Антон Леонтьев - Ночь с Каменным Гостем

• Название: Ночь с Каменным Гостем
• Автор: Антон Леонтьев
• Жанр: Детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-15655-0

Когда радиоведущей Дане в прямом эфире позвонил маньяк и пообещал, что она станет его жертвой, девушка сочла это дурной шуткой. Но после того, как в новостях сообщили о первом убийстве, ей стало не до смеха. Маньяк объявил себя восставшим из ада Вулком Сердцеедом, который убивал проституток в двадцатые годы прошлого века и остался непойманным… В 1922 году княжна Зинаида Валуйская сбежала прямо из-под венца и устроилась репортершей в газете светских сплетен. Убийца, называвший себя Вулком Сердцеедом, начал присылать ей письма с подробными рассказами о своих преступлениях. Репортажи Зинаиды обрывались туманными намеками… Дана поняла: чтобы найти угрожающего ей преступника, надо вычислить, кем был его предшественник…

---

– Мои очки… Они где-то на столе…

– Прошу вас, – я протянула ей очки. – Успокойтесь и говорите правду! Считайте, что я – ваш священник, Виолетта.

Пару мгновений она колебалась, видимо, размышляя, стоит ли говорить мне правду или нет, а потом выдала:

– С какой стати я должна оправдываться перед вами, Дана? А что касается открытки, то это… шутка моего бывшего друга!

– Хороша же шутка! – парировала я. – Вам грозят вырвать сердце и съесть его – это что, новый способ признаться в любви до гроба, доктор?

Виолетта Лурье опустилась в кресло и произнесла тихим голосом:

– Дана, вы правы. Эта открытка написана не моим другом.

– Не вашим бывшим другом, – подсказала я.

Виолетта, не заметив реплики, продолжала:

– Но я знаю человека, который ее отослал. Я его знала…

– Так вы знали его или знаете? – полюбопытствовала я нетерпеливо.

Доктор Лурье прошептала:

– Это Вулк Климович.

– Ну надо же! – захохотала я. – Виолетта, вы решили потчевать меня древними сказочками? Вулка Климовича расстреляли лет двадцать назад. Или вы хотите сказать, что нерасторопная герцословацкая почта только сейчас доставила вам открытку, которую маньяк-людоед отправил двадцать лет назад? Виолетта, говорите же правду!

Доктор, глядя в пол, ответила:

– Уверяю вас, Дана, это – почерк и стиль Вулка Климовича.

– Так я вам и поверила, – заявила я, чувствуя, что мне сделалось страшно.

За окном царила непроглядная ночь, а в подвалах института завывал один из пациентов.

– Мертвецы, если хотят вступить в контакт с нами, живыми, не посылают открытки! Для передачи их посланий имеются медиумы, гадалки, чревовещатели, хироманты, астрологи и прочая шарлатанская братия.

Виолетта внезапно подняла на меня глаза, и я увидела, что они полны слез.

– Вы ничего не понимаете, – сказала она хрипло. – Эта открытка написана Вулком Климовичем. Я в этом уверена потому, что он… он… он – мой отец!

Мертвящая, полная безнадежной печали тишина повисла в кабинете доктора Виолетты Лурье. Я с ужасом и любопытством посмотрела на эту красивую молодую женщину. Неужели…

– Вы думаете, неужели моим отцом является самый кровавый маньяк в истории нашей страны? – произнесла доктор, смотря мне в глаза.

Я отвела взгляд. Разве она виновата в том, что ее отец был чудовищем? Я быстро подсчитала в уме: Вулка Климовича казнили двадцать лет назад, Виолетте под тридцать, соответственно, отца она знала еще маленькой девочкой. Когда думаешь о жестоких убийцах, на совести которых иногда многие десятки человеческих жизней, всегда оставляешь без внимания, что субъект, именуемый газетами и телевидением «беспощадным монстром», «порождением преисподней», «бешеной гиеной», является чьим-то сыном, мужем и, возможно, отцом.

– Э… Вы не шутите? – я не смогла пролепетать ничего более оригинального.

Виолетта тяжело вздохнула и заметила:

– Вы сказали, что хотите еще чаю?

Снова зашумел электрочайник, я опустилась в кресло. Доктор уселась напротив и сказала:

– Я взяла мамину фамилию. После процесса над отцом… Вулком Климовичем… она была вынуждена развестись с ним. Мама любила его, и мне кажется, что даже страшная правда о его деяниях не заставила ее изменить мнение о… Вулке.

– Ваша мама жива? – спросила я, понимая, как тяжело Виолетте изливать душу незнакомому человеку, который к тому же является ведущей пустоватой программы на развлекательном радиоканале.

– Она умерла четыре года назад, – просто ответила доктор. – Опухоль мозга, диагностированная слишком поздно. Всего полгода – и ее не стало.

Я придвинулась к ней и потрепала ее по плечу.

– Нет, не надо! – несколько грубо оттолкнула мою руку Виолетта. В ее глазах мелькнуло нечто похожее на гнев. – Я не хочу, чтобы меня жалели! Когда отца… Вулка арестовали, мне было восемь лет. Какой ребенок в таком возрасте способен в полной мере понять, что такое «массовые убийства в особо жестокой форме». А мне пришлось понять это! Все – соседи, друзья семьи, которые немедленно прервали с нами контакт, учителя в моей школе, одноклассники, их родители – все таращились на меня, как на диковинного зверя… Нет, как на прокаженную, словно удивляясь, что я еще жива!

Виолетта всхлипнула, но, справившись со слезами, продолжила:

– В школе я оставалась после ареста Вулка всего неделю, и ее я запомнила на всю жизнь. Моя лучшая подруга Альбертина, с которой мы всегда были неразлучны, как сестры-близняшки, которой я доверяла все свои секреты и которая поклялась, что никогда не предаст меня, заявила на уроке, в присутствии всего класса, что не желает сидеть со мной за одной партой, и демонстративно отсела. Наша классная руководительница проявила максимум понимания – она поддержала Альбертину, а затем по настоятельным требованиям учащихся собрала внеочередное родительское собрание, вердикт которого был неутешителен: все присутствовавшие были против того, чтобы я, дочь убийцы, училась в классе с их чадами! Директриса пыталась уверить родителей, что никакой моей вины нет и что подвергать меня бойкоту не соответствует социалистическим идеалам. Кто-то из влиятельных папаш, имевших знакомых среди власть имущих, надавил на директрису, и та, вызвав к себе в кабинет меня вместе с мамой, пряча глаза и постоянно подливая себе воды в стакан, заявила, что лучший для меня выход – на время покинуть школу. Мне без разговоров выписали справку о мнимой болезни и освободили от школьных занятий до конца года.

Да, система в который раз проявила полное безразличие к человеческой судьбе! Однако будем откровенны – была бы я сама согласна с тем, чтобы моя возлюбленная дочурка или любимый сынишка сидели за одной партой или ходили в один класс с девочкой, чей отец убил тридцать трех человек и съел их сердца? Конечно же, на Виолетту нельзя возлагать ответственность за деяния Вулка Климовича, но на месте родителей я бы поступила точно так же и голосовала обеими руками за то, чтобы Виолетта покинула класс! Вне всяких сомнений, это жестоко, антипедагогично и аморально, но ребенок дороже всего!

– Если бы только фактическое отчисление из школы, – заметила Виолетта, откинувшись на спинку кресла. – В последний день, когда я пришла туда, меня ждал «сюрприз» – в моем шкафчике в раздевалке кто-то сломал замок, а снаружи на створку двери приклеил большой плакат, изображавший, по мнению детей, моего отца – косматую рожу то ли черта, то ли демона с загнутыми бараньими рогами, кривыми желтыми клыками и выпученными безумными глазами. А на дверце красной краской было написано: «Дочь людоеда!»

Я обеспокоенно заерзала в кресле. Дети, которым подобную идею подбросил кто-то из взрослых, не знали пощады. Каюсь, но если бы Виолетта, с которой мы практически ровесницы, ходила в мою школу, то я была бы в числе активистов по гонениям на нее!

– Во время уроков мои одноклассники, с которыми у меня всегда были отличные отношения, вели себя ужасным образом, демонстрируя свою неприязнь. Мне в затылок стреляли жеваной промокашкой через трубочки, сиденье измазали чернилами, высморкались в тетрадку. Учителя делали вид, что ничего не замечают, а я понимала, что они полностью одобряют поступки детей! Еще бы, ведь мой отец был не просто проворовавшимся директором овощной базы, пьяным лихачом, сбившим пешехода, или противником коммунистического режима, – он был убийцей! Хотя в газетах следствие по делу отца освещалось крайне скупо, «брехучий телефон» работал безотказно. Впрочем, в случае с Вулком даже ничего не требовалось выдумывать – деяния моего отца были настолько мерзки и жестоки, что никто не смог бы изобрести подобное!

– Виолетта, может быть, вам не стоит… – вставила я, но она не обратила на мою слабую попытку остановить поток воспоминаний ни малейшего внимания.

– Знаете, Дана, что произошло после окончания последнего в тот день урока – физкультуры? Во время занятия меня то и дело ударяли в спину, якобы случайно, несколько раз швыряли в лицо мяч, толкали на пол. А потом, в раздевалке… Мои подруги оплевали меня и отобрали одежду, оставив абсолютно голой. Затем в раздевалку ввалились мальчишки, тыкавшие в меня пальцами, нагло гоготавшие и рассуждавшие о том, помогала ли я отцу освежевывать трупы. А учитель все не появлялся, он сидел у себя в комнатке, заполнял журнал и делал вид, что не имеет ни малейшего представления о происходящем. Не знаю, сколько это длилось, мне показалось, что целую вечность. Только появление уборщицы с ведром и шваброй положило конец этому ужасу.

Я, испытывая непонятное чувство вины, кашлянула. В отличие от Виолетты, в школе у меня никогда не возникало проблем, я была заводилой и главой одной из самых могущественных подростковых группировок, которая – каюсь! – третировала слабых.

– Ну, а дальше все было очень просто, – сказала Виолетта абсолютно спокойным тоном. – Вулка признали виновным и расстреляли, мама развелась с ним еще до приведения приговора в исполнение – все оформили в течение двух дней, и ей выдали новый паспорт, где стояла ее старая фамилия: она перестала быть Мартиной Климович, а стала Мартиной Лурье. Вскоре мы переехали из Экареста в провинциальный городок у моря, где я снова пошла в школу. Никто не подозревал о том, что мой отец – Вулк. Мама всем говорила, что ее муж погиб во время несчастного случая на химическом комбинате. Я с отличием окончила школу и, несмотря на сопротивление со стороны мамы, выбрала стезю психиатра. Она до последнего дня была уверена, что это они, врачи, виноваты в смерти Вулка – его признали вменяемым и расстреляли, хотя, вероятнее всего, мой отец был вне себя и его надлежало заключить в психиатрическую лечебницу.