Дмитрий Молдавский - Русская сатирическая сказка

• Название: Русская сатирическая сказка
• Автор: Дмитрий Молдавский
• Издательство: Издательство Академии наук СССР
• Жанр: Сказка
• Год: 1955

Сатирическая сказка — особое проявление социального мышления, устно-поэтического творчества. На каких бы этапах национальной истории не возникала сатира, связывающая историков далекого прошлого и безымянных авторов повестей петровских лет, в ней есть нечто общее. Русская сатирическая сказка высмеивает глупость, жадность, разгильдяйство, большие пороки и мелкие недостатки, не боясь того, кто по всем своим внешним данным — по силе, богатству, знатности — был победителем в жизни.

Тексты сатирических сказок, включенных в данное издание, взяты из записей, сделанных в XIX — начале XX века, причем из нескольких вариантов каждого сюжета отбирался наиболее социально заостренный и художественно разработанный.

---

Видимо, еще в феодальную эпоху сказки о различных соседних племенах, народах, наконец, просто о соседних селениях имели широкое распространение. Уже тогда предметом сатиры являлись не племенные или национальные черты, а черты социальные, как это всегда бывает в устно-поэтическом творчестве. Все эти сказочные «пошехонцы», «вятичи», «псковичи», в действительности, разумеется, ничего общего не имеющие с трудовым народом Ярославщины, Псковщины и проч., прежде всего рисуются людьми, чуждыми труду, не умеющими обращаться ни с серпом, ни с топором, ни с другими орудиями труда, что свойственно представителям господствующих классов.

Господствующие классы немало потрудились, чтобы переадресовать народную сатиру. Отсюда попытки презрительно-иронического толкования присловий в помещичьей, барской среде. Так, еще Н. С. Лесков писал, что у помещиков его времени простые люди делились на «два народа»: «народ орловский» и «народ курский». «Орловский народ» считался «пошельмоватее», а куряне — «ведомые кметы» подразумевались якобы «подурасливее» (Н. С. Лесков. Продукт природы. Полн. собр. соч., т. 22, 1903, стр. 134).

Представители прогрессивной общественной мысли, начиная от забытого просветителя конца XVIII века В. С. Березайского и кончая М. Е. Салтыковым-Щедриным, под «пошехонцами» понимали как раз представителей господствующих классов.

В сказках о пошехонцах высмеивается жизнь праздного и ленивого человека, далекого от всякого труда. Именно этой задачей сатиры объясняется доведенное до гротеска изображение полного неуменья пошехонцев выполнить какую бы то ни было работу, их фантастической недогадливости, непонимания простейших законов природы. Пошехонцы в этих сказках вообще ничего не знают, ничего не понимают. Народ мстил своим угнетателям, беспощадно высмеивая их. И если иногда в облике пошехонского быта проскальзывают крестьянские черты, то это потому, что народ, рассказывая о других классах, зачастую наделял их быт деталями своего собственного (так, царицы иногда варят обед, а царевичи пасут скот).

Образ Лутони введен в литературу В. С. Курочкиным в его пьесе «Принц Лутоня», построенной на материале народной драмы, где дана своеобразная интерпретация этого персонажа, — герой наделен народной мудростью. Не забыл В. С. Курочкин и о других чертах сказочного Лутони — о его простодушии, сметке, стремлении разобраться в происходящем и проч. В известной степени характеристика героя пьесы раскрывает семантику имени Лутоня: Лутоня на некоторых диалектах означает «ободранный». У В. Даля «лутоха» — липа, с которой снята кора, «лутошник» — человек, промышляющий съемкой лык, «лутошковый» — гнутый и т. д. Слово же «лутошливый» означает «не по годам сметливый» (В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. Изд. 4-е, под ред. проф. И. А. Бодуэна-де-Куртенэ, т. II, СПб. — М., 1914, стр. 711).

Барин и мужик (Садовников, № 41, записана от Абрама Новопольцева). Характерная для А. Новопольцева черта — умелое введение ярких реалистических деталей, помогающих типизации социального образа, — проявилась и здесь. Так, мужик спрашивает проезжего барина, который попросился к нему ночевать: «А не будете ночью озоровать?». И слушателю вспоминаются картины барского произвола, «озорства».

Как и в других сказках, А. Новопольцев здесь откровенно говорит не только о своих классовых симпатиях и антипатиях, но и подчеркивает (концовкой), что он-де и есть тот самый мужик, который провел барина, а сейчас еще рассказывает ему сказки.

Солдат и барин (Смирнов, № 232). Наказание остроумным солдатом скупого барина воспроизводит ту обстановку, в какой приходилось работать у помещиков не только крепостным, но и наемным слугам. Издевательства солдата, превратившегося в барина, над слугой-помещиком в точности повторяют действительные оскорбления, обычные в быту помещичьих дворовых.

Солдат и барин (Смирнов, № 232). Сказка, видимо, принадлежит к позднейшим. Связана с солдатскими присказками и присловиями. Возможно, смягчение социальных мотивов, особенно ощутимое при сравнении с такой солдатской сказкой, как «Вестовой у генерала» (см. комментарий ниже), объясняется средой бытования.

Вестовой у генерала на вестях или солдатское «Отче наш» (запись В. П. Плешкова около 1905 г., в Свердловске); приведена в сборнике В. П. Бирюкова «Дореволюционный фольклор на Урале» (ОГИЗ, Свердловск, 1936, стр. 253—255). Сказка явно позднейшего происхождения. Возникла в солдатской среде. Автор записи сообщает, что рассказчик слышал эту сказку во время учения ополченцев. По свидетельству В. П. Бирюкова сказка широко распространена на уральских заводах. Острая сатирическая интерпретация «Отче наш» имеет богатую традицию в русской и переводной литературе. В. П. Адрианова-Перетц в статье «Образцы общественно-политической пародии XVIII — начала XIX века» приводит целый ряд аналогичных текстов, справедливо показывая, что подобные молитвы были особенно удобны для пародирования или стилизации в силу их общеизвестности. Молитву «Отче наш» использовал в одной из своих сатир М. В. Ломоносов:

Солдат скоро как в дом вступает, хозяина того призывает Отче!
Имение и весь твой дом теперь стал не твой уж, он наш.
Молчит крестьянин, размышляет и внутренно его ругает, иже еси
Щастливой век наш перервался, помощник нам один остался на небеси.
Число злодеев есть безмерно, и нет достойного в них верно. Да святится,
Что все народы почитают, оне, о боже, раздражают имя твое.
Лишенным щастия, покою, спасение твоей рукою да приидет,
Когда тобой не защитится, разграбится и разорится царствие твое,
Когда злодеев смерть постигнет, избавленный народ воскликнет: «Да будет воля твоя».
Напастей, бед совсем лишася, все будем жить веселяся, яко на небеси.
Отколь животныя взялися, не с неба ль сшедши развелися и на земли?..

(В. П. Адрианова-Перетц. Образцы общественно-политической пародии XVIII — начала XIX века. Тр. отд. древне-русск. литер. Инст. литер., т. III, Изд. АН СССР, М. — Л., 1936, стр. 335—366).

В ответе солдата нашли отражение сатирические мотивы из «листков, которые возбуждали настроения» в начале XIX века.

В одном из исследований приводится полный текст такого «листка»:

Грех — умер,
Право — сожжено.
Доброта — сжита со света.
Искренность — спряталась.
.............
Правосудие погребено под развалинами права.
Кредит — обанкротился.
Совесть — сошла с ума и сидит на весах правосудия.
...............
Честность — вышла в отставку.
Кротость — заперта за ссору на съезжей.
Закон — висит на пуговицах у сенаторов.
И терпенье — скоро лопнет.

(Т. Шиман. Александр Первый. История России. Перевод с нем. 1908, стр. 37).

В приведенной В. П. Бирюковым сказке концовка явно смягчена. Сам составитель приводит и другой ее вариант, более характерный для образа генерала: «В шею выгнал» (стр. 255).

Скряга (Афанасьев, № 452). Одна из наиболее ярких сказок, разоблачающих жадность и скупость классовых врагов. Марко-Богатой — постоянное имя сказочных богачей. Выше, в статье «Русская сатирическая сказка», говорилось о том, что сюжетно «Скряга» имеет немало общего с одной из «бывальщин» (термин, применяемый А. Н. Афанасьевым к рассказам о мертвецах). В приведенной А. Н. Афанасьевым бывальщине разбойники принуждают учителя открыть крышку гроба и снять кольца с пальцев покойницы, он «шесть легко снял, а седьмого не может. Сказал он про то разбойникам, они кинули ему нож и приказывают: „Отруби-ка ей палец!“. Учитель поднял нож и как только отрубил палец — в ту же минуту покойница словно ото сна пробудилась, закричала громким голосом: „Сестрицы и братцы! Вставайте на помощь скорей, не знала я покоя при жизни, не дают мне его и при смерти!“. На ее голос растворились гробницы, и начали выходит мертвецы» (Афанасьев, № 362).

Как указывалось в статье, перед нами не просто внешнее совпадение элементов сюжета; нет сомнения, что сатирическая сказка о скряге возникла как сатира и на представителя господствующего класса, и на уходящие, отмирающие представления и поверия.

Как поп работников морил (Соколовы, № 53; записано от Парамона Богданова), Поп и работник(Зеленин, Вятск. сб., № 63; записано от А. X. Селезнева, сказочника-сатирика), Я, Никого, Караул (Ончуков, № 251), Суд о коровах, Похороны кобеля, Жадный поп. Три последние сказки взяты из рукописи «Народные русские сказки не для печати. Собраны, приведены в порядок и сличены по многим разным спискам А. Афанасьевым» (Архив Института русской литературы АН СССР, № Р1, опись № 1, № 112), перепечатанной в приложениях к «Народным русским сказкам» А. Н. Афанасьева (т. III, Гослитиздат, Л., 1940, под рубрикой «Из русских заветных сказок», №№ 4, 2, 5). В печатном варианте снята вся концовка сказки № 4; несмотря на ряд натуралистических деталей представляет несомненный интерес для понимания социальной направленности произведения.