Абрахам Меррит - Живой металл

• Название: Живой металл
• Автор: Абрахам Меррит
• Издательство: Нижегородский филиал СП “ИКПА”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1991

В сборник вошли повесть известного американского писателя Абрахама Меррита (1884–1943 гг.) «Живой металл» (воспроизводится по тексту журнала «Мир приключений» 1928 № 10–1929 № 7), повесть знаменитой американской писательницы Элис Мери Нортон, пишущей под псевдонимом Эндрю Нортон, «Звездный охотник», повесть и рассказы великого мастера научной фантастики Роберта Энсона Хайнлайна (1907–1988 гг.) из сборников «История будущего» и «Угроза с Земли».

---

И, похоже, съедобные.

Последний факт не был очевидным, ибо предметы эти мало походили на пищу. Они были двух видов. Первые — комки чего-то неопределенного, но похожего на серый сыр. На ощупь они казались скользкими, да и выглядели неаппетитно. Вторую лее разновидность отличала полная идентичность предметов — две дюжины идеальных шаров. Каждый напоминал Биллу Айзенбергу хрустальный шар, что был у него когда-то; настоящий бразильский горный хрусталь. Он тогда не мог устоять против его совершенства, купил, принес домой и часто любовался им в одиночестве.

Эти маленькие шары были чрезвычайно похожи на хрусталь. Он коснулся одного — но шар оказался податливым, словно желе, и долго переливался на свету, прежде чем снова обрести свою идеальную форму.

Какими бы шары ни были приятными, они явно служили не для украшения, да и на комочки, похожие на сыр, стоило обратить внимание. Он отломил маленький кусочек, понюхал и попробовал. Кусочек был соленым и отвратительным на вкус. Билл сплюнул, сморщился и от всего сердца пожелал почистить зубы. Чтобы есть такое, нужно проголодаться гораздо сильнее.

Он снова обратил внимание на великолепные шарики хрустального желе: покатал на ладони, смакуя их гладкое прикосновение. В центре каждого он увидел собственное отражение, очень маленькое и грациозное. В первый раз он осознал великую красоту человеческой фигуры; почти каждой человеческой фигуры, которая воспринималась как композиция, а не как механическое скопление студнеподобных частей. Но жажда была сильнее самолюбования, и ему пришло на ум, что эти гладкие, прохладные шары могут помочь выделению слюны, как это делает галька.

Шар наткнулся на нижние зубы — и тут губы и подбородок Билла внезапно оросились, капли сбегали ему на грудь.

Шары были водой и только водой! При этом не было никакой оболочки, никакого сосуда. Он был обеспечен водой — великолепно упакованной в саму себя при помощи какого-то непонятного эффекта поверхностного натяжения.

Он попробовал еще один шарик, обращаясь с ним осторожнее, не желая прокусывать зубами прежде, чем тот попадет в рот. Это ему удалось, и рот наполнился чистой свежей водой. Правда, все произошло слишком быстро, он захлебнулся и закашлялся, но зато научился обращаться с шариками. Он выпил четыре штуки.

Утолив жажду, он заинтересовался, как это вода сама себе служит сосудом. Шары были податливыми, хотя раздавить он их не мог. Даже когда он изо всей силы бросал их на пол, они отскакивали невредимыми. Один из шаров удалось зажать между большим и указательным пальцами — он тотчас же Лопнул, и по ладони побежала вода, никакой оболочки, никакой посторонней субстанции. По-видимому, только лезвие или что-нибудь острое могло нарушить равновесие поверхностного натяжения. Как бы то ни было, он мог осторожно держать шар во рту, доставать его оттуда, увлажнять кожу. Но запас их был ограничен, новый пока не предвиделся, и Билл решил, что разумнее будет приберечь шары и не экспериментировать дальше.

Утоленная жажда усилила чувство голода, он снова обратил внимание на похожую на сыр субстанцию и нашел, что может жевать ее и проглатывать. Может быть, это была не пища, а яд, но она заполнила его желудок, утолив голод. Он смыл еще одним шаром неприятный привкус и ощутил, что вполне сыт.

После еды он снова предался размышлениям. Он был жив, а если и нет, то разница между жизнью и смертью должна быть минимальной — не более одного слова. Итак, он жив, но заперт. Кто-то дал ему пищу и воду. Какие-то таинственные, но разумные существа. Итак, он был пленником, а это слово означает и охрану.

Значит, предстоит кое-что узнать. Если он пленник, то пленивший его наверняка придет, чтобы посмотреть и допросить. То, что его оставили в живых и даже заботились о нем, позволило строить планы на будущее. Хорошо, он будет думать лишь о том, как выпутаться из критического положения. Но пока Билл был совершенно беспомощен, в этом он был уверен.

Однажды у него блеснула надежда на бегство. В камере наверняка были какие-то устройства для удаления шлаков его тела, но он не нашел ничего подобного. Клетка очищалась сама собой, и это было все.

Наконец, он снова заснул.

Проснувшись, Билл обнаружил только одно — запасы воды и пищи возобновились. «День» прошел без изменений, если не считать его собственных размышлений.

Таким же образом минул и следующий день. И следующий…

Он решил не спать как можно дольше, чтобы узнать, каким образом в камеру попадают пища и вода. Он старался изо всех сил, шел на всевозможные ухищрения, прикусывая губы и язык, больно щипал мочки ушей, концентрировался на головоломных вывертах мысли — и все же задремал. А когда проснулся, пища и вода были в камере.

За периодами бодрствования следовали сон, голод и жажда, насыщение и снова сон. После шестого или седьмого сна он решил, что для душевного здоровья ему нужно что-то вроде календаря. Время можно было измерять только периодами сна, он произвольно назвал их «днем», а поскольку кроме собственного тела у него было не на чем писать, он и поступил соответственно: из обломка ногтя большого пальца сделал нечто вроде грубой татуировальной иглы. Царапина на его бедре была видна в течение двух дней, потом ее надо было подновлять. Семь полос означали неделю. Недельные полосы на пальцах рук и ног позволяли измерить двадцать недель.

Он уже нацарапал вторую недельную полосу на указательном пальце левой руки, когда в его однообразной жизни произошло, наконец, событие. Проснувшись, он ощутил, что больше не одинок!

Неподалеку лежал человек, точнее, его старый друг, доктор Грейвс.

Убедившись в том, что это ему не снится, он схватил его за плечи и потряс.

— Доктор! — громко крикнул он. — Доктор! Проснитесь!

Грейвс открыл глаза. Взгляд его был ясным. Поднявшись, он протянул руку.

— Добрый день, Билл. Рад вас видеть!

— Доктор! — Билл хлопнул старика по спине. — Доктор, черт побери! Вы даже представить себе не можете, как я рад видеть вас!

— Могу.

— Послушайте, доктор, как вы сюда попали? Вас тоже похитил огненный шар?

— Не все сразу, мой мальчик. Сначала мы должны немного позавтракать, — на «полу», поблизости от них, лежал двойной рацион пищи и воды. Грейвс взял водяной шар, умело прокусил его и выпил, не пролив ни капли.

Айзенберг понимающе взглянул на него.

— Вы здесь уже давно?

— Давно.

— Огненные шары похитили вас в то же время, что и меня?

— Нет, — он взял кусок пищи. — Я попал сюда в одной из двух водяных колонн. Они в последнее время выросли близ Антарктиды.

— Что?

— Да, именно. Похоже, что оправдались все мои самые дикие и невероятные предположения: и водяные колонны, и огненные шары — проявления одного и того же — чужого разума! — Грейвс вяло жевал. Он выглядел еще более усталым, старым и худым, чем раньше. — Доказательства разума повсюду, и никакого другого объяснения нет.

— Но кто это?

— Спросите что-нибудь полегче!

— Может, это новое оружие?

— Ха! Вы думаете, китайцы, к примеру, в состоянии снабдить нас водой в таком виде? — он взял маленький шар.

— Кто же тогда?

— Не знаю. Называйте их, если хотите, марсианами; это вполне подходящее объяснение.

— В каком смысле подходящее?

— Все зависит от того, думают ли они так же, как люди. Очевидно, нет. Но они явно не животные, потому что весьма разумны. Разумнее, чем мы. Марсиане.

— Почему вы считаете этих Х-существ марсианами? Может, это все же люди; просто они знают гораздо больше нас. Новое технологическое чудо?

— Правомерный вопрос, — ответил Грейвс, ковыряя ногтем в зубах. — Постараюсь ответить. Потому что мы знаем о великих ученых почти все: и где они находятся, и что делают. Такой прогресс невозможно держать в тайне, его невозможно достичь быстро. Мы видим с полдюжины вещей, которые находятся выше наших возможностей, сотни ученых должны годами работать, чтобы хотя бы объяснить все это. Нас окружают следы нечеловеческой техники и науки. Конечно, если вы предпочитаете верить в безумного ученого или секретную лабораторию, то я не могу вам запретить. Но думаю, что отсюда выудишь разве что сюжет для воскресного приложения.

Билл Айзенберг помолчал, обдумывая слова Грейвса в свете собственного опыта.

— Вы правы, доктор, — согласился он наконец. — Когда мы спорим, вы чаще всего оказываетесь правы. Это, должно быть, марсиане. Я имею в виду форму разумной жизни, развившуюся в. е на Земле.

— Весьма возможно.

— Весьма возможно? Но вы только что сами это сказали!

— Нет, я только сказал, что это подходящее объяснение.

— Но если отбросить невозможное, то так и окажется!

— Отбрасывать невозможное — не самый лучший метод.

— Но чем же еще они могут быть?

— Гм. Мне трудно так, сразу, сформулировать. Для нашей гипотезы, пожалуй, есть определенные основания психологического характера.