Георг Форстер - Путешествие вокруг света

• Название: Путешествие вокруг света
• Автор: Георг Форстер
• Издательство: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Книга Георга Форстера, выдающегося немецкого ученого, просветителя и революционного демократа, представляет собой описание второй кругосветной экспедиции Дж. Кука, в которой автор участвовал в 1772—1775 гг. После этого плавания мифический Южный континент навсегда исчез с географических карт. Зато на них появились важные открытия, совершенные экспедицией в Океании и Южной Атлантике. Форстер — родоначальник жанра научно-художественного описания путешествий. Увлекательный рассказ о природе и населении многих островов Океании, о плавании в тропических и ледовых морях перемежается в книге с глубокими нравственно-философскими размышлениями.

---

Пока мы отдыхали в этом доме, Э-Тиэ (Эти), толстяк, которого мы сочли ближайшим советником короля, спросил нас, есть ли в нашей стране бог (эатуа) и поклоняемся ли мы ему (эпуре). Мы ответили, что признаем единого бога, который все сотворил, но является невидимым, и что у нас также в обычае обращать к нему свои просьбы и молитвы. Он, казалось, очень этому обрадовался и повторил наши слова с некоторыми, надо полагать, пояснительными добавками своим землякам, сидевшим поблизости. Затем он снова обратился к нам и, насколько мы могли понять, сказал, что представления его земляков в этом вопросе совпадают с нашими. Действительно, многие сведения подтверждают, что это простое и единственно верное представление о боге было известно во все времена и во всех землях и что запутанные учения о нелепом многобожии, встречавшиеся почти у всех народов земли, были только уловкой лукавых умов, заинтересованных в распространении подобных заблуждений. Видимо, жажда власти, похоть и лень навели бесчисленную толпу языческих священнослужителей на дьявольскую мысль сковать и ослепить умы народов суеверием. Им было нетрудно осуществить сей замысел еще и потому, что человек по природе склонен к чудесному; только это и объясняет, почему подобные предрассудки столь глубоко и прочно укоренились в системе человеческих знаний, что они и поныне еще в чести и что немалая часть рода человеческого в этом вопросе все еще позволяет грубейшим образом себя обманывать[269].

Пока Э-Тие разговаривал о религии, король Ахеатуа забавлялся карманными часами капитана Кука. С великим вниманием наблюдал он за движением колесиков, совершавшимся как бы само собой. Изумленный этим тиканьем, которого он не мог понять и объяснить, король вернул их со словами: «Они говорят»(парау) — и спросил, для чего служит эта вещица. С большим трудом удалось ему объяснить, что мы употребляем их для определения времени, которое он и его земляки обычно узнают по движению солнца над горизонтом. После такого объяснения он назвал часы «маленькое солнце», дав этим понять, что все уразумел.

Мы уже собирались вернуться на берег, когда пришел человек со свиньей, которую король подарил капитану, заверив, что тот получит еще одну. Это было неплохое начало, и мы без скучных церемоний позволили себе в дальнейшем обращаться к его величеству просто с сердечным «тайо», что значило больше, нежели иные многословные речи.

После обеда капитаны вместе с нами опять отправились к королю. Мы нашли его там же, где оставили, и он опять попросил нас задержаться хотя бы еще на несколько дней. Ему, как и прежде, ответили, что мы вынуждены отплыть просто потому, что он не желает снабдить нас скотом. В ответ он тотчас велел принести двух свиней и подарил по одной каждому капитану, за каковую щедрость был вознагражден всевозможными железными изделиями. Во время беседы мы велели одному из наших морских пехотинцев, шотландцу, поиграть на волынке, и, хотя для наших ушей эта грубая музыка была почти невыносима, королю и всем присутствовавшим индейцам она доставила невообразимое удовольствие. Недоверие, которое еще чувствовалось во время нашего первого разговора, теперь совершенно исчезло, и, останься мы еще, оно перешло бы в неограниченное доверие, к которому король по своей молодости и природному добродушию казался, во всяком случае, склонным. Заученная, вымученная важность была отброшена, порой он вел себя почти как ребенок. Например, его величество нашел особое удовольствие в том, чтобы раскалывать нашим топором маленькие палочки и срубать молодые побеги бананов. Но хотя теперь и можно было в какой-то мере надеяться, что он всерьез исполнит свое обещание насчет свиней, мы не хотели показать, что останемся здесь дольше. А потому к вечеру попрощались по всей форме, вернулись на борт и еще до наступления ночи подняли большие якоря.

Когда на другое утро жители увидели, что мы приводим в порядок паруса, они толпами на маленьких каноэ, полных кокосовых орехов и других плодов, поплыли к кораблю и стали сбывать все по низким ценам, чтобы не упустить последней возможности заполучить европейские товары. Вкус к мелочам и игрушкам, который столь непостижимым образом распространен более или менее по всему миру, заходил здесь так далеко, что они уступали дюжину превосходных кокосовых орехов за одну-единственную стеклянную бусинку, ценя это бесполезное украшение дороже, чем гвоздь, который мог принести какую-то пользу. Нам показалось, что островитяне теперь не так мошенничают, как вначале. Вероятно, они опасались, что малейший обман тотчас положил бы конец торгу, который особенно захватил их, когда они увидели, что он продлится недолго. Чтобы использовать его выгоды как можно дольше, они сопровождали нас еще мили полторы за рифы и повернули к берегу лишь тогда, когда мы выслали шлюпку с лейтенантом Пикерсгиллом, чтобы, со своей стороны, тоже не упустить этой возможности.

Теперь мы как бы снова оказались предоставлены самим себе. Можно было немного отдохнуть и перевести дух, чего мы не позволяли себе во время краткой стоянки у острова, где было так много нового. Эта передышка была для нас тем более кстати, что давала возможность осмыслить разнообразный собранный здесь материал. По всему, что мы видели и слышали на этом острове, его можно назвать одним из счастливейших уголков на земле. Впрочем, после того как мы долгое время не видели ничего, кроме моря, льдов да небес над головой, даже пустынные скалы Новой Зеландии показались нам столь желанными, что поначалу мы тоже ими восхищались. Однако это было лишь первое впечатление, и с каждым днем мы все более убеждались, что эта земля пребывает еще в состоянии диком и хаотическом. На О-Таити все было иначе. Остров оказался прекрасен не только издалека; чем ближе мы к нему подплывали, тем великолепнее становились его виды, а во время каждой прогулки мы открывали все новые красоты. Чем дольше мы здесь находились, тем более подтверждалось первое впечатление, хотя с провизией на Таити обстояло хуже, нежели в Новой Зеландии, где было больше рыбы и птицы, тогда как здесь приходилось вспоминать и про солонину. Конечно, причиной недостатка плодов было время года, соответствовавшее нашему февралю, ибо, хотя зима здесь и не бывает холодной, как в землях, далеких от тропиков, но все же в эту пору, как и всюду, растительный мир набирается соков для нового урожая. Поэтому с некоторых деревьев спали листья, другие растения вовсе увяли или выглядели иссохшими, поскольку дожди здесь начинаются лишь тогда, когда солнце вновь оказывается над Южным полушарием. Так что листва и трава на равнине всюду были темно-бурые. Более живую зелень можно было встретить еще лишь в лесах на вершинах высоких гор, почти постоянно окутанных облаками, отчего там всегда влажно. Оттуда туземцы и приносили нам, между прочим, немало диких бананов, вехие (вехи) и благоуханную древесину э-ахаи, с помощью которой придается такой сильный запах их кокосовому маслу[270].

Обилие трещин и разрушенный вид более высоких горных вершин объясняется, по всей видимости, бывавшими здесь землетрясениями, а наличие среди горных пород лавы, из которой туземцы делают многие свои инструменты, еще больше убедило нас, что на острове существовали некогда огнедышащие горы. Об этом свидетельствовали также плодородная почва на равнине, которая состоит из жирного перегноя, перемешанного с остатками вулканических пород, а также черный железистый песок, который часто встречается в предгорье. В первой цепи гор есть немало совершенно бесплодных, сложенных из желтой глины, перемешанной с железистой охрой, пород; на других горах есть хорошая, плодородная почва, там, как и в более высоких горах, растут леса. В некоторых местах встречаются куски кварца, благородных же металлов нет и следа, если не считать частиц железа, содержащихся повсюду в лаве. Однако возможно, что в горах содержится все же плавкая железная руда. Что до кусков селитры величиной с яйцо, которые, по свидетельству капитана Уоллиса, якобы находили на острове, то при всем моем уважении к его познаниям в морском деле тут я вынужден усомниться, поскольку до сих пор вообще не было найдено ни одного образца самородной селитры в куске, в чем можно убедиться по «Минералогии» Кронстедта[271].

На такие мысли об ископаемых Таити нас навел вид этого острова, вдоль берегов которого мы теперь плыли на север, все еще вглядываясь в места, столь нам понравившиеся и где мы открыли столько нового. Тем временем нас позвали к столу, где нас ожидало блюдо из свежей свинины. Поспешность, с какой мы за него принялись, да и отменный аппетит свидетельствовали о том, до чего мы соскучились по такой пище. Нас удивило, что мясо совсем не имело того жирного вкуса, какой у него обычно бывает в Европе. Сало напоминало костный мозг, а мясо на вкус было нежное, как телятина. Дело, вероятно, в том, что таитянские свиньи питаются исключительно плодами. Возможно, такое питание сказывается и на инстинктах животных. Они мелкой, так называемой китайской породы и не имеют висячих рваных ушей, которые граф Бюффон считает признаком рабства среди животных[272]. Они также были чище и не валялись в грязи, как наши европейские свиньи. Хотя это животное можно назвать подлинным богатством Таити, не следует думать, что на нем держится хозяйство острова. Даже если истребить всех свиней, народ в целом ничего особенно не потеряет, поскольку эти животные являются собственностью исключительно высшего сословия. Забивают их редко и, вероятно, лишь по торжественным поводам, и знать поглощает мясо с такой жадностью, какую некоторые англичане (лондонские олдермены)[273] проявляют к блюдам из черепахи. Простому же человеку доводится отведать свинины крайне редко, она остается для него лакомым блюдом, хотя именно этот класс населения заботится о содержании и кормлении животных.