Александр Панцов - Мао Цзэдун

• Название: Мао Цзэдун
• Автор: Александр Панцов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-02983-5

Впервые на книжном рынке России появилось самое полное и объективное издание, написанное о Мао Цзэдуне. Взяв за основу архивы китайской компартии, КПСС и международного коммунистического движения, известный китаевед, доктор исторических наук, профессор Александр Панцов так живо выстраивает картину повествования, что создается иллюзия полного присутствия на месте описываемых событий. Среди огромного количества материалов, использованных в книге, — многотомное личное дело Мао и его досье, несколько тысяч томов личных дел других революционеров Китая, а также записи бесед автора с людьми, знавшими Мао. Большая часть этих материалов публикуется впервые.

Со страниц книги Мао предстает не только политиком, но и живым человеком, со всеми его достоинствами и недостатками. Это уникальное по своей масштабности и информативности издание будет лучшим в ряду книг о «великом кормчем» Поднебесной.

---

Между тем в китайской компартии происходили серьезные политические перемены. В самом начале 1922 года группа общественных деятелей Китая, приняв приглашение большевистского руководства, посетила Москву и Петроград. Они приняли участие в работе съезда народов Дальнего Востока, проходившего под эгидой Коминтерна.

Все, что там происходило, произвело на китайских коммунистов огромное впечатление. Ведь форум этот был специально посвящен проблемам единого национального фронта в колониях и полуколониях, и руководители Коминтерна изо всех сил старались внедрить в сознание делегатов идею сотрудничества коммунистов с национал-революционерами. Особенно горячился председатель Исполкома Коминтерна Григорий Евсеевич Зиновьев, прямо заявлявший о том, что китайские, корейские и японские коммунисты «являются пока еще маленькой группой», а потому должны «не стоять в стороне, не смотреть свысока на тех грешников и мытарей, которые еще не стали коммунистами, но вмешаться в самую гущу, в те десятки миллионов людей, которые борются в Китае, людей, которые борются пока за национальную независимость и раскрепощение»43. О том же, по существу, говорил и Ленин, встретившийся в перерыве с группой участников съезда, среди которых находились Чжан Готао, еще один коммунист Дэн Пэй и представитель Гоминьдана Чжан Цюбо. Ленин особо поднял вопрос о возможности сотрудничества Гоминьдана и компартии, поинтересовавшись мнениями на этот счет Чжан Цюбо и Чжан Готао44.

Тут уж, конечно, лидерам КПК пришлось призадуматься. Зиновьев и Ленин были не то что Маринг. Они являлись вождями, учителями, наставниками. В результате и Чжан Готао, и Хэ Шухэн, да и другие присутствовавшие на форуме коммунисты должны были проголосовать за «Манифест съезда к народам Дальнего Востока», содержавший призыв к объединению всех антиимпериалистических революционных сил45.

Возвратившись в Китай в марте 1922 года, Чжан Готао доложил в Центральное бюро КПК о результатах поездки, заявив, что «большинство руководителей в Москве считают, что китайская революция должна быть направлена против империализма и внутренних милитаристов и реакционеров, которые находятся в сговоре с ним… Китайская революция должна объединить усилия различных групп революционных сил всего Китая. И в результате должно быть установлено сотрудничество между КМТ [Гоминьданом] и КПК. Ленин сам подчеркнул этот момент»46. Чэнь Дусю был явно смущен, но надо было искать выход из положения.

И вот в начале мая 1922 года I съезд Социалистического союза молодежи Китая, проходивший легально в Кантоне, осторожно высказался о необходимости поддержать революционную борьбу против империализма и милитаризма, за завоевание национальной независимости и гражданских свобод47. Без одобрения Чэнь Дусю такое произойти не могло. Через месяц, 15 июня, сам Чэнь опубликовал «Первое заявление Компартии Китая о текущем моменте», в котором уже признал, что кантонское правительство доктора Суня пользуется популярностью среди рабочих Южного Китая, а «из различных политических партий, существующих в настоящее время в Китае, относительно революционной и более или менее демократической группировкой является только Гоминьдан». И далее: «Метод действия, который предлагает Коммунистическая партия Китая, состоит в том, чтобы призвать Гоминьдан и другие революционно-демократические группировки, а также все организации революционных социалистов к созыву совместной конференции для создания объединенного демократического фронта»48.

Конечно, это было написано с тяжелым сердцем. Не случайно ведь Чэнь вместо определения «национальный» (фронт), принятого в Коминтерне, употребил звучащее более радикально выражение «демократический». 30 июня он написал новое письмо Войтинскому, где заявил, что КПК «очень надеется», что гоминьдановцы смогут «осознать [необходимость] реорганизации [то есть объединения с коммунистами и политической радикализации] и пойдут рука об руку с нами. Однако надежд очень мало»49. Такая интерпретация политики Коминтерна являлась, безусловно, оригинальной. Ведь Москва-то считала, что внутриполитическая обстановка в Китае требовала не того, чтобы гоминьдановцы шли вместе с коммунистами, а того, чтобы коммунисты, которых, кстати, в то время насчитывалось всего 195 человек, установили антиимпериалистический союз с более мощной, десятитысячной, партией Сунь Ятсена.

И все же кое-какие сдвиги наметились, и новый курс КПК получил закрепление в документах ее II съезда, проходившего в Шанхае с 16 по 23 июля 1922 года. Форум состоялся в отсутствие Мао, который хотя и прибыл в Шанхай для участия в нем, но на него не попал. По словам самого Мао Цзэдуна, он «забыл название места, где он [съезд] должен был проходить, не смог найти никого из товарищей, а [потому] пропустил его»50. Звучит это заявление странно, так как адрес Чэнь Дусю-то, по крайней мере, Мао должен был помнить: бывал он в этом доме неоднократно. Но никаких более вразумительных объяснений его отсутствию нет.

Так ни с чем он и вернулся в Чаншу, о чем мог лишь пожалеть, поскольку съезд был очень важным. Делегаты реорганизовали руководящие органы партии, избрали вместо Бюро Центральный исполнительный комитет во главе с Чэнь Дусю и основали новый партийный орган — журнал «Сяндао чжоукань» («Еженедельник „Проводник“»). Обсудили они и ставший на тот момент главным для них вопрос о едином «демократическом» фронте. Из двенадцати человек, присутствовавших на форуме, пятеро принимали участие в подготовке или работе съезда народов Дальнего Востока. С докладом об этом коминтерновском саммите на съезде выступил Чжан Готао51. Выслушав его, съезд выразил согласие с принятыми в Москве и Петрограде решениями, утвердив закрытую резолюцию об «объединенном демократическом фронте» и манифест. В обоих документах довольно подробно обосновывалась необходимость создания межпартийного блока компартии и Гоминьдана52. В социальном плане объединенный фронт мыслился как «временный союз» пролетариата и крестьян-бедняков с национальной буржуазией, которая, как признавалось в декларации съезда, была «в состоянии объединить свои силы и выступить против иностранного капитализма и продажного правительства Пекина»53. Что же касается выдвинутого ранее предложения Маринга о вступлении коммунистов в Гоминьдан, то съезд обошел его молчанием.

Интересно, что идея объединенного фронта, предложенная съездом, дополнялась в его документах предложением о создании так называемого параллельного «Демократического союза», иначе — «Союза движений за народовластие»54, в который предполагалось вовлечь членов профсоюзов, крестьянских союзов, союзов торговцев, учителей, студентов, политических женских союзов, клубов юристов и издателей в различных городах страны, а также членов парламента, «сочувствующих коммунизму». Последние должны были, по мысли китайских коммунистов, образовать левое руководящее крыло в «Демократическом союзе»55. Этот радикальный «союз» был не более чем уловкой: имелось в виду на практике облечь в его форму само сотрудничество КПК и Гоминьдана при непременной гегемонии компартии.

Решения съезда были направлены в каждую партийную организацию. Получил их и Мао Цзэдун. И в середине августа в Чанше под эгидой компартии прошел учредительный съезд «Демократического союза» различных общественных организаций. Одним из руководителей его стал Ли Лисань. Аналогичные объединения были созданы также в Пекине, Хубэе, Шанхае и Гуандуне56. Гоминьдановцы, однако, не поддержали эту инициативу.

12 августа 1922 года в Китай вернулся Маринг. Он не мог не чувствовать себя победителем. Ведь с собой он привез две бумаги, которые должны были заткнуть рты всем его недоброжелателям в КПК. Первая из них представляла собой написанную секретарем Исполкома Коминтерна Карлом Радеком инструкцию, в которой полностью поддерживалась инициатива Маринга о вступлении коммунистов в Гоминьдан. В ней подчеркивалось, что Коммунистическая партия Китая должна сохранять внутри Гоминьдана полную независимость и находиться в нем только до тех пор, пока не превратится в массовую политическую организацию. Вторая бумага была директивой Войтинского, являвшегося в то время уже главой Дальневосточного отдела ИККИ. В ней прямо подчеркивалось: «Центральный комитет Коммунистической партии Китая согласно решению Президиума Коминтерна от 18 июля должен… проводить всю свою работу в тесном контакте с тов. Филиппом»57. (Это, как мы знаем, был один из псевдонимов Маринга.)

Сразу же по прибытии в Шанхай Маринг, по воспоминаниям Чжан Готао, сообщил руководству компартии: «Коминтерн одобряет идею вступления членов КПК в КМТ [Гоминьдан] и считает, что это новый путь создания объединенного фронта»58. 25 августа он посетил Сунь Ятсена, который опять находился в Шанхае, изгнанный из Кантона неожиданно предавшим его Чэнь Цзюнмином. Сидя в уютном кабинете доктора Суня, эмиссар ИККИ информировал лидера Гоминьдана о том, что Москва советует коммунистам Китая объединиться с его партией. При этом он рекомендовал Суню уделять больше внимания рабочему и крестьянскому массовому антиимпериалистическому движению59. Дезориентированный изменой милитариста Чэня, Сунь готов был принять его предложения, соглашаясь на реорганизацию Гоминьдана. Он долго думал в те дни о судьбе китайской революции и, по его собственным словам, «разочаровался во всем, во что раньше верил». Еще в Кантоне, сразу же вслед за переворотом бывшего соратника Чэнь Цзюнмина, он «убедился, что единственным действительным и искренним другом китайской революции является Советская Россия»60.