Джейн Остин - Разум и чувства и гады морские

• Название: Разум и чувства и гады морские
• Автор: Джейн Остин
• Издательство: ООО "Издательство Астрель", "Издательство Corpus"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-271-28987-3

Идея классического романа, населенного сверхъестественными существами из современной мифологии хоррора, обрела неслыханную популярность. Нью-йоркский писатель и драматург Бен X. Уинтерс, известный своим незаурядным чувством юмора, внес леденящий душу вклад в «Разум и чувства» Джейн Остин.

Многострадальная Англия в начале XIX века из последних сил противостоит нашествиям морских чудовищ, стремящихся истребить род людской. Ее столица, накрытая стеклянным куполом, перенесена на морское дно. И острова порой оказываются вовсе не островами… В этой зловещей атмосфере прелестные сестры Дэшвуд глубоко переживают каждая свое несчастье. Умная, сдержанная Элинор влюблена в человека, помолвленного с другой. Романтичная, порывистая Марианна без ума от вероломного охотника за сокровищами и даже не смотрит в сторону благородного полковника Брендона с ужасными осминожьими щупальцами вместо бороды. А разбитое сердце опасно вдвойне, когда вокруг бушует враждебный океан…

---

— Возможно, насмешки людей, подобных вам с Марианной, искупают привязанность леди Мидлтон с матерью. Если их похвала равна осуждению, ваше осуждение — это похвала, ведь они не более прозорливы, чем вы непредвзяты.

— Вы готовы защищать своего протеже даже путем острословия!

— Мой протеже, как вы его назвали, очень разумный человек, а разум привлекает меня в людях прежде всего. Да, Марианна, даже в тех, кто старше тридцати. Он повидал мир, ездил за границу, много читал, у него проницательный ум. Я уверена, он способен обогатить мои знания по самым разнообразным предметам. Это чистая правда! Хотя мне и приходится стоять от него в отдалении, чтобы, увлеченный темой, он не задел меня ненароком своими щупальцами. Он всегда охотно и любезно отвечает на все мои вопросы.

Пока она говорила, Уиллоби упражнялся в комической имитации полковника Брендона, прижав одну ладонь к лицу и болтая в воздухе пальцами.

— Почему вы его так не любите? — закатила глаза Элинор.

— Вовсе нет! Напротив, я считаю его очень почтенным человеком, для которого у всякого найдется доброе слово, но не более, который не знает, куда девать свои деньги и время, и каждый год меняет по два костюма. Чей ум — возможно, проницательный — спрятан за лицом морской диковины, коей было бы, наверное, удобнее вообще избавиться от костюмов и поселиться в аквариуме у меня в гостиной.

— К тому же, — воскликнула Марианна, — у него нет ни таланта, ни вкуса, ни твердости духа! Его суждениям недостает остроумия, его чувствам — пылкости, а голос его очень противно побулькивает, вы не замечали?

— Вы приписываете ему столько недостатков, — ответила Элинор, — основываясь только на собственном воображении — кроме разве что замечания о голосе, он у него и в самом деле довольно водянистый, — так что мой ответ может показаться холодным и скучным. Я могу лишь заявить, что он разумный человек, прекрасно воспитанный, очень образованный и обходительный и, как мне кажется, добросердечный.

— Мисс Дэшвуд! — воскликнул Уиллоби. — Вы пытаетесь обезоружить меня доводами разума и убедить в том, в чем сам я убеждаться не желаю. Но ничего не выйдет. Пусть вы хитры, зато я упрям. — Довольный своим ответом, он похлопал по спине Месье Пьера, тем временем испражнявшегося на пол. — У моей неприязни к полковнику есть три непреодолимых причины: он грозил мне дождем, когда я хотел солнца, он усмотрел несовершенство в том, как я держу гарпунное ружье, он не хочет покупать у меня антикварное каноэ, вырезанное вручную из крепчайшей ели. Впрочем, если вам это доставит удовольствие, признаю, что во всех остальных отношениях я считаю его репутацию безупречной. И в ответ на это признание, которое, как вы понимаете, далось мне нелегко, вы должны оставить за мной привилегию не любить его так же, как прежде, и про себя величать Стариной Рыбоклювом.

Глава 11

Впервые ступив на берег маленького девонширского острова, затерянного в бурных морских водах, миссис Дэшвуд с дочерьми и не подозревали, насколько оживленная светская жизнь их тут ожидает и как часто соседи будут приглашать их в гости и наведываться к ним с визитом. Но вышло именно так. Когда Марианна оправилась от нападения осьминога и, к радости сэра Джона, рана на ее шее затянулась, он принялся претворять в жизнь все планы развлечений — дома и на свежем воздухе, — какие рождались у него в голове, пока он ее лечил. Особенно сэр Джон любил устраивать пляжные увеселения на Острове Мертвых Ветров, такие, как туземные пляски, охоту на раков и костры, на которых он жарил клейкие сладости, изготовленные из плодов зефирного болотняка; каждый раз он полностью брал на себя заботы о всеобщем увеселении и принимал самые изощренные меры, необходимые, чтобы обеспечить безопасность гостей. Ради этого он не гнушался и народными средствами: к примеру, смесью чернил кальмара и крови кита он всегда рисовал на пляже огромный квадрат, выходить из которого гостям настоятельно не рекомендовалось; что до более практичных методов, то из них были представлены слуги с каменными лицами, вооруженные трезубцами и факелами, — они стояли на расстоянии двенадцати шагов друг от друга, не спуская глаз с воды все время, пока проводились увеселения.

Уиллоби участвовал в каждой забаве; это было для него вернейшим способом находить в Марианне все новые совершенства и получать от нее более чем очевидные знаки внимания.

Элинор их близость нисколько не удивляла. Ей лишь хотелось, чтобы они не выказывали ее столь откровенно, и раз или два она пыталась побудить Марианну вести себя сдержанней.

— Ради всего святого, сестрица, — ворчала она, — ты приклеилась к нему, как ракушка.

Но Марианна не терпела притворства; скрывать чувства, в которых нет ничего зазорного, казалось ей не только пустой тратой душевных сил, но и постыдной капитуляцией перед косными и ошибочными традициями. Уиллоби разделял ее взгляды, и их поведение неизменно служило наглядным подтверждением искренности их убеждений.

Когда он был рядом, Марианна не замечала больше никого. Все, что он делал, было правильно. Все, что он говорил, было умно. Все раки, которых он доставал из аквариума, были самыми большими и толстыми раками, которых она когда-либо видела. Если вечером устраивали игры в волан, он был лучшей ракеткой. Если развлечение составляли кадриль и джига, то половину времени они танцевали друг с другом, а когда приличия вынуждали их на пару минут разлучиться, они все равно старались оказаться рядом и почти ни с кем больше не разговаривали. Такое поведение, конечно, сделало их всеобщим посмешищем, но это их отнюдь не пристыдило. Шквал насмешек они, похоже, едва замечали.

Миссис Дэшвуд горячо одобряла их чувства; в ее глазах все это было лишь естественным следствием любви двух юных и пылких сердец.

Для Марианны наступила пора счастья. Прежняя привязанность к былой жизни в Норленде почти позабылась под влиянием того очарования, которым наделило Бартон-коттедж общество Уиллоби.

Счастье Элинор было далеко не таким бескрайним. На сердце у нее было не так легко, увеселения приносили ей куда меньше радости, к тому же для нее не нашлось спутника, который бы затмил то, что она оставила позади. Ни леди Мидлтон, ни миссис Дженнингс не смогли стать для нее хорошими собеседницами. Леди Мидлтон пребывала в особенно мрачном настроении после попытки бежать на родину на плоту, который она с большим трудом соорудила из метелок веничного сорго и раковин моллюсков, — на нем ее и поймали в двух милях от берега. Что до миссис Дженнингс, то собеседницей она оказалась докучливой и успела рассказать Элинор свою историю три или четыре раза; слушай Элинор ее хотя бы вполуха, она бы с первых дней знакомства в малейших подробностях знала, что именно происходило с мистером Дженнингсом в последние минуты перед тем, как ему отрубил голову излишне усердный подчиненный сэра Джона, и что он сказал жене за несколько мгновений до смерти («Убей себя! Убей себя, чтобы не мучиться всю жизнь в лапах иноземных дьяволов!»).

Из всех новых знакомых лишь в лице полковника Брендона Элинор встретила человека, не обделенного талантами, способного вызвать к себе дружеское расположение и поддержать интересную беседу. Уиллоби на эту роль не годился. Он был влюблен, все его внимание принадлежало Марианне, так что и куда менее приятный человек стал бы для Элинор гораздо лучшим собеседником. А вот у полковника Брендона, к его несчастью, не было повода посвящать Марианне все свои мысли. В беседах с Элинор он нашел некоторое утешение горю, вызванному безразличием ее сестры, смешанным с отвращением.

Сочувствие к нему Элинор возросло вдвойне, когда у нее зародились подозрения, что ему уже знакомы мучения несчастной любви. Причиной тому стали несколько слов, оброненных им однажды, когда они сидели у костра и вглядывались в догорающие огоньки, пока остальные танцевали; танцы в тот вечер были веселее, чем обычно, благодаря «Черному Дьяволу» — пуншу, который сэр Джон готовил из такого темного рома, что через него вообще не проникал свет.

Брендон не сводил взгляда с Марианны, но через несколько минут, проведенных в молчании, сказал с легкой улыбкой:

— Я слышал, ваша сестра не одобряет вторые влюбленности.

— Да, — подтвердила Элинор, — у нее романтичный взгляд на жизнь.

— Вернее, как я понимаю, она считает подобное невозможным.

— Думаю, да.

— Ну что ж, некоторые и в морских ведьм не верят. Или в то, что они могут наложить проклятие. Ан нет, ведьмы существуют. И еще как могут, — с горечью бросил полковник.

— Полагаю, через несколько лет здравый смысл и более близкое знакомство со светом переменят ее взгляды, — ответила Элинор, вежливо пропустив мимо ушей тягостное замечание Брендона о его достойном всяческого сожаления недуге. — И тогда они станут понятны не только ей самой, но и всем остальным.