Федор Ильин - Долина Новой жизни

• Название: Долина Новой жизни
• Автор: Федор Ильин
• Издательство: «Гянджлик»
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1967

…В некоей труднодоступной долине, в горах, находится никому неведомое государство, основатели которого, братья Куинслеи, задались целью перестроить мир путем перевоссоздания человека, освобождения его от пороков, заложенных, якобы, в человеческой природе – именно в них видят они источник всех социальных зол. Однако перестройка мира мыслится ими, в особенности их преемником Максом Куинслеем, как акт насильственный, предполагающий уничтожение старых цивилизаций.

---

Я вполне согласился с этими соображениями, а про себя решил, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы не только не входить с Куинслеем в какие-либо деловые отношения, но даже, по возможности, с ним не встречаться, настолько он мне был противен. Может быть, это было какое-то предчувствие. Во всяком случае, я могу сказать теперь, что был бы счастлив, если бы никогда более с ним не встретился.

На следующий день я чувствовал себя настолько плохо, что остался в постели и позвал своего постоянного врача. Он нашел мое положение несколько ухудшившимся и укорял меня за возвращение в Париж. Из разговора с ним я лишний раз убедился, что мне надо скорее заканчивать свои дела. Доктор даже не настаивал на моем возвращении в санаторий. Он приказал мне оставаться в кровати. Однако едва он ушел, я с трудом оделся и вышел в кабинет. Прислуга доложила мне о приходе какого-то посетителя. Я приказал просить. К моему удивлению и досаде, на пороге показалась знакомая фигура. Куинслей! Решительными шагами он подошел к моему столу и сел на предложенное место. Сейчас же, без всякого предисловия, он заговорил о моем изобретении.

– Я знаю, – сказал он, пристально смотря на меня через свои очки, – все ваши обстоятельства. Лучшее, что вы можете сделать, это выгодно продать мне ваше изобретение. Сумма в двести тысяч франков, я полагаю, вас вполне устроит; но этого мало, я готов сделать еще другое предложение. Состояние вашего здоровья мне известно, не буду от вас скрывать; оно таково, что при современном состоянии медицины на улучшение нельзя рассчитывать. Однако я могу оказать вам существенную помощь. Каким образом, об этом будет речь впереди, но вы должны верить мне: улучшение вполне возможно, от вас требуется только желание повиноваться мне и пойти на известные условия. Даром ничего не делается.

Он кончил и продолжал сидеть, не сводя своих глаз с моих. Я невольно опустил взгляд под его пристальным взором и ничего не отвечал. Во мне боролись два чувства: антипатия к этому человеку и тайное любопытство, которое он возбудил во мне своими странными речами.

Он как будто угадал мои мысли и опять так же сухо и деловито сказал:

– У вас нет выбора: смерть или жизнь. С личными чувствами, которые я вам внушаю, не надо считаться. Выбор прост. Мое предложение дает вам спасение. Условия, может быть, трудные, но что поделаешь! Во всяком случае, вам обеспечивается долгая жизнь, здоровье и полное благосостояние. Ваши близкие будут также хорошо устроены.

Я молчал, хотя мне очень хотелось попросить этого шантажиста или сумасшедшего оставить меня в покое и убраться из моего кабинета. Чем иным, как не грубым шантажом, я мог объяснить его слова?

Он, по-видимому, опять прочел мои мысли.

– Вы мне не верите, и это вполне понятно. Ну что ж, времени остается еще достаточно. Сведения о вашем здоровье я имею точные как из санатория, где вы были, так и от здешних врачей. Непосредственной опасности нет, можно подождать. всё равно вы придете ко мне. Если вы хотите известить меня, адрес для писем – poste restante, Макс Куинслей. Я убеждаю вас хорошенько подумать; чем скорее решитесь, тем лучше.

И с этими словами этот странный человек покинул меня. Целую неделю я пытался устроить свое дело с изобретением, и, к глубочайшему своему разочарованию, убедился, что это не так просто; повсеместно сталкивался я или с равнодушием, или с недоверием, или с желанием надуть меня, заплатив мне какую-то грошовую сумму. Разговор шел не о сотне тысяч франков, а о каких-то несчастных десятках. Я потерял надежду, и мысль о Куинслее, не скрою, часто приходила мне в голову.

Однажды я встретил его опять. Это было на вечере у японского посланника. Была масса публики, танцы только что окончились. Нарядная толпа хлынула из зала к прохладительным напиткам, чтобы освежиться после танцев. Я оказался в одной из маленьких гостиных. Там на уютном диванчике сидел Куинслей рядом с прекрасной брюнеткой в шелковом золотистом платье, которое удивительно выделялось на фоне гобеленов. Должен сознаться, красота ее произвела на меня сильное впечатление, и хотя я уже давно был далек от увлечений женщинами, тем не менее не скоро мог забыть впечатление, произведенное на меня этой красавицей. Я постарался проскользнуть мимо, чтобы не раскланиваться с неприятным мне чужестранцем, но он сейчас же меня заметил: это я видел по брошенному им на меня взору. Через минуту я встретился с Камескассом. Оказывается, он уже раньше меня видел Куинслея.

– Скажите, пожалуйста, – спросил я, – что это с ним за дама?

– Вы не знаете? – удивился Камескасс. – Ведь это же жена или, вернее, вдова известного физиохимика Гаро.

– Гаро? – переспросил я. – Того Гаро, который в свое время нашумел атомной теорией? Да, но почему вы называете ее… вдовой?

– Да потому, что ее муж уже десять лет как находится в безвестной отлучке. Может быть, она и не вдова, – я этого не утверждаю, – но, во всяком случае, она соломенная вдова и, кажется, она начинает развлекаться. Я вижу Куинслея постоянно с ней; похоже, он имеет успех.

– Удивляюсь ее вкусу, – сказал я.

– Почему? – воскликнул Камескасс. – Наоборот, таких господ дамы всегда любят. Он окружен какой-то таинственностью, он богат, не жалеет денег и, наконец, его фигура и лицо не лишены величественности и даже, скажу, красоты.

Не знаю, почему, – не могу до сих пор себе этого уяснить, – я не рассказал своему другу ни о своем последнем свидании с Куинслеем, ни о его предложении.

Скоро я потерял в толпе Камескасса и, когда повернул к выходу, чтобы отправиться домой, так как чувствовал себя очень усталым, опять увидел Куинслея. Казалось, он нарочно остановился у двери. Он преградил мне дорогу и стоял передо мной, высокий и молчаливый, в своем безукоризненном фраке. Я тоже молчал. Не здороваясь, он немного нагнулся ко мне и сказал, отчеканивая слова:

– Вы придете и мы заключим условие, – выбора нет. Я преследую взаимную пользу. Вы придете, – повторил он так, как будто гипнотизировал меня, и с этими словами исчез.

Дальше случилось то, чего следовало ожидать. Мне стало хуже, я не мог выезжать из дома. Все дела остановились. Моя мысль всё настойчивее и настойчивее возвращалась к предложению Куинслея.

Наконец, я не выдержал и отправил ему письмо с предложением продать ему изобретение за ту сумму, которую он назначил. На другой день я получил ответ. Он был краток: «Или все, или ничего. Вы должны уступить мне не только ваше изобретение, но и все будущие, – а их будет много, это я знаю. Поэтому вы должны доверить мне вашу жизнь. Условия будут сообщены после вашего согласия. Они вполне приемлемы. Двести тысяч франков тогда же будут переведены в банк на ваше имя. М. Куинслей».

Почерк его письма был так же странен, как он сам. Это был оригинальный, прямой, очень твердый и крупный почерк. Буквы, казалось, не соединялись друг с другом, а стояли одна около другой, как будто напечатанные пишущей машинкой.

Я скомкал письмо и с проклятием бросил его в огонь. Последняя надежда рушилась. Я хотел продать свое изобретение, но вовсе не желал связываться с этим человеком и, конечно, не верил его бредням.

Врач, посетивший меня, настойчиво требовал немедленно отправить меня в санаторий. В моей болезни произошло неожиданное осложнение. Положение ухудшилось. Потребовался новый консилиум.

В тот день вечером душевное мое состояние было отчаянное. Я свыкся с неминуемым исходом, но я не думал, что развязка может наступить так быстро. В ответ на мою просьбу, не скрывая, сказать, как долго еще остается до рокового конца, мне был вынесен приговор: «Положение ваше надо признать опасным, но всё же не безнадежным. Иногда природа делает чудеса – не надо терять самообладания. Хорошее состояние духа – первое условие для излечения. Итак, мужайтесь».

Если расшифровать сказанное, выходило, что дни мои сочтены. Человек с таким приговором не может быть спокойным, почему вполне понятно, как скверно себя я чувствовал. А тут еще полное одиночество и отчаяние вследствие невозможности хоть каким-нибудь способом сносно устроить свои дела. Мысль о самоубийстве явилась мне впервые в тот вечер. Вдруг прислуга подала мне письмо, написанное уже известным мне странным почерком. Куинслей писал:

«Ваше положение ухудшилось, вы должны немедленно решиться, иначе будет поздно. Еще раз повторяю, что у вас нет выбора. Все, что я вам говорил, не бред и не ложь. Вы получите исцеление и прекрасную жизнь, правда, с известными ограничениями. Подробности могут быть сообщены только устно. Письмо должно быть уничтожено. Завтра ожидаю вас в пять часов на углу Boulevard des Italiens и Avenue de L'Opera. Закрытый мотор № 2753. Захватите с собой все дела, все заметки. Все, что необходимо для длительного путешествия, должно быть сложено; об остальном не заботьтесь. Времени мало, и дальнейшая отсрочка невозможна. До завтра».

Моросил мелкий дождик. Уличные огни тускло светились в тумане. Редкие прохожие, подняв воротники, нахлобучив пониже шляпу, прикрываясь зонтиками, бежали по тротуару.