Кайрин Дэлки - Война самураев

• Название: Война самураев
• Автор: Кайрин Дэлки
• Издательство: ООО «Изд-во АСТ»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-050750-4, 978-5-403-00038-3

Земля Ямато стала полем битвы между кланами Тайра и Минамото, оттеснившими от управления страной семейство Фудзивара.

Когда-нибудь это время будет описано в трагической «Повести о доме Тайра».

Но пока до триумфа Минамото и падения Тайра еще очень далеко.

Война захватывает все новые области и провинции.

Слабеющий императорский двор плетет интриги.

И восходит звезда Тайра Киёмори — великого полководца, отчаянно смелого человека, который поначалу возвысил род Тайра, а потом привел его к катастрофе…

(обратная сторона)

Разнообразие исторических фактов в романе Дэлки потрясает. Ей удается удивительно точно воссоздать один из сложнейших периодов японского средневековья.

«Locus»

Дэлки не имеет себе равных в скрупулезном восстановлении мельчайших деталей далекого прошлого.

«Minneapolis Star Tribune»

---

Токико помолчала, прежде чем ответить:

— Думаешь, меня так легко провести? Даже в занавесях-китё есть щели для глаз, а ушам они и вовсе не помеха.

— И что же ты слышала?

— Я слышала, будто некий Тайра так возгордился своим черным платьем государева советника, что впал в безрассудство.

— Скажи мне, кто он, и я научу его уму-разуму.

Довольно! — фыркнула жена. — Ты все знаешь не хуже меня. Мне известно, что вы схватили Ёритомо, сына полководца Минамото.

— Верно, он под надежной охраной.

— И еще жив? Киёмори вздохнул:

— Он всего лишь мальчишка.

— Ему четырнадцать! Он уже бился с тобой на стороне отца и при случае мог пролить нашу кровь. Теперь ты сам даешь ему возможность это повторить. Разве я не твердила, что в войне нужно быть беспощадным?

— Война окончена, Токико, и смертей было предостаточно. Меня и так прозывают мясником за убийство Тадамасы в годы Хогэна и за то, что я вынудил Ёситомо казнить собственную родню. Если верить тюремщикам, Ёритомо — мальчик тихого склада, мечтает стать монахом и выстроить ступу в память об отце. Ты ведь женщина! Как может женщина требовать убийства детей?

Из-за ставней раздалось низкое шипение.

— И ты бы потребовал, зная, что спасешь этим сотни других жизней. Надо совершенно ослепнуть, чтобы не замечать очевидного! Или кто-то нарочно затмил тебе разум?

— Чувствовать потребности власти не значит ослепнуть. Настроения при дворе таковы, что мне лучше проявить милосердие.

— Двор прогнил — возвышение Нобуёри тому доказательство. Те, кто служил ему, до сих пор заседают в совете. К чему тебе перенимать их мысли?

— Тебе-то что за дело до того, чьи мысли я перенимаю? — вспылил Киёмори, но тут же спохватился, вспомнив о любопытных ушах, и понизил голос. — Император Тайра еще не взошел на трон. До тех пор я намерен исполнять всякую волю государя Нидзё и министров, которых ты так боишься. Если я отважусь на то, к чему обязал меня твой отец, мне понадобится их полное одобрение. Я не осмелюсь сейчас идти им наперекор.

После долгого молчания Токико проговорила:

— Бедный отец… одного не учел он: людского тщеславия. Император Тайра — о нем ты думаешь больше, чем о грядущем Конце закона. А еще об одной наложнице Ёситомо, с которой провел ночь. Щедро ли она заплатила за жизнь сыновей?

Киёмори поднялся.

— Все, ни слова об этом.

Из-под ставни скользнула рука и схватила его за полу.

— Выслушай меня, муженек, выслушай хорошенько, — прошипела Токико. — Твой грех предо мной — мелочь. Куда страшнее грех перед державой. Старому дракону даже тяжкие времена нипочем, но человеку — даже тому, кто носит высокие гэта, — достанет и малого камешка, чтобы споткнуться. Дети Ёситомо должны умереть.

Киёмори выдернул край платья из ее хватки. Острые ногти распороли дорогую ткань.

— Довольно, женщина! Не желаю больше слышать подобные гнусности, да еще от тебя.

Он зашагал прочь вдоль веранды. Налетел ледяной ветер, раздувая полы черной накидки, норовя вовсе сорвать. Киёмори плотно запахнул ее и, борясь с ветром, побрел в свою сторону.

Раскол усиливается

В Хэйан-Кё пришло лето, а с ним и тепло мирных дней. Купцы безбоязненно сновали по улицам, расхваливая товар, воины отослали доспехи в починку, а коней в поля — резвиться на свежей траве.

Отрекшийся государь Го-Сиракава пил с сестрой чай в открытой беседке дворца своей матери. Беседка располагалась посреди лотосового пруда, и белые головки священных цветов покачивались на водной глади. В воздухе разливался густой аромат татибаны[49].

— Да что с тобой такое, брат? — взволновалась Дзёсаймон-ин. — День лучше некуда, а ты насупился, точно над нами еще бродят зимние тучи.

— Для того, кто правит, не бывает безоблачных дней, — отозвался Го-Сиракава, наблюдая за лягушкой, которая, примостившись на листе лотоса, ловила мух на лету.

Дзёсаймон-ин пристально оглядела его.

— Не пора ли уступить это бремя другому? Твой сын Нидзё избавился от Нобуёри.

— Но не от его министров.

— Тогда тебе следует почаще показываться во дворце.

— Не по душе мне то, что я там вижу.

На самом деле Го-Сиракава стыдился собственного сына. Юный Нидзё проводил дни в кутежах и увеселениях, а его пагубная тяга к женщинам только усилилась. «Такое ощущение, что случай с Нобуёри ничему его не научил. Словно тот до сих пор оказывает на него влияние. Мальчишка совершенно не понимает важности занимаемого поста. Нашим предкам-ками, должно быть, больно смотреть на такого преемника». Что еще хуже, Нидзё не оставил притязаний на жену своего дяди, вдовствующую императрицу. Этим попранием приличий он нанес отцу тягчайшее оскорбление, на какое только способен сын-ослушник.

— Уверена, твое мудрое слово пойдет ему на пользу.

— Едва ли мой сын его примет. Мне передали, что он даже отсылает священников и монахов, приходящих с прошениями во дворец. Я не могу допустить, чтобы он властвовал безраздельно. Может статься, при нем все пойдет еще хуже, чем было при Нобуёри.

— Ты оттого расстроен, — пожурила Дзёсаймон-ин, — что у него собирается больше знати. В старейших семьях начинают шептаться, будто нам изменила удача — особенно после смерти Синдзэя. А еще говорят, что на службе у правящего императора уцелеть проще, чем у отрекшегося.

— К первому проще закрасться в доверие — он моложе и наивнее.

Дзёсаймон-ин вздохнула, касаясь рукава брата:

— Ты слишком много взвалил на себя. Почему не уйти на покой, как все? Прими постриг и оставь тяготы мирской жизни. Ты навлечешь на семью опасность, если продолжишь и дал ше вмешиваться в дела государства. Этот особняк, может, и не роскошнее То-Сандзё, но понадобится удача, чтобы его не постигла та же судьба.

Го-Сиракава в сердцах стиснул зубы и запустил в лягушку на лотосовом листе пирожным, однако та с легкостью отскочила из-под удара.

— Не могу, — выдавил он наконец. — Не буду сидеть сложа руки, глядя, как страна катится под откос. Даже если придется пойти против собственного сына.

Сон о луках и стрелах

Юный Минамото Ёритомо озирал воды залива Исэ, дожидаясь ладьи, которая должна была увезти его в ссылку. Смотрел — и не мог надивиться тому, что до сих пор жив.

Как бы то ни было, после визита необычного монаха пришла весть, что казнь Ёритомо и его сводным братьям заменили дальним изгнанием. Несколько месяцев Тайра и Государственный совет обсуждали, куда отослать сыновей Ёситомо. Решение — когда его огласили — поразило даже Ёритомо.

Самых малых отправили в монастыри, младенца Усиваку вверили храму, стоящему недалеко от самой столицы. Ёритомо же выслали… на восток, в Идзу! Область эта почти граничила с Канто, родиной Минамото. «Воистину, — размышлял Ёритомо, — Хатиман по-прежнему ко мне благоволит. Рядом с семьей Тайра едва ли отважатся меня казнить, если захотят изменить решение. Там, в Идзу, мне наверняка помогут с возведением ступы». Теперь, имей он хоть крупица власти, повсюду настроил бы святилищ Хатиману.

На море показалась ладья — она приближалась к берегу, где стоял Ёритомо и его сторожа. Воины побежали вниз, чтобы помочь лодке причалить, оставив Ёритомо наедине с собой и Мориясу — слугой, которого ему позволили взять на чужбину. Мориясу много лет служил верой и правдой дому Минамото, и у Ёритомо потеплело на душе, когда объявили, кто будет его сопровождать.

— Юный господин мой, — сказал Мориясу, — верно о вас говорят: храбр, как ястреб.

— Почему?

— Другие, отправляясь в чужие края, орошают слезами рукава, пока те не вымокнут, падают на колени и силятся вцепиться в камни, чтобы никто не смог оторвать их от родной земли. Иные слагают горестные строки и вопиют к небу так надрывно, что сердцу становится больно у всех, кто их слышит. Вы же стоите непоколебимо, без слез в глазах, без вздохов и зубовного скрежета. Глядите и глядите на море, точно оно — новый противник, которого предстоит победить.

— А-а, — отозвался Ёритомо. Он уже немного привык к шумихе, поднимаемой вокруг него. — Я не люблю Хэйан-Кё в отличие от многих, так что вряд ли буду о нем тосковать. Слишком людно. Мне бы скакать на коне по степям Канто…

— Осмелюсь заметить — когда-нибудь так и будет. И даже больше. Если позволите, я расскажу, что мне приснилось прошлой ночью.

— Приснилось?

— Да. Сон был короткий, но я видел все как наяву. Мне снилось, что вы уже выросли и какой-то грозный полководец на белом коне вручает вам луки с колчанами, полными стрел. Воина этого окружало сияние, и он склонял голову перед вами с великим почтением.

— Похоже на Хатимана.

— Возможно, так и есть, господин. Сомнений нет — это знак великого расположения. Вы непременно станете знаменитым полководцем, как ваш отец.