Сергей Сартаков - Горит восток

• Название: Горит восток
• Автор: Сергей Сартаков
• Издательство: "Художественная литература"
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

Во второй книге «Горит восток» С. Сартаков, прослеживая судьбы многих крестьянских и рабочих семей, наблюдая жизнь двух поколений накануне первой русской революции в Сибири показывает, как его герои, мужественно отстаивая права человека, включаются в сознательную революционную борьбу, которая под руководством большевистской партии становится все более организованной и сплоченной.

---

А Вера уже стояла перед ним, запыхавшаяся от быстрого бега, и торопливо шептала:

Ой, как хорошо, что я тебя нашла! Скорей, скорей! Полиция и казаки… Много, много…

Далеко они?

Еще далеко… Сейчас, может, только переезд прошли.

Савва пригнул ее к земле.

Сядь!

И, сложив рупором ладони, но приглушая голос, закричал:

Эге-ге! Корней! Семен!

Отголосок потерялся в теплом воздухе ночи. Потом донеслись ответные возгласы:

Ого!.. Здеся!

Савва сделал несколько шагов вперед.

Пошли правую дорогу охранять! — крикнул он раздельно. — Наши все туда, к Уватчику, лесом сейчас переходят. Айда быстрее!

И, дождавшись, когда ему оба ответили: «Эге-ге!» — сказал Вере:

Сиди здесь и жди. Вдруг сюда все же пойдет полиция — сломя голову беги в Рубахинскпй лог, поднимай там тревогу. Смотри не прозевай!

Махнул ей рукой и побежал на елань, где в пикете находились Корней и Семен. Его нагнал Лавутин.

— Ну, где они? Ты видишь? Савва пригнулся к земле.

Вижу… Семен напрямик идет к Уватчику, а Корней по дороге к городу бежит.

Ну? Где?

А вон…

Едва различимый, виднелся силуэт Корнея, прыжками, по-заячьи удалявшегося по направлению к переезду.

— ч Все ясно, — сказал Савва. — Попался на удочку. Помчался предупреждать полицию: дескать, наши в другое место переходят.

Ишь спешит тварь подлая, — погрозил кулаком Корнею Лавутин. — Ну, дадим мы тебе!

Теперь он повернет полицию к Уватским заимкам. Ну и пусть там с ней по пустому лесу шарится! А ты, Гордей Ильич, пойди вперед по дороге на всякий случай. Вдруг все-таки они сюда пойдут. Крикнешь.

И Савва, шурша подсыхающей травой, побежал обратно.

Как ты узнала? — спросил он Веру. Та потупилась.

Ты думаешь, Саввушка, хоронишься, а я ни о чем не догадываюсь? — И голос у нее дрогнул в обиде. — Конечно, мое дело женское, я в мастерских не работаю, с народом не бываю, а все-таки…

Савва сжал между своими жесткими, заскорузлыми ладонями ее маленькую руку.

Будто я выдам пойду или проговорюсь, проболтаюсь кому-нибудь! Да мне хоть клещами язык вырви, если нельзя говорить, не скажу. — И сразу посуровела, заговорила так, как Агафья Степановна, строго и размеренно: — Знаю, видела, как ты на сарае револьверы свои прятал. А чего ты мне раньше ничего не сказал? И я тебе помогала бы. В чем хочешь помогу я тебе. — И вдруг вырвала от Саввы руку и жалобно зашептала: — Пошли вы сегодня с тятей сюда, а у меня сердце будто коршун расклевывает. Вышла на переезд и смотрю к городу, словно знаю, что оттуда беда пойдет.

Как ты узнала, где я? — снова спросил ее Савва.

Стою, и подходит ко мне Порфирий Гаврилович. Поздоровались. Всего только чуть поговорили — глядим, от слободы через пустырь к переезду казаки и полиция. Порфирий Гаврилович и говорит мне: «Беги что есть духу к Рубахинскому логу. На дороге там Савву увидишь, скажи, что идет полиция. А я напрямки побегу в самый лог, через елань…» Саввушка, худо чего-нибудь я сделала?

Нет, Верочка, нет, все хорошо.

Боюсь я, когда без тебя, одна.

С елани веселым баском крикнул Лавутин:

Савва, ау! К Уватчику полиция повернула! Ей-богу! Испуганная криком, с березы слетела какая-то пичуга,

шарахнулась о тонкие ветки крылом. Вера откинула голову.

-- Саввушка…

— Ну, утри, утри слезы. — И ласковым дыханием Савва обжег ей щеку. — Побежим вместе в Рубахинский лог, надо остановить людей, а то Порфирий ни к чему теперь переполошит их.

32

Массовка прошла хорошо. Пока жандармы шарили по лесу возле Уватских заимок, рабочие вели свой разговор в Рубахинском логу. Было решено готовиться ко всеобщей стачке, поддержать забастовку, как только будет она объявлена по всей железной дороге. Рабочие расходились с массовки уже после полуночи. Торжествующие, полные сознания своей растущей силы.

Для участия в стачечном комитете и для руководства им из кружка Терешина были выделены он сам, Лавутин, Савва и Порфирий. Но до поры это было известно только внутри самой группы, чтобы предотвратить возможность провала.

Порфирий теперь был зачислен в штат рабочим в багажной кладовой. Весь день он там ворочал, готовя к погрузке на поезд или сгружая с поезда, тяжелые ящики, сундуки, тюки, обшитые рогожей и мешковиной. Его обязанностью было отвезти на низенькой тележке багаж и почту к голове поезда и все это подать в багажный и почтовый вагоны, затем нагрузить на тележку прибывший багаж и почту и увезти в кладовую. Весовщик шел рядом, заложив карандаш за ухо, и только поглядывал, не упала бы на землю какая посылка. В промежутках между проходящими поездами Порфирию полагалось мести платформу и площадь перед зданием вокзала со стороны города. Он часто встречался с Лакричником. Тот ежедневно ходил по платформе с ведерком хлорной извести и разбрызгивал ее по путям, заливал известью уборные: все боялись холеры. Ползли тревожные слухи о массовых заболеваниях на соседних станциях. Над бачком с прикованной к нему на цепочке железной кружкой было написано масляной краской: «Не пейте сырой воды!» Наполнить бачок полагалось Лакричнику. Но ходить за кипятком ему казалось очень далеко, и он набирал воду из ближнего крана.

— Зараза попадает не из реки, — рассуждал он сам с собой. — Откуда в реке могут быть холерные вибрионы? Они распространяются по воздуху или передаются предметам путем прикосновения к ним больного. Следовательно, вибрионы могут в равной степени попасть в бачок как с сырой, так и с кипяченой водой. И безразлично, какую воду пьют люди, если одной и той же кружкой пользуются и здоровые и, предположительно, больные».

Однако, если его самого одолевала жажда, Лакричник шел в водогрейку, — там в закрытой стеклянной банке специально для него хранился остуженный кипяток. Квартира у пего была пропитана карболкой, руки он мыл но нескольку раз в день и на всякий случай суеверно прибинтовывал к животу медные пятаки, которые, по народной молве, предохраняли от заболевания холерой.

Встречаясь с Порфирием, он каждый раз любезно раскланивался.

Порфирий проходил молча, никак не отзываясь на приветствия Лакричника. Он знал, что если заговорит с ним, то заговорит грубо.

Но однажды Лакричник вынудил-таки Порфирия па разговор.

Имею точные сведения, Порфирий Гаврилович, что многоуважаемая ваша супруга Елизавета Ильинична пишет письма в дом господина Василева, — сказал оп, задержав Порфирия возле багажной кладовой.

Это правда? — недоверчиво спросил Порфирий.

Отвечаю честью за точность слов своих, — прижимая забрызганную известью ладонь к своему сердцу, заявил Лакричник. — Осведомлен об этом от Арефия Павловича, дворника господина Василева.

Ты врешь! — не сдержавшись, крикнул Порфирий. Он знал от Лебедева, что Лиза уже освобождена. — Пишет Василеву? Она бы тогда приехала домой. Где же она?

Тонкая улыбка скользнула по губам Лакричника.

Об этом вам, Порфирий Гаврилович, как супругу, должно быть лучше ведомо. Ласковый семейный очаг привлекает к себе, невзирая на преграды и расстояния…

Уйди, Лакричник! — гневно сказал Порфирий. — Если соврал, запомни: не прощу.

Еще раз честью своей заверяю, Порфирий Гаврилович. В подтверждение слов моих можете сами спросить Арефия Павловича или Елену Александровну, ей Арефием Павловичем были переданы письма супруги вашей.

Разговор этот был в самом начале весны, когда только стаял зимний снег и мокрые доски деревянной платформы еще словно дымились под теплыми лучами солнца. Порфирий в тот же день пошел к Василеву, вызвал Арефия. Дворник подтвердил слова Лакричника. Да, какое-то письмо приносили, Арефий сам принимал его от почтальона, передал Елене Александровне, она тут же распечатала, прочла и рассердилась: еще не хватало — каторжницы писать им начали! И помянула, что письмо от Клавдеиной дочки Елизаветы. А что в нем было написано и где оно теперь, Арефий не знает. Не хотелось Порфирию встречаться с женой Василева, ему еще памятен был разговор с ней, когда он пришел с Джуглыма. Но неодолимое желание узнать, где письмо Лизы и что в нем написано, заставило его забыть обо всем. Елена Александровна вышла на ту же веранду, с какой говорила с Порфирием первый раз. Она сразу узнала его и повернулась, чтобы уйти.

У вас письмо от жены моей? Отдайте мне его, — поспешно сказал Порфирий, никак не называя Елену Александровну. Язык не поворачивался, чтобы выговорить «барыня».

Та через плечо с презрением посмотрела на Порфирия.

Стану я еще беречь письма преступниц всяких! Наглость какая: писать Ивану Максимовичу!

Да где же письмо? — выкрикнул Порфирий.

Не знаю, — с раздражением ответила Елена Александровна, — выбросила куда-нибудь.

Адрес ее в письме был написан? — Порфирий большим усилием заставил себя спокойно выговорить эти слова.