Роберт Сальваторе - Древнейший

• Название: Древнейший
• Автор: Роберт Сальваторе
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-44792-3

В этом мире все воюют против всех. Люди, гномы и тролли сходятся в отчаянных битвах. Светские владыки и религиозные фанатики не жалеют чужих жизней. Но самое страшное, поистине беспредельное зло несет старец Бедден, скармливающий своих пленников гигантскому червю, что живет в ледяных тоннелях.

Брансен Гарибонд, прозванный Разбойником за прежние лихие дела, не по своей воле вступает в единоборство с Древнейшим.

Но идет до конца.

Впервые на русском языке от автора «Саги о Темном эльфе».

---

— А мы ему не скажем!

Воин беспомощно улыбнулся. Когда леди Гвидра принимала решение, переубедить ее было нелегко.

— Они отзовутся, — заверила его она. — У тебя получится их убедить.

Доусон Маккидж прекрасно знал, что стоит за этим «убедить», но, еще раз оглянувшись на останки Тетмола, от которых бросало в дрожь, не раздумывая выбрал из двух зол меньшее. Требовалось серьезное подкрепление, чтобы эта проклятая картина как можно реже представала бы перед ним.

Он снова упал. В четвертый раз. Кадайль бросилась на помощь, но Брансен упрямо отмахнулся. Дрожа и дергаясь, он сумел сперва перевернуться на живот, затем встать на колени. Сочувственный и взволнованный взгляд, которым обменялись Кадайль и Каллен, весьма раздосадовал молодого человека, однако он не подал виду.

Они держали путь из Делавала по дороге, ведущей на северо-северо-запад, вдоль величественного водного пути, недавно переименованного в Мазур Делавал. Северо-восточный берег реки считался цивилизованным, но дорога, вернее сказать — колея, никак не соответствовала этому эпитету. В районе, не тронутом войной, всего в трех днях пути от столицы они шли по неровному, грязному месиву, которое трудно было назвать дорогой. Этот путь, испещренный узловатыми корнями больших ив, мог сбить с толку даже самого осторожного путешественника, что уж говорить о Брансене, давшем себе слово не вынимать душевный камень из кармана; для Брансена каждый шаг превращался в настоящее испытание мужества.

Встав на четвереньки, чтобы отдохнуть и перевести дыхание, Брансен боролся с желанием воспользоваться самоцветом. Молодой человек заметил перед собой красную лужицу и тут только осознал, что во время последнего падения расквасил себе нос и вдобавок разбил губу. Он стал отплевываться. Изо рта полетели кровавые брызги.

Подошедшая Кадайль коснулась его спины, и Брансен напомнил себе о том, что она любит его и, конечно, беспокоится.

— Может быть, на сегодня достаточно? — тихо спросила она.

Муж попытался было возразить, но ничего не выходило.

Он сплюнул кровь, потянулся к карману и наверняка снова упал бы в грязь, если бы Кадайль не подхватила его. Она взяла его за непослушную руку и помогла закрепить самоцвет на лбу.

— Мы едва покрыли две мили, — наконец произнес Брансен настолько четко и уверенно, что сам подивился разнице.

— И еще пять надо постараться успеть пройти до захода солнца, — не сдавалась Кадайль. — Если ты повредишься, то нам не одолеть и мили.

Брансен окинул ее сердитым взглядом.

— Я понимаю, — прошептала Кадайль. — Знаю, что ты скажешь, и не стану делать вид, что у меня есть право с тобой не согласиться. Но прошу тебя, любовь моя, умерь свой пыл. Ты истязаешь свое тело больше, чем оно способно выдержать. Если ты сломаешь ногу, потребуется кое-что посерьезнее душевного камня. Что тогда прикажешь делать нам с мамой?

— Не могу больше терпеть это существо по прозвищу Цапля, — ответил Брансен.

— А я могу.

Не отнимая ото лба самоцвет, молодой человек с невероятным проворством вскочил на ноги. Теперь он был Разбойником, жуликом, который мог взобраться по ненадежным камням замковой стены, бросить вызов лучшему бойцу владыки и одержать победу.

Стоило ему убрать камень, как он снова зашатался, но справился с собой и жестом велел перепуганной Кадайль не приближаться. Положив самоцвет в карман, Брансен двинулся дальше.

Он сделал шаг, неловкий и дрожащий, покачнулся, едва устоял на ногах, но сумел оглянуться на Кадайль, которая, как и ее мать, нахмурившись смотрела на него.

Тогда Гарибонд трясущейся рукой в очередной раз потянулся за драгоценным амулетом и вынул его вместе с черной шелковой косынкой, которой он обычно закреплял камень на лбу.

— Просто мне не хотелось заканчивать неудачей, — объяснил он, повязывая косынку и натянуто улыбаясь.

Кадайль и Каллен стало очевидно, что он уступил исключительно из уважения к ним.

— Я буду терпелив настолько, насколько смогу, — пообещал он жене.

Несмотря на расстройство, слова его были искренни.

— Я люблю тебя, — сказала Кадайль.

— И с камнем, и без камня, — добавила Каллен.

Брансен облизнул окровавленную губу, удивляясь, как ему удается быть одновременно таким везучим и таким несчастным, как он может в одно и то же время благословлять и ненавидеть целебную магию своего самоцвета. Душевный камень избавил его от немощи, сделал полноценным человеком, если не сказать — героем. Но тот же самый амулет поработил его, поймал в ловушку.

Брансену так хотелось освободиться, но эта свобода была ему невыносима.

— Знаешь, сейчас у тебя получается лучше, чем до того, как ты нашел камень, — заметила Кадайль. — Возможно, этот путь пока тебе не дается, — указала она на разбитую колею. — Но раньше ты не мог осилить даже ровную лужайку во дворе монастыря.

— Ки-Чи-Крии, — напомнил Брансен.

— Обет Джеста Ту. Ты поборешь эту немощь, — кивнула Кадайль. — Ты уже ее поборол, — добавила она и, заметив его удивленный взгляд, пояснила: — Ты победил задолго до того, как нашел средство управлять своим телом. Другие видели в тебе Цаплю, насмехались над тобой или искренне жалели. Но ты всегда был и останешься Брансеном, с душевным камнем или без него, пользуясь им, чтобы пройти по раскуроченной дороге, или нет.

Брансен Гарибонд закрыл глаза и глубоко вздохнул, вместе с воздухом изгоняя из себя все расстройство.

— Жаль, что я не знал своего отца, — произнес он.

Женщины кивнули в знак понимания того, что он хотел сказать.

— Отец освоил Джеста Ту. Он был в Облачном Пути и переписал их книгу, ту самую, по которой меня, тогда еще мальчика, учил Гарибонд. У него нашлись бы ответы.

— Или он указал бы тебе, где их искать.

Брансен кивнул и улыбнулся, искренне и обнадеживающе.

— Гарибонд сказал, что отец отправился в часовню Абеля, на север. Вот если бы удалось его найти…

— Бран Динард был хорошим человеком, — произнесла Каллен, которая шла рядом с дочерью. — Я обязана ему жизнью в той же мере, что и Сен Ви. Он знал, почему меня оставили умирать на дороге и за что искусали змеи. Ему было известно и о том, что это произошло с молчаливого согласия высшего духовенства его церкви. И все же он защищал меня от ужасных поври и прятал, рискуя жизнью. Ты очень похож на него, Брансен. В тебе есть его цельность и чувство справедливости. По сравнению с этими качествами физическая сила ничто.

— Я обрету ее, — ответил Брансен. — Это возможно, и камень — тому доказательство. Я преодолею этот недуг.

— Ничуть не сомневаюсь, — согласилась Каллен. — Я дважды благословенна, ибо меня спас сначала твой отец, а потом ты, Разбойник.

Кадайль взяла Брансена за руку.

— Ну что, пять миль? — спросила она.

— Итого за день будет семь, — отвечал молодой человек. — Завтра пройдем еще семь.

Кадайль запрокинула голову и пристально взглянула упрямому мужу в глаза.

— Две без камня?

— Две с половиной, — отрезал он.

Смех Каллен заставил их обернуться. Она стояла, держа за поводья Дулли.

— И они еще смеют утверждать, будто мой спутник и есть самый большой упрямец, — заметила она, потрясая уздечкой.

Все трое расхохотались. Даже старый Дулли фыркнул и тихонько заржал.

Глава пятая МЫ БЫЛИ БЫ ПОСЛЕДНИМИ ПОДОНКАМИ

 Откуда-то из темноты на него накатилось протяжное рычание, раскатистое «р», но вдруг оборвалось и стало затухать, словно волна, принявшая обратный бег.

Потом рокот стал нарастать снова, наполнив Кормика заунывной вибрацией и увлекая за собой вперед.

Он инстинктивно повиновался, толком не понимая, вынесет ли этот звук его из бездны и хочется ли этого ему, запертому в кромешной пустоте.

В эту секунду Кормик не желал ничего. Он просто был и не знал, как назвать это — моментом чистого бытия или абсолютного небытия. Но раскатистое «р» влекло его вперед, словно к краю скалы. Он сделал шаг и провалился в черноту. Но стоило открыть глаза, как его ослепило белоснежное сияние. Вернулись ощущения, а с ними и сознание.

Свет оказался отражением солнца, сверкавшим в воде, вкус во рту — вкусом песка, ибо монах лежал лицом вниз. Звук был песней, которую пели поври.

С неимоверным трудом Кормик повернул голову. Гномы в окровавленных беретах, положив руки друг другу на плечи, водили хоровод — несколько шагов влево, потом вправо.

Они двигались с удивительной синхронностью, напевая:

Я усну в земле холодной,
Не состарившись, умру я,
Лягу в черную могилу,
Пропаду я в ней навеки
После боя, ярких вспышек
Наших огненных беретов.
Вы не лейте слезы, други,
Закопайте меня глубже,
Чтобы я не слышал шума,
Чтобы мог я спать спокойно.
Долго мать-земля носила,
Жизнь промчалась в ратных битвах,
Но засохла река жизни
И пришел мой победитель.

Я усну в земле холодной,
Не состарившись, умру я,
Закопайте меня глубже,
Чтобы мог я спать спокойно.

Кормик попытался поднять голову повыше, но не смог. Только теперь он понял, что крепко связан. Его руки были туго стянуты за спиной, жесткие стебли ползучих растений мучительно впивались в запястья. Но это было ничто в сравнении с болью, которая пронзала голову, стоило пошевелить ею. Словно горячие угли жгли ему затылок, и юноша снова зарылся лицом в песок, не в силах терпеть муку.