Дмитрий Молдавский - Русская сатирическая сказка

• Название: Русская сатирическая сказка
• Автор: Дмитрий Молдавский
• Издательство: Издательство Академии наук СССР
• Жанр: Сказка
• Год: 1955

Сатирическая сказка — особое проявление социального мышления, устно-поэтического творчества. На каких бы этапах национальной истории не возникала сатира, связывающая историков далекого прошлого и безымянных авторов повестей петровских лет, в ней есть нечто общее. Русская сатирическая сказка высмеивает глупость, жадность, разгильдяйство, большие пороки и мелкие недостатки, не боясь того, кто по всем своим внешним данным — по силе, богатству, знатности — был победителем в жизни.

Тексты сатирических сказок, включенных в данное издание, взяты из записей, сделанных в XIX — начале XX века, причем из нескольких вариантов каждого сюжета отбирался наиболее социально заостренный и художественно разработанный.

---

Пошла кукушечка, пошла горюшечка с просьбой к зую праведному. Зуй праведный по песочку гуляет, чулочки обувает, сыромятные коты. Наряжает синочку-россылочку, воробушка-десятника к царю-лебедю, к гусю-губернатору, павлину-архирею, коршуну-исправнику, грачу-становому, к ястребу-уряднику, к тетереву польскому-старосте мирскому.

Собрались все чиновники и начальники: царь-лебедь, гусь-губернатор, павлин-архирей, коршун-исправник, грач-становой, ястреб-урядник, тетерев польской-староста мирской, синочка-россылочка, воробей-десятник и из уездного суда тайна полиция: сыч и сова, орел и скопа.

— Что есть на белом свете за скоробогатая птица, погуменная сова, белы бока, голубые глаза, портеное подоплечье, суконной заворотник?

И добрались, что ворона.

И присудили ворону наказать: стряхнули ко грядке ногами и заначали секчи по мягким местам, по ледвеям. И ворона возмолилася:

— Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаите!

— Кто у тя есть свидетель?

— У меня есть свидетель воробей.

— Знаем мы твоего воробья — ябедника и клеветника и потаковщика. Крестьянин поставил нову избу, — воробей прилетит, дыр навертит; крестьянин избу затопляет, тепло в избу пропущает, а воробей на улицу выпущает... Неправильного свидетеля сказала ворона!

И ворону наказывают пуще и того.

И ворона возмолилася:

— Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаите!

— Кто у тя есть свидетель?

— У меня есть свидетель жолна.

— Знаем мы твою жолну — ябедницу, клеветницу и потаковщицу! Стоит в роменью липа, годится на божий лик и на иконостас. Жолна прилетит, дыр навертит; дождь пошел, липа изгнила, — не годится на иконостас; после того и лопаты из нее не сделати! Неправильного свидетеля опять сказала!

И пуще того ворону стегают по ледвеям и по передку.

Опять ворона возмолилась:

— Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаите!

— Кто у тя есть свидетель?

— У меня есть свидетель последний — детель!

— Знаем мы твоего детеля — ябедника, клеветника и потаковщика! Крестьянин загородил новый огород, и детель прилетел, жердь передолбил, и две передолбил, и три передолбил; дождь пошел, огород рассеялся и развалился; крестьянин скот на улицу выпущает, детель в поле пропущает.

И ворону наказали, от грядки отвязали. Ворона крылышки разбросала, лапочки раскидала...

— Из-за кукушечки, из-за горюшечки, из-за ябедницы я, ворона-праведница... Ничем крестьянина не обижаю: поутру рано на гумнешке вылетаю, крылышками разметаю, лапочками разгребаю, — тем себе и пищу добываю! Она кукушечка, она горюшечка, она ябедница, она клеветница! Крестьянин нажал один суслон, — кукушечка прилетит и тот одолбит! Больше того под ноги спустит!..

И выслушали Воронины слова. И ворону подхватили, в красный стул посадили. Кукушечку-горюшечку, в наказание ей, в темной лес отправили на тридцать лет, поглянется — живи весь век! И теперь кукушка в лесу проживает и гнезда не знает!

Ворона-Карабута

(О неправом суде птиц)

В невкотором царстве,
В невкотором государстве,
Собирались, солетались
На зеленой на лужок,
Во единой во кружок.
Выбирали себе начальников:
Царя — бела лебедя,
Филина — губернатора,
Журавля — приказчика,
Синка — мелка рассылка,
Воробей — коморка,
Галка — с палкой,
Сорока — сотник.
Вороне-карабуте недостало чина.
Она полетела с этого совета,
Залетела в кабак,
Выпила вина на пятак, —
Стала пьяна и хмельна.
Летела мимо кукушкина дому:
У кукушки дом новой,
Верх шатровой.
Ворона верх сломала,
Двери выставила,
Избу выстудила;
Детей перевязала
Да в голбец побросала.
Опять полетела на сушину,
На самую вершину.
Кукушка домой прилетает,
Свой дом не узнавает:
«У меня весь дом был новой,
Верх шатровой,
А теперь верху нету,
Двери выставлены,
Изба выстужена!».
Дети отвечали:
«Ворона-карабута летела с совета,
Верх сломала,
Двери выставила,
Избу выстудила;
Нас перевязала
Да в голбец побросала!».
Вот сделали розыск:
Послали сороку-сотника,
Галку с палкой,
Воробья коморку.
Вот летят они искать.
Сидит ворона на сушине,
На самой вершине.
Галка палкой: тар-тарки,
А ворона-карабута: кар-карки!
Полетела ворона-карабута
Ко царю-белу лебедю,
К филину-губернатору,
К журавлю-приказчику.
Они судили да рядили,
Да на волю ворону и пустили.
Вот ворона полетела
К молодой вдовой солдатке.
Солдатка-та ткала пестрядь;
На эту пестрядь налетел ястреб.

Ворона-карабута накупила пестряди, на штаны да на рубахи начальникам и раздарила.

Тут ворону обвинили,
Наказанье присудили:
Сделать топорик
Из игольнова ушка,
Да нарубить топориком
Три воза сырняка.
Судьи говорят: тар-тарки,
А ворона-карабута: кар-карки!

Лиса-исповедница

Однажды лиса всю большую осеннюю ночь протаскалась по лесу не евши. На заре прибежала она в деревню, взошла на двор к мужику и полезла на насест к курам. Только что подкралась и хотела схватить одну курицу, а петуху пришло время петь: вдруг он крыльями захлопал, ногами затопал и закричал во все горло. Лиса с насести-то так со страху полетела, что недели три лежала в лихорадке.

Вот раз вздумалось петуху пойти в лес — разгуляться, а лисица уж давно его стережет; спряталась за куст и поджидает, скоро ли петух подойдет. А петух увидел сухое дерево, взлетел на него и сидит себе.

В то время лисе скучно показалось дожидаться, захотелось сманить петуха с дерева; вот думала, думала да и придумала: «Дай прельщу его». Подходит к дереву и стала здоровкаться:

— Здравствуй, Петинька!

«Зачем ее лукавый занес?» — думает петух. А лиса приступает со своими хитростями:

— Я тебе, Петинька, добра хочу — на истинный путь наставить и разуму научить. Вот ты, Петя, имеешь у себя пятьдесят жен, а на исповеди ни разу не бывал. Слезай ко мне и покайся, а я все грехи с тебя сниму и на смех не подыму.

Петух стал спускаться ниже и ниже и попал прямо лисе в лапы. Схватила его лиса и говорит:

— Теперь я задам тебе жару! Ты у меня за все ответишь; попомнишь, блудник и пакостник, про свои худые дела! Вспомни, как я в осеннюю темную ночь приходила и хотела попользоваться одним куренком, а я в то время три дня ничего не ела, и ты крыльями захлопал и ногами затопал!

— Ах, лиса! — говорит петух, — ласковые твои словеса! Премудрая княгиня! Вот у нашего архиерея скоро пир будет; в то время стану я просить, чтоб тебя сделали просвирнею, и будут нам с тобой просвиры мягкие, кануны сладкие, и пойдет про нас слава добрая.

Лиса распустила лапы, а петух порх на дубок.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Русская сатирическая сказка (Дм. Молдавский)

«История действует основательно и проходит через множество фазисов, когда несет в могилу устарелую форму жизни. Последний фазис всемирно-исторической формы есть ее комедия...».[1] В этом положении Карла Маркса — ключ к диалектическому пониманию генезиса, бытования и социального звучания сатиры.

Сатира в работах классиков марксизма-ленинизма определяется как оружие классовой борьбы, как мощный рычаг нового, помогающий сметать обломки всего старого, всего омертвевшего, тормозящего движение вперед. Понимание сатиры как оружия в руках борющегося класса определяет ее значение и в литературе и в устно-поэтическом творчестве. В борьбе с социальными, общественно-политическими, религиозными и многими иными предрассудками, устарелыми формами жизни сатира вообще и, в частности, сатира народная заняла значительное место.

К народной сатире обращались передовые русские писатели, видя в ней выражение дум и надежд народа, своеобразное, пусть еще лишь в мечтах существующее, представление о победе над вековыми его угнетателями. Этим объясняется тот интерес к устно-поэтическим сатирическим произведениям, который характерен для А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя, для М. Е. Салтыкова-Щедрина и Н. А. Некрасова, для В. В. Маяковского и Демьяна Бедного.

Сатирическая сказка как особая форма народной прозы, со своими, ей одной присущими чертами, изучена еще далеко не достаточно. Исследованию подлежат вопросы происхождения разных групп сатирических сказок, существа их стиля, взаимоотношений народной и литературной сатиры на разных этапах их развития.