Владимир Ильин - Сеть для игрушек

• Название: Сеть для игрушек
• Автор: Владимир Ильин
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-251-00504-0

Интервиль, задуманный и построенный как идеальный город будущего, захлестывает волна преступности. Гибнут сотни людей. И что самое странное, их убийцами оказываются не маньяки и насильники, а обыкновенные законопослушные граждане, под влиянием мощного психотропного воздействия превратившиеся в марионеток каких-то темных, враждебных сил. Рик Любарский, специалист по аномальным явлениям, потрясенный внезапной смертью своего друга, начинает расследование,которое полностью меняет его жизнь и приводит к сенсационным открытиям.

---

Все это Куров выпалил одним духом, не давая мне вставить ни слова в его тираду.

Я сглотнул горькую слюну. Пот лил с меня градом. Ситуация неожиданно переменилась совсем не в мою пользу, и из добродушного давнего знакомого и соседа по дому мой собеседник вдруг каким-то образом превратился в сурового следователя, который, несомненно, подозревает допрашиваемого в совершении умышленного убийства. Как бы мне не попытались пришить это мокрое дело, как говорят в фильмах в таких случаях преступники со стажем.

Не впадай в истерику, тут же одернул себя я. Ты же знаешь, что ты не полосовал Слана ножом…

– Что ж, на ваши вопросы имею показать следующее, – объявил я с легкой издевкой. – Первое: я не мог сказать Люции правду, потому что, с одной стороны, полагал причиной ухода Слана из семьи размолвку с женой, а, с другой – он, то есть покойный, настоятельно просил меня никому не говорить о том, что он живет у меня. А объявления о розыске моего друга я не видел и не слышал по причине отсутствия стойкого интереса к средствам массовой информации. Второе: в период проживания Этенко на принадлежащей мне квартире я навещал лишь один раз, в прошлый вторник. Ключ от входной двери у меня имеется, но я им не пользовался. Третье: никакими данными о роде занятий Этенко на моей квартире не располагаю и понятия не имею, чем он здесь занимался… Могу лишь предположить, что он сочинял стихи, это точно!

– Что-о-о? – с изумлением протянул Куров. – Что вы сказали?

Я пожал плечами.

– По-вашему, стихи пишут только избранные личности, да? Между прочим, Слан еще в университете баловался виршами!

Я с вызовом посмотрел на Курова, но тот сидел, положив ногу на ногу и покачивая носком пыльного ботинка. По-моему, он был доволен результатами допроса – подозрения, которые сначала смутно витали в его мозгу, наконец-то оформились до конца, теперь оставалось только достать наручники и со словами: «Вы арестованы по подозрению в убийстве первой степени» – надеть их на мои белы рученьки. И Куров действительно протянул руку к своему портфелю – видимо, наручники у него хранились именно там, но почему-то передумал и, наклонившись к столу, быстрым движением выключил аудиокомп.

– Я-ясно, – протянул он. – Ладно, Рик. Для начала хватит. Ты не думай, никто тебя ни в чем подозревать не собирается. Просто такой порядок… Значит, ничего странного во всей этой истории ты не видишь?

Я опять сглотнул комок в горле.

… Рассказать ему, как Слан принял меня, когда я решил проведать его и заявился с бутылкой хорошего рейнского в половине десятого вечера? Или как он нес всякую чепуху, смысла которой я так до конца и не мог уловить, хотя понимал каждое слово в отдельности? Или как он вдруг оборвал себя на полуслове и чисто по-женски с подозрением осведомился: «А что это ты на меня так уставился?», а я растерялся: «Как – так?», а он уже перешел на шепот: «Ты чего, Рик?», и у меня почему-то мороз пошел по коже, и от этого я разозлился и сердито выразился в том смысле, что добровольное затворничество еще никого до добра не доводило, вот до психоза да до белой горячки оно доводит, но тут он, казалось, взял себя в руки и стал что-то объяснять, но я его по-прежнему не понимал, а в конце он выдал нелепую фразу: «Ты запомни, Рик, не приходил ты ко мне сегодня, не приходил! Понял?», и только тогда я понял, что Слан до смерти напуган чем-то, но мысленно махнул рукой и не стал вникать, а рассказал подвернувшийся в голову анекдот про одного типа, который вечно всего боялся, а Слан с пафосом прочел кое-что из своих последних творений, и в промежутках между его поэтическими завываниями мы благополучно прикончили рейнское, и ушел я уже поздно ночью…

Все это в мгновение ока промелькнуло у меня в голове, но, разумеется, ничего рассказывать Гену Курову я не стал – и так у него складывалось явно превратное впечатление об этом деле и о степени моего участия в нем.

Голова у меня шла кругом, исходил я липким, противным потом, и хотелось мне сейчас одного: чтобы мне разрешили как можно быстрее уйти из этой, испачканной кровью и оттого словно ставшей мне чужой, комнаты.

Однако, Куров не собирался пока отпускать меня. Он сказал, что я должен осмотреть квартиру и указать, какие вещи принадлежали убитому.

Начали мы с комнаты. И прежде всего – с письменного стола.

– Компьютер твой ? – спросил Куров.

– Мой, – несколько отупело подтвердил я.

– Включи-ка, – попросил Куров.

Я включил «пентиум», натужно попискивающий дохлой системой охлаждения. Через несколько секунд на экране возник

– Проверьте, нет ли здесь информации, которую мог ввести в компьютер ваш приятель, – попросил Куров, и по его официальному тону я догадался, что он опять использует аудиокомп.

Я полистал перечень директорий и файлов. «Не моего» там, как ни странно, ничего не оказалось. Зато, хотя и не вовремя, я обнаружил файл со статистическими данными по аномальным явлениям в Интервиле за последние десять лет, который был мне позарез нужен для очередной статьи в «Невероятном и непознанном».

Я так и сказал Курову, но он все равно добросовестно перекачал в свой комп-нот содержимое жесткого диска «пентиума».

Потом мы стали рыться в ящиках стола. Рылся я, Куров лишь наблюдал, сунув руки в карманы, покачиваясь с пятки на носок и время от времени непонятно хмыкая себе под нос. В столе царил, как всегда, страшный кавардак. Так, в кипе моих бумаг обнаружился тупой топорик-молоток для отбивания мяса, в россыпи кнопок лежали чистые, но дырявые носки, а между книгами по черной магии сушилась аккуратная стопка кленовых листьев.

В платяном шкафу нашлись детский пневматический пистолет без единого патрончика и початая бутылка виски.

В баре лежала потертая цифровая фотокамера без единого снимка (но Куров скопировал и ее диск), а за диваном я отыскал чудовищную трость с серебряным набалдашником образца начала двадцатого века.

Мысленно я терялся в догадках, зачем Слану мог понадобиться весь этот хлам и каким образом весь этот странный набор вещей мог оказаться здесь, если, по словам Курова, мой приятель не покидал квартиры? Значило ли это, что он все-таки принимал каких-то гостей, которые страдали хронической рассеянностью?..

Потом мы перешли на кухню, где, в свете версии о том, что Слан кого-то жутко боялся, должен был прятаться где-нибудь под мойкой или в холодильнике хотя бы компакт-пулемет, но, к моему удивлению, ничего особенного там не обнаружилось, кроме залежи банок с консервами в грязной огромной сумке на полу и больших запасов снеди в холодильнике, который был не очень-то избалован таким вниманием к себе в мою бытность в этой квартире.

Только под ванной я обнаружил нечто такое, что могло заинтересовать следствие. Это была старомодная записная книжка в черной клеенчатой обложке. В таких творческие личности обычно записывают пришедшие в голову мысли, наброски произведений. Очевидно, та же самая мысль пришла в голову и Курову, потому что он спросил:

– А что, твой приятель увлекался сочинительством ?

– Я же вам говорил, Ген Вениаминович, – сказал я. – Он ведь по образованию был филолог… И вообще, чем он только не увлекался! Он даже в съемках рекламных роликов одно время участвовал… Помните такой забавный сюжетец, где мужчина умывается из биде?

Он не помнил. Он протянул руку к записной книжке, но я сделал вид, будто не замечаю этого жеста. Перелистал несколько страниц. На одной было написано таким срывающимся торопливым почерком, словно Слан писал на ходу на улице:

Не поймут меня те, кто трескает

Щи, уставясь тупо в экран!

Жизнь, как суп, не люблю я пресную –

И солю ее кровью ран!

А еще на одной странице было выведено – на этот раз уже не торопясь, красивыми заглавными буквами: «Я ГОВОРЮ, ЧТОБЫ НИКТО НЕ ДОГАДАЛСЯ, ЧТО МНЕ НЕЧЕГО СКАЗАТЬ».

Больше в книжке, насколько я успел заметить, ничего не было, но многие страницы были вырваны с корнем.

Куров, наконец, взял книжку у меня из рук.

– Все я-ясно, – протянул он, быстро перелистав ее. – Это называется: «Поэтом можешь ты не быть»… – И добавил долгожданное: – Ладно, можешь идти, Рик. Извини, но квартиру твою мы на время следствия опечатаем, так что придется тебе еще немного пожить у родителей.

Я хотел у него что-то спросить, но так и не смог вспомнить, что именно. Поэтому просто кивнул и пошел на выход.

Уже спустившись по лестнице и выйдя на залитую солнцем улицу, я вспомнил, что же я хотел спросить у заместителя начальника полиции Интервиля Гена Курова. Труп Слана был, что называется, еще тепленьким, и кровь не успела ни застыть, ни засохнуть, несмотря на жару. Каким образом полиции удалось так быстро узнать о смерти моего приятеля, если он вел отшельнический образ жизни?

И еще. Я сознательно соврал Курову насчет того, что ни одна душа, кроме меня, не знала о проживании Слана в моей квартире. Был один человек, которому мне угораздило открыться, но я никак не мог поверить в то, что этот человек был способен хладнокровно и умело нанести моему другу семь ударов ножом.