Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на историю 1660-1783

• Название: Влияние морской силы на историю 1660-1783
• Автор: Алфред Мэхэн
• Жанр: История

Его причислили к выдающимся военно-морским теоретикам конца XIX — начала XX в. Мэхэн стал кумиром морских офицеров американского флота. Его портреты находятся в кабинетах флотоводцев и военачальников и более 100 лет публикуются на страницах главного военно-теоретического журнала Военно-морских сил США "United States Naval Institute Proceedings". В свое время президент США Т.Рузвельт назвал Мэхэна "великим народным слугой", обладавшим "умом первоклассного государственного деятеля". Огромной популярностью труды Мэхэна пользовались также в Англии, Германии, Франции, России и других странах. Сформулированные Мэхэном концепции оказывали влияние не только на развитие теории военно-морского искусства, но и на выработку внешней политики и морской доктрины многих морских держав мира.

---

Мир, подписанный в Рисвике (Ryswick) в 1697 году, был весьма невыгоден для Франции, она потеряла все, что приобрела со времени Нимвэгенского мира за девятнадцать лет перед тем — за единственным, правда, весьма важным, исключением Страсбурга. Все, что Людовик XIV приобрел хитростью или силой в годы мира, было у него отнято. Германии и Испании были сделаны огромные возвраты. Восстановление владений последней в пределах Нидерландов было выгодно не только для нее самой, а также и для Соединенных Провинций и, в сущности, для всей Европы. Условия договора дали обеим морским державам коммерческие выгоды, которые были направлены к увеличению их морской силы и, следовательно, ко вреду морской силы Франции.

Франция вынесла гигантскую борьбу; стоять одной, как она стояла тогда и неоднократно потом, против всей Европы, — большой подвиг. Тем не менее, можно сказать, что, подобно тому, как Соединенные Провинции показали невозможность успешной борьбы для нации, хотя бы деятельной и предприимчивой, но малочисленной и бедной по размерам территории, если она опирается только на внешние ресурсы, так и Франция показала, что нация не может бесконечно опираться только на себя, как бы ни велика была она численно и как бы ни были сильны ее внутренние ресурсы.

Говорят, что однажды друг Кольбера застал его задумчиво смотрящим в окно, и на вопрос свой о причине этой задумчивости, получил такой ответ: "Созерцая плодородные поля, раскинувшиеся перед моими глазами, я вспоминаю те, которые видел в других местах. Что за богатая страна Франция!" Это убеждение поддерживало его среди многих неудач его официальной деятельности, в борьбе с финансовыми затруднениями, возникавшими из-за расточительности и войн короля, и оно оправдывалось всем ходом национальной истории с его времени. Франция богата и по естественным своим ресурсам, и по промышленности, и бережливости своего народа. Но ни нации, ни люди не могут развиваться, когда уклоняются от естественных сношений с себе подобными; какие бы здоровые элементы ни были присущи нации самой по себе, она требует еще здоровой обстановки и свободы извлекать отовсюду все, что может способствовать ее росту, силе и общему благосостоянию. Не только внутренний организм должен работать удовлетворительно, не только должны совершаться свободно процессы разрушения и восстановления, движения и кровообращения, но необходимо еще, чтобы дух и тело получали постоянно здоровую и разнообразную пищу из внешних источников. При всех своих естественных дарах Франция истощилась по недостатку жизненного обмена между различными частями ее тела и постоянного обмена с другими народами, обмена, известного под названием торговли внутренней и внешней. Сказать, что война была причиной этого истощения, значит сказать по крайней мере частную истину, которая однако не исчерпывает вопроса. Война, со многими сопровождающими ее страданиями, более всего вредоносна тогда, когда она отрезывает нацию от других и заставляет ее черпать силы только в самой себе. Правда, могут быть такие периоды, когда подобные тяжелые испытания благотворны, но эти периоды исключительны, коротки и не опровергают наших доводов в общем их приложении. Подобное отчуждение пришлось испытать Франции в течение последних войн Людовика XIV, и оно чуть не разорило ее; а между тем ее спасение от возможности такого разорения было великой целью жизни Кольбера.

Одна война не могла бы довести страну до такого упадка, если бы только была отсрочена до того времени, когда уже прочно установились процессы круговорота внутренней и внешней жизни королевства. Такого круговорота не было, когда Кольбер принял министерский портфель; ему предстояло и создать правильные процессы и упрочить их настолько, чтобы они выдержали разрушительные порывы войны. Он не имел времени довершить эту великую работу; не довершил ее и Людовик XIV, не осуществив планов своего министра и ничего не сделав для направления расцветавшей энергии своих послушных и преданных подданных на пути, благоприятные для нее. Так, когда обстоятельства потребовали крайнего напряжения сил нации, то вместо того, чтобы черпать свежие подкрепления для них из всевозможных источников, через многие каналы, и, так сказать, обложить данью весь внешний мир при посредстве энергии купцов и мореходов, как делала это Англия в подобных тяжелых обстоятельствах, Франция была замкнута в самой себе, отрезанная от мира флотами Англии и Голландии и поясом врагов, окружавших ее на континенте. Единственным средством спастись от постепенного истощения было достижение обладания морем, создание могучей морской силы, которая бы обеспечила утилизацию богатств страны и развитие промышленности народа. Франция могла бы достигнуть этой цели, обладая весьма выгодными для того естественными условиями в своем положении, пограничном с Каналом, Атлантическим океаном и Средиземным морем; при этом и политически она имела прекрасный случай присоединить к своей морской силе морскую силу Голландии и в дружеском союзе с нею занять по отношению к Англии положение, если не прямо враждебное, то угрожающее. Но, ослепленный своей силой и уверенный в безусловном значении своей воли в королевстве, Людовик пренебрег этой серьезною возможностью подкрепить свое могущество и продолжал восстанавливать Европу против себя рядом вызывающих и притязательных действий. В период, который мы только что рассмотрели, Франция оправдала его доверие блестящим и, в общем, успешным сопротивлением всей Европе; она не подвинулась вперед, но и не отступила намного. Однако это напряжение сил истощило ее; оно подтачивало жизнь нации, потому что питалось лишь внутренними ресурсами, а не источниками внешнего по отношению к ней мира, с которым она могла бы быть в общении через посредство моря. В следующей затем войне Франция проявила такую же энергию, но уже не такую жизненность. На всех пунктах она была отбита и почти доведена до разорения. Урок обеих этих войн одинаков: нации, подобно людям, как бы ни были сильны, падают, если обособляются от внешней деятельности и внешних ресурсов, которые одновременно и вызывают к жизни их внутренние силы и питают их. Нация, как мы уже показали, не может жить бесконечно в самой себе, и самый легкий путь для сообщения ее с другими народами и для возобновления ее сил представляет море.

Глава V Война за Испанское наследство — Морское сражение при Малаге

В течение последних тридцати лет семнадцатого столетия, посреди всех состязаний оружия и дипломатии, ясно предвиделось наступление события, которое предвещало новые и важные последствия. Мы говорим об ожидавшемся прекращении прямой королевской линии в той ветви Австрийского дома, которая царствовала тогда в Испании. Предстояло решить после смерти короля ее, слабого духом и телом, из какой линии следует избирать нового монарха — из дома ли Бурбонов, или из Австрийской линии в Германии — и должен ли будет в том или другом случае избранный правитель получить в наследство все испанские владения, или же должно состояться какое-либо разделение этого обширного наследства в интересах равновесия европейских сил. Но равновесие это уже не понималось более в узком смысле, и забота о нем не ограничивалась вопросом только о континентальных владениях; напротив, глубоко обдумывалось и то, какое влияние окажет тот или другой возможный порядок вещей на торговлю, мореходство и на господство на обоих океанах и на Средиземном море. Влияние двух морских держав и сущность их интересов становились все более и более очевидными.

Для того, чтобы понять предстоявшие к разрешению вопросы, стратегические, как их прилично назвать, — необходимо припомнить, какие страны соединялись тогда под скипетром Испании. В Европе это были: Нидерланды (ныне Бельгия), Неаполь и Южная Италия, Милан и другие провинции в Северной Италии, Сицилия, Сардиния и Балеарские острова. (Корсика в то время принадлежала Генуе). В Новом Свете Испании принадлежала тогда, кроме Кубы и Пуэрто-Рико, еще часть континента, которая разделена теперь между испанскими государствами в Америке и возможность широкого коммерческого будущего которой начали уже тогда понимать. Наконец, в Азиатском архипелаге у Испании были обширные владения, не имевшие, однако, большого значения в рассматриваемом нами вопросе. Крайняя слабость этих владений, явившаяся следствием упадка центрального королевства, была причиною того, что другие державы, занятые более непосредственными интересами, относились индифферентно к их громадным размерам. Этот индифферентизм не мог, однако, продолжаться долее перед перспективой более сильной администрации с возможной опорой ее на союз с одною из великих держав Европы.

Было бы несовместным с задачей нашего труда изложение в деталях действий дипломатии, которая передачей народов и территорий от одного правителя к другому старалась достигнуть политического равновесия мирным путем. Достаточно указать только на главные черты политики каждой нации. Правительство и народ в Испании сопротивлялись всякому решению, которое нарушало целость испанских владений. Англичане и голландцы возражали против всякого посягательства Франции на Испанские Нидерланды и против захвата ею монополии торговли с Испанской Америкой, опасаясь и того и другого, как возможного результата утверждения Бурбона на испанском троне. Людовик XIV, в случае разделения империи, требовал Неаполь и Сицилию для одного из своих сыновей; эта уступка дала бы Франции положение в Средиземном море, хотя и сильное, но открытое произволу морских держав, что и побуждало Вильгельма III не противоречить осуществлению ее. Император австрийский настойчиво возражал против отнятия от его династии упомянутых Средиземноморских владений и отказывался входить в какие бы то ни было переговоры о разделении. Прежде, чем состоялось какое-либо соглашение между европейскими дипломатами, король Испании умер; но перед смертью он, по настоянию своих министров, подписал завещание, передававшее все его владения внуку Людовика XIV, тогда герцогу Анжуйскому, известному впоследствии под именем Филиппа V, Испанского. Это завещание было составлено в надежде сохранить испанские владения от раздробления, обеспечив им защиту со стороны одного из ближайших и могущественнейших государств Европы — ближайших, если исключить державы, обладавшие морем, всегда близкие к стране, порты которой открыты их кораблям.