское застолье,
Посрамим Мадьярина Филиппа.
Как о том прослышала сестрица,
Написала белое письмо мне».
Груя тихо батюшке промолвил:
«Что ж, давай незваными поедем!»
И седлать коней они вскочили.
Шарка верного седлает Марко,
Груя же выводит Газибара.
Сели в седла добрых два юнака,
И промолвил Королевич Марко:
«Ой же, Груя, малое дитятя,
Что ж не взял фонарь ты золоченый?
Мы б его на трапезу Филиппу
Привезли, чтоб днем сиял и ночью!»
Повернул коня тут малый Груя,
Чтобы взять светильник золоченый,
Но опять ему промолвил Марко:
«Груя, лучше ты не возвращайся,
Коль вернешься, нам пути не будет».
Ровными дорогами помчались
И подъехали к двору Филиппа,
А самшит-ворота на запоре.
Тут пришпорил Груя Газибара,
Птицей взмыл с конем по-над стеною,
Отворил Филипповы ворота,
Чтобы въехал Королевич Марко.
Гости, видя это, подивились,
Но никто из них не потеснился,
Не пошевельнулся дать им место.
Марка с Груей встретил сам Мадьярин:
«Марко-побратим, будь добрым гостем!»
И хотел вести коней в конюшню,
Но промолвил Королевич мягко:
«Ой же, побратим Филипп Мадьярин,
Ты не тронь коней моих горячих,
Эти кони сами разомнутся,
А скажи, где у тебя светильник,
Чтоб горел на трапезе веселой,
Чтобы тешил семь десятков славных
Королей да восемьдесят банов?»
Не смутился тем Филипп Мадьярин,
И пошел он в новые покои,
Нарядил он деву Соколину,
Разубрал ее во чисто злато.
На ее девичьи белы пальцы
Перстни он надел перевитые,
А в перстнях горели самоцветы,
Дал ей чашу серебра литого
И к гостям во двор невесту вывел,
Чтоб служила королям и банам,
Подносила им вино по чину.
Марко за столом уселся с краю,
Обнял Грую, малого дитятю,
Посадил на правое колено.
Принял Марко чашу Соколины,
Красное вино до донца выпил,
Чашу девушке вернул обратно.
Тут черед и Груе был бы выпить,
Поднесла и Груе Соколина,
Поднесла наполненную чашу,
Но не принял Груя этой чаши,
А схватил он девушку за ручку,
Стиснул белые девичьи пальцы,
Разломал на белых пальцах перстни,
Наземь покатились самоцветы.
Груя их — хватать, в карманы прятать
И увидел то Филипп Мадьярин:
«Ой вы, гости, восемьдесят банов,
Видите ль, с чего ведется ссора?»
Посмотрели восемьдесят банов,
Семь десятков королей взглянули,
Отвечают восемьдесят банов:
«Ой же, славный Королевич Марко,
Разве тот юнак, кто деву мучит,
Кто за правую хватает руку
Да ломает на белых пальцах перстни?
Ну-ка, Груя, коли впрямь юнак ты,
Коль юнак да из юнаков первый,
Три реки переплыви великих,
Одолей и Саву и Мораву,
Одолей Дунай наш тихий, белый,
Поезжай-ка в Кара-Влашску землю,
В царский сад валашский поезжай-ка,
Там увидишь древо кефарично,[237]
Древо светит, словно месяц ясный,
Листья светят, словно ясны звезды,
Золотых три яблока — повыше,
Светят яблоки, что солнце в небе.
Ты сорви три яблока с вершины,
Привези в Филиппово застолье,
Для закуски яблоки разрежем,
Будем есть и запивать ракией,
Ты ж получишь деву Соколину».
Как услышал Груя эти речи,
Отпустил он деву Соколину,
Отпустил и на ноги вскочил он,
Стал седлать поспешно Газибара.
Увидал то Королевич Марко,
Тихо сыну милому промолвил:
«Ой же, Груя, малое дитятя,
Ты бы здесь оставил Газибара,
Больно норовист он, необъезжен,
Да и ты лишь кой-чему обучен, —
Как вам с ним осилить можно реки?
А возьми-ка ты отцова Шарка,
Он-то знает, где на реках броды,
Лишь вчера он прискакал оттуда».
Груя милого отца послушал,
Газибара на дворе оставил,
Шарка оседлал себе в дорогу.
Мигом на коня вскочил дитятя
И по ровным поскакал дорогам,
Три реки великих переплыл он
Да поехал в землю Кара-Влашску,
В царские сады на Шарке въехал.
Там увидел древо кефарично.
Жалко Груе яблоки срывати,
Он поближе к дереву подъехал,
Ухватил его за середину,
Раскачал и вырвал вместе с корнем,
Вскинул на плечо, как будто палку.
А ведь было древо самодивским,
Выскочили из корней древесных,
Выскочили аж три лами-сучки,
Первая из них сказала Груе:
«Ой же, Груя, малое дитятя,
Ты оставь нам древо кефарично,
Дам казну несчетную за древо».
Тихо Груя чудищу промолвил:
«Я и сам такой казной владею,
Древо кефарично — подороже».
А вторая ламя так сказала:
«Ты оставь нам древо кефарично,
Дам тебе бесценных я каменьев».
Тихо Груя чудищу промолвил:
«Ой же ты, вторая ламя-сучка,
У меня каменьев тех — без счету,
Древо кефарично — подороже».
Третья ламя так тогда сказала:
«Ты помедли, малое дитятя,
Дам тебе я деву Соколину».
Был же малый Груя неразумен,
Больно девой завладеть спешил он,
Доброго коня остановил он,
Догнала его тут ламя-сучка,
Проглотила Шарка ламя-сучка.
Конь промолвил Груе по-албански:[238]
«Ой же, Груя, Груя неразумный,
Что глядишь, зачем дивишься чуду?
Посрамили мы с тобою Марка!
Сунь-ка руку в седельную сумку,
Отыщи зубчатые в ней шпоры,
На юнацкие надень их ноги
Да разрежь меня по частым ребрам,
Кожу накромсай мою на лапти,
Чтоб пронять меня до белых легких,
Чтоб заныло ретивое сердце,
Чтоб я вспомнил годы молодые,
Выскочил из пасти лами-сучки.
С доброго коня ты спрыгни, Груя,
Размахнися палицей тяжелой
Да прибей всех трех проклятых чудищ,
К конскому хвосту их привяжи ты!»
Груя верного коня послушал,
Сунул руку в седельную сумку,
Отыскал зубчатые в ней шпоры,
Привязал к ногам своим юнацким,
Резал он коня по частым ребрам,
Накромсал полосочек на лапти,
Больно стало ретивому сердцу,
Вспомнил Шарко годы молодые,
Выскочил-таки из ламьей пасти!
Ухнул Груя палицей тяжелой
Да прибил всех трех проклятых чудищ,
К конскому хвосту их привязал он,
Древо вскинул на крутые плечи,
Переплыл он три реки великих,
А как въехал в ровную долину,
Только пыль взметнулась на дорогах!
Семь десятков королей пируют,
Пьют, едят и восемьдесят банов,
Пьют, над Марком, как один, смеются:
«Разве веришь, Королевич Марко,
Разве веришь, что приедет Груя,
Золотых три яблока положит,
Чтобы взять вам деву Соколину?
Самодивское ведь это древо,
Там в корнях сидят три лами-сучки,
Съели сучки малого дитятю».
Марко Королевич так ответил:
«Ешьте, пейте, короли и баны,
Пейте, ешьте, короли и баны,
Груя, точно, малое дитятя,
Но оно — от Маркового корня,
Груя обязательно вернется,
Золотых три яблока вам бросит,
Увезем мы деву Соколину».
Не успел ту речь закончить Марко,
Груя малый ко двору подъехал.
Говорит тогда Филипп Мадьярин:
«Ты скажи-ка малому дитяти,
Пусть во двор не тащит клятых сучек;
На сносях сидят тут королевы,
Как бы им не выкинуть детишек».[239]
Марко сделал, как сказал Мадьярин,
Встретил Грую, малого дитятю,
И промолвил Королевич Марко:
«Ой же, Груя, малое дитятя,
Ты оставь-ка этих ламей-сучек,
Привяжи снаружи их к воротам,
Да внеси-ка древо кефарично,
Посреди двора его посадишь».
Семь десятков королей взглянули,
Поглядели восемьдесят банов,
Удивились, на ноги схватились,
Добрые слова возговорили:
«Знали мы про древо кефарично,
Ведали, да только не видали,
Дожили — и увидали древо,
Достается дева Соколина,
Достается малому дитяти,
Пусть ее он любит на здоровье!»
Тихо Груя тут промолвил слово:
«Ой же ты, Филипп Мадьярин славный,
Пусть взрастает древо кефарично,
Пусть растет до будущего года.
Если бог пошлет, родит мне дева,
Спородит мне дева Соколина,
Спородит мне доброго сыночка.
Мы тогда приедем к деду в гости,
К древу дивному привяжем люльку,
Покачаем нашего сыночка,
Сядем мы в тени под этим древом,
Сядем мы с Мадьярином Филиппом,
И подаст нам дева Соколина,
И подаст вина нам и ракии».

Королевич Марко и Филипп Мадьярин[240]