Журнал «Если» - «Если», 2006 № 12

• Название: «Если», 2006 № 12
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: ISSN 1680-645X

Андрей МАТВЕЕВ

ТРЕТИЙ ЗНАК КИБЕРКАЛИПСИСА

Неоматриархат: общество станет поддерживать огонь в бочках, верить в пророческую силу снов и держать сильную половину на черных работах. Мужчины, задумайтесь!

Кристин Кэтрин РАШ

НЫРНУТЬ В КРУШЕНИЕ

Космический дайвинг — это не спорт, не средство обогащения. Это способ прикоснуться к истории человечества.

Николай ГОРНОВ

ФУНКЦИЯ ДУГИНА

Ваша заветная мечта осуществилась? Вспомните о том незаметном труженике, которому вы обязаны своим везением.

Артём БЕЛОГЛАЗОВ

БИМКА

И хотя он без черного уха…

Александр БАЧИЛО, Игорь ТКАЧЕНКО

БЛОГ ВСЕМОГУЩИЙ

День у героя с утра не задался. Мало того, что выгнали с работы и обстреляли, так еще и выпить не дали…

Генри Лайон ОЛДИ

ЛОДОЧНИК

Трудно найти человека в обезлюдевшем мире. Но еще сложнее найти себя.

Олег ОВЧИННИКОВ

ПЕДАНТ

Опытные переговорщики зашли в тупик, не зная, как умилостивить капризного инопланетянина.

Тимофей ОЗЕРОВ

ВОСКРЕШЕНИЕ МЛАДЕНЦЕВ

Несмотря на избитость жанра, хорошие антиутопии в кино еще возможны.

Леонид КАГАНОВ

ЗАПАХ КНИГИ

Экранизации бывают разные — синие, зеленые, красные. Как в цирке. И вообще — во всем кинематографе есть кое-что от цирка, не правда ли?

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

Взята новая высота: восемь рецензий в разделе!

Дмитрий ВОЛОДИХИН

ВОТ МОЯ ДЕРЕВНЯ…

Мы ушли из Космоса, чтобы обрести «малую родину»?

ЭКСПЕРТИЗА ТЕМЫ

«Главное всегда остается на Земле» — считают эксперты. Но трактуют этот классический тезис по-разному.

Дмитрий БАЙКАЛОВ

КОЛЛЕКТИВНЫЙ РАЗУМ ПРОТИВ

Уж сколько раз он грозился «завязать» с этой литературой! Да, писательство, видимо, это и в самом деле сильнейший наркотик, с которого нельзя просто так «соскочить». И слава Богу!

РЕЦЕНЗИИ

Каждый должен заниматься своим делом: писатель — писать, рецензент — оценивать написанное, а читатель — читать. А уж мы ему поможем выбрать правильную книгу.

КУРСОР

Толкин, Льюис и Уильямс встретятся снова… «Птицы» Хичкока прилетят вновь… Проза Булгакова прозвучит по-новому.

Сергей ЛУКЬЯНЕНКО

ВСЕ НА ШТУРМ!

Нет таких крепостей, которые писатели-фантасты не могли бы взять!

ПЕРСОНАЛИИ

Когда-то НФ писали физики и инженеры. Теперь все чаще программисты.

ПРИЗ ЧИТАТЕЛЬСКИХ СИМПАТИЙ

Редакция вновь собирает Большое жюри.

---

— А она не догадается? — спрашивает Кирдык.

— Не догадается, — так же, по-змеиному, шипит Бонза, — она настолько во всем уверена…

Котоголов вдруг громко чихает.

У них это бывает, вылизывают свою шкурку, вылизывают, нажрутся шерсти, а потом вычихивают обратно. Громко и утробно, очень хорошо слышно.

— Эй! — громко говорит Бонза. — Кто здесь? Пошли посмотрим!

Я решаю не дожидаться, пока меня найдут и навесят оплеух, разворачиваюсь и несусь вниз, сквозь заросли ольхи и бересклета. Котоголов бежит рядом со мной. Сверху слышны крики и ругань.

Наконец я оказываюсь в самом низу распадка и останавливаюсь, долго отпыхиваясь.

По распадку, вдоль реки, пробирались хохряки…

Если они нас найдут, то придется плохо. И мне, и котоголову, хотя звереныш убежит, а меня они догонят. Я услышал что-то такое, чего не должен был слышать, иначе они бы не потащились совещаться сюда, в запретное место.

Мне надо возвратиться и рассказать обо всем Старшей Матери, может, она поймет, в чем дело.

И тут я понимаю, что рассказать ничего не смогу, ведь я сам тоже был в запретном месте, и мне придется отвечать на вопрос: зачем я здесь оказался?

Не могу же я сказать, что котоголов повел меня туда, где березовая роща, и для того, чтобы я напластал коры и сделал себе маску.

Для карнавала, на который мне нельзя.

— Нет, — слышу я отдаленный голос Кирдыка, — я не полезу вниз, там все ноги переломаешь!

— Зверь какой-нибудь, — это уже Бонза, — может, кабан или косуля, спугнули…

Я подмигиваю котоголову. Значит, я — кабан, а он — косуля. Они нас спугнули, и мы унеслись вскачь. Так быстро, что до сих пор не могу отдышаться.

— А кто чихал? — это опять Кирдык спрашивает.

— Звери тоже чихают! — совсем уже затухающим голосом говорит Бонза, и я догадываюсь, что они уходят.

Мне тоже надо бы отсюда сваливать, но пока нельзя.

Я проверяю, на месте ли нож. Он на месте, висит на поясе.

Березовая роща рядом, ее хорошо видно в лучах дневного солнца.

Где-то там, за ней, хижина королевы карнавала.

Мне безумно хочется пройти сквозь березовую рощу и хотя бы одним глазком, да взглянуть.

Котоголов опять что-то гортанно произносит и смотрит на меня, будто о чем-то спрашивая.

— Идем, — говорю я ему, — ты знаешь, где это?

Мы проходим сквозь рощу, вокруг рослые, статные березы с уже почти опавшими листьями.

Зато под ногами все усыпано желтой листвой.

Она шуршит, на нее приятно наступать, здесь светло и совсем не страшно, совсем не так, как в лесу, что рядом с нашими холмами, где даже днем бывает темно.

— Давай сначала посмотрим? — говорю я котоголову. Тот что-то муркает в ответ.

Вроде бы спрашивает: когда начнем резать кору и делать маску?

— Потом, — отвечаю я, — если мы уж здесь оказались…

В запретном месте, в неурочный час…

Слова возникают во мне сами, это не может быть котоголов, они ведь не разговаривают.

Но кто-то произносит эти слова, я плохо понимаю, что значит «неурочный», но догадываюсь, что это тот час, когда ты здесь быть не должен.

Хотя я и так уже оказался сегодня в том месте, где услышал то, что предназначалось совсем не для моих ушей.

Хотел услышать будущее и услышал.

Мы выходим из рощи, и я останавливаюсь.

Котоголов следует моему примеру. Садится у правой ноги и тоже смотрит.

Мы оба смотрим, перед Нами маленькая, аккуратная хижина. Она стоит на берегу небольшого пруда. Рядом с хижиной бочка, хорошо видно: в ней горит огонь.

Дверь в хижину открыта, но я знаю, что мне туда нельзя.

Туда никому нельзя, кроме Старшей Матери.

Я плохо помню нынешнюю королеву, я лишь догадываюсь, кто она.

Но она должна быть красивой. Королевы карнавала всегда самые красивые!

А самая красивая из всех — Монка, это я знаю давно!

Внезапно котоголов исчезает среди кустов бересклета.

Мне ничего не остается, как самому нырнуть в них, затаиться и смотреть в сторону хижины.

Из нее выходит женщина. Она в полотняной накидке королевы карнавала, с распущенными по плечам волосами. Я узнаю ее, я много раз видел ее в жилище. Еще помню слова Белки о том, что всем мужчинам эта женщина предпочитала Бонзу и что вроде бы даже родила от него.

Ведь одна из любимых тем для разговоров у нас: кто бы мог у каждого из нас быть матерью и отцом.

Только говорим мы об этом, когда взрослых нет рядом.

Все мужчины нам как один отец, и все женщины — мать.

Хотя настоящие матери — лишь матери света, их надо слушаться, им надо подчиняться.

Женщина идет к пруду, мы с котоголовом, затаив дыхание, смотрим на нее.

Хотя и осень, но днем все еще тепло. «Желтое лето» — время, когда солнце пригревает, будто до зимы много-много месяцев.

Женщина снимает накидку, под ней ничего нет.

Я чувствую, как у меня вспыхивают щеки, сейчас, наверное, они пылают, будто цветы бересклета.

Ведь я никогда еще не видел так близко взрослой голой женщины.

Женщина входит в пруд и быстро окунается в воду. Потом вскакивает и выбегает обратно на берег. «Желтое лето»: днем солнце пригревает, но ночи холодные, и вода уже остыла.

Зато щеки мои пылают все сильнее и сильнее, мне становится горячо, я обливаюсь потом.

В запретном месте, в неурочный час…

По распадку, вдоль реки, пробирались хохряки…

Я бы хотел сейчас стать хохряком и оказаться в своей норке. Среди готовящихся к зиме корней и прорастающих мертвецов. Мне не хочется думать о том, что произойдет совсем скоро, на карнавале. Но я уже знаю: что-то случится, и жизнь моя изменится. Котоголов тихо муркает.

Он прав: время идет, а я так и не срезал себе подходящего куска коры для маски.

Женщина уходит в хижину.

Я тихо поворачиваюсь и иду вслед за котоголовом, внимательно осматривая березы. Мне нужно толстое дерево с плотной корой. Кора снимается ровным слоем, аккуратно. Если все делать, как надо, то у тебя в руках оказывается прямоугольный кусок бересты. Из прямоугольного куска надо сделать полукруг. Прорезать в нем два глаза и рот. И лишь потом покрасить. И углем нарисовать там, где предполагается нос, черные усы котоголова. Затем к маске прикрепляется веревочка, и все, ее можно надевать.

«Что-то произойдет!» — думаю я, осторожно делая первый надрез на выбранном дереве.

Котоголов хитро смотрит на меня, кажется, он тихо муркает себе под нос песенку о том, что «по дороге, вдоль реки, пробегали хохряки!».

И вдруг я с тоской понимаю, что все же придется сегодня еще раз лечь на землю и попытаться расслышать голоса своего, уже почти наступившего будущего!

8.

Тимус давно уже не видел таких странных снов.

Клочья тумана цепляются за мрачные, черные сосны.

Трава серая, как и небо.

Кто-то идет ему навстречу, слышатся тихие, вкрадчивые шаги.

Он мягко спрыгивает с ветки и приземляется на все четыре лапы.

Нужно затаиться и посмотреть.

Почему-то ему не нравится тот, кто идет по лесу.

От него пахнет угрозой.

Смачный, агрессивный запах.

Тимусу хочется проснуться, но сон не отпускает.

Он впрыгивает в туман — бежится легко, серая трава даже не приминается под лапами.

Шаги становятся четче. Тот, кто идет, уже ничего не боится.

Вновь надо затаиться, притвориться сухой веткой, камнем, едва различимым в тумане кустом бересклета.

Сон давит на грудь, Тимусу трудно дышать.

Он переворачивается на другой бок, шаги становятся еще слышнее, если сейчас открыть глаза, то можно увидеть, как кто-то проходит по лесу рядом с тобой.

Кто-то без лица.

Серое пятно, плохо различимое в тумане.

Камень опять встает на четыре лапы, сухая ветка распрямляется, невысокий куст бересклета зачем-то скатывается с пригорка.

Кто-то все так же идет сквозь туман, пробираясь между соснами.

Он знает одно: это не мальчик, это взрослый мужчина.

От взрослых иначе пахнет, запах окутывает со всех сторон, тонкие, невидимые нити, через которые нельзя перепрыгнуть.

Можно лишь бежать вдогонку.

Он никогда еще не бегал на четырех лапах, ему начинает нравиться.

Только странно все видеть лишь серым и черным, это не его мир, хотя если проснуться, то цвет вновь вернется, Тимус в этом уверен, но сон продолжается, и ему остается одно: бежать вслед запаху, думая, куда же он приведет.

Он никогда еще не был в этих местах.

Какое-то ущелье, поросшее низкими корявыми сосенками.

Шаги опять становятся тихими и вкрадчивыми.

Наконец затихают.

Человек без лица останавливается, опять пора притвориться сухой корявой веткой.

И вовремя.

Тот, кто идет впереди, вдруг начинает ворочать здоровый камень, что у самого склона ущелья.

Пытается сдвинуть его с места.