Виктор Ночкин - Пищевая цепочка

• Название: Пищевая цепочка
• Автор: Виктор Ночкин
• Издательство: АСТ, Астрель,
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-064963-1, 978-5-271-26760-4

Реальный пацан Толик добился своего: попал в Зону, прошёл «прописку» в бригаде Гены Торца и рассчитывал на сладкую жизнь. А что? Знай обирай сталкеров, греби артефакты, вали мутантов. Но дела у бригады идут неважно. Да тут ещё обосновавшемуся на Свалке Корейцу удалось наконец объединить сталкеров-одиночек и дать отпор бандитам. В разгар боя вмешались военные — так что мало не показалось ни честным мужикам, ни мародёрам. Зато Толик в итоге нашёл для бригады знатный схрон — заброшенную секретную лабораторию. Научники из этих мест ушли, но результат их экспериментов остался — и никто из банды Торца не может себе вообразить, с чем им предстоит столкнуться в ближайшем будущем… А сталкеру Слепому опять не удалось завязать: Гоше Карому, хозяину гостиницы «Звезда», понадобилась помощь. Карый просит Слепого в последний раз наведаться в Зону и припрятать там до лучших времён пакет с компроматом на одну важную шишку в погонах. Важная шишка тоже не дремлет — на Слепого объявлена охота…

---

Наконец он мысленно прикрикнул на себя: «Ну же, давай, ты пацан или кто?» Помогло слабо, но Толик сбросил рюкзак, решительно шагнул к бетонному цилиндру, взялся левой рукой за стальной прут и дёрнул. Кусок арматуры с душераздирающим скрежетом процарапал по скобам. Толик отшвырнул импровизированный засов, чтобы не мешал, перехватил поудобнее рукоять обреза, которая вдруг сделалась скользкой, глубоко вдохнул… и потянул дверь. Скрипнули петли, так же, как и засов, прихваченные ржавчиной, — будто псы, которых заставляют выпустить добычу… Створка неохотно провернулась, показался тёмный зев — ход вёл вниз, луч фонарика осветил первые ступени. Узкие, крутые, всего десяток, неглубоко, значит. Потом пришла мысль: он, Толик, стоит, нагнувшись, в проёме, и снизу его чёрный силуэт отчётливо выделяется, подсвеченный луной. Возникло неприятное ощущение, будто кто-то недобрый глядит из мрака. Но изнутри не доносилось ни звука, только запах чувствовался — не страшный запах, а просто неприятный, затхлый, вязкий такой. Плесенью тянуло из проёма и ещё чем-то, слегка кислым.

Стоять перед входом было глупо — раз уж отворил дверь, нужно входить. И Толик осторожно двинулся по лестнице, освещая ступени и присматриваясь всякий раз, прежде чем сделать очередной шаг.

Вот и закончилась лестница. Толик повёл перед собой обрезом; примотанный к оружию фонарик кусками выхватывал из темноты довольно обширное помещение. Дальний край длинного зала терялся во мраке, в световое пятно попадали опрокинутые столы, изломанные ящики, невысокие стеллажи. На полу бесформенной грудой расползлись гнилые ошмётки, из них торчали края изорванного картона — старая упаковочная тара покрылась плесенью и раскисла, тускло поблёскивало из-под неё битое стекло. Посуда, что ли? Толик посветил в стороны — справа и слева стены были видны: серый бетон, пятна тёмной краски и плесени, под потолком клочьями нависли лохмотья — то ли паутина, то ли всё та же плесень. Потолок покрывало замысловатое переплетение труб, на некоторых были остатки термоизоляции. Всё здесь прогнило, отсырело и разлезлось.

Толик сделал шаг, ещё… Он направлял оружие то вправо, то влево — повсюду была всё та же унылая картина запустения и гнили.

Неожиданно в темноте под опрокинутыми стеллажами раздался мерный хруст. Тихий, совсем не угрожающий, ровный такой: хруп-хруп-хруп… Это оказалось так неожиданно, что Толик с перепугу едва не подпрыгнул, хотя прыгать в низком подвале было особо-то негде: над головой едва ли сантиметров тридцать, дальше ржавые трубы.

Парень взял себя в руки и развернулся к источнику шума. Луч скользнул по угловатым обломкам, по клочьям сгнившей упаковки. Ничего. Однако среди рухляди кто-то копошился, к мерному хрусту добавился шорох раскисшего картона. С горы хлама соскользнул одноногий стул, мягко шмякнулся во влажную кучу на полу. Источник звука перемещался! Толик отшатнулся к лестнице и разрядил оба ствола в темноту, в которой плясал луч фонарика. Грохот вышел оглушительный. Толик, пятясь к выходу, поспешно переломил обрез, дрожащей рукой перезарядил, взвёл курки… Сперва было тихо, потом мягкий шорох послышался чуть в стороне от места, куда ударила дробь. Толик направил туда фонарик — ничего! Что за невидимка роется в мусоре? Толик присел, чтобы заряд ушёл параллельно полу, и выстрелил. Парой секунд позже ещё раз — чуть в сторону. Дробь колотила по гниющей мебели, прошивала лохмотья, звонко била в бетонные стены. Толик снова попятился, нащупывая в кармане патроны. Опять зашуршало — совсем рядом, невидимка приближался к бандиту. Сердце заколотилось как бешеное, из дрожащих влажных пальцев вывалился патрон, Толик, подвывая от страха, зарядил один ствол… Каблук встретил преграду — это парень достиг лестницы и коснулся нижней ступени, но не сообразил, в чём дело, и испуганно присел, ожидая удара в спину. Бросил быстрый взгляд через плечо, различил серые отблески лунного света — слишком тусклые после контраста между ярким светом фонарика и непроглядным мраком подземелья. Выход в круглую яму, там небо и луна, там свежий воздух…

Луч дрожал и выписывал в темноте замысловатые петли. Толик хотел сбежать наверх и боялся, что, поднимаясь, потеряет из виду часть подвала — а вдруг именно оттуда крадётся неведомое страшилище? Зубы выбили отчётливую дробь… Толик всегда считал, что он — пацан решительный и смелый, впервые в жизни он слышал, как его собственные зубы стучат от страха. Значит, это не выдумки, и впрямь такое бывает… Не решаясь ни отступить, ни двинуться вперёд, он, согнувшись, втянув голову в плечи, стоял у лестницы. Справа и слева были тёмные углы, туда фонарь не доставал, это тоже действовало на нервы.

Снова шорох, тоненько звякнуло стекло… Толик выстрелил на звук, левая рука скользнула в карман, захватила горсть патронов, несколько из них проскочили между пальцами… Возле самой лестницы, в трёх шагах от ботинок Толика, шевельнулся бесформенный пласт хлама… Парень заорал, не отводя глаз от сырой вязкой массы, в которую давным-давно превратился раскисший упаковочный картон, рука слепо тыкала патроном в казённик, патрон никак не входил в канал ствола, потом наконец встал на место, Толик судорожно рванул оружие, взвёл… Луч света мазнул по горе гнили, тени — длинные, страшные — качнулись на полу… Заплесневелый картон прогнулся посередине, будто придавленный невидимой ногой. Толик вспомнил рассказы о кровососах, умеющих становиться невидимками, — и выстрелил туда, где мог находиться противник. Дробь застучала по стенам где-то в темноте, на картоне никого не было, заряд прошёл без помех.

Толик сунул руку в карман и обмер — всего два патрона! Последние! Нагнуться и поднять с пола те, что выронил, он уже не решится, потому что для этого нужно опустить глаза, потерять из виду страшный подвал.

Несколько десятков зарядов к дробовику остались наверху, в рюкзаке, но как до них добраться? Стараясь не спешить, он аккуратно зарядил оба ствола, взвёл курки и замер. Невидимка снова шевельнул лист картона, но совсем вяло, едва заметно. Тёмная гнилая масса приподнялась, выгибаясь, край вздрогнул… из-под него показалась острая мордочка. Крыса! Да ещё совсем маленькая, молодая! Выходит, он, Толик исходил потом и стучал зубами от страха перед крысёнышем! И патронов сколько извёл! Ах ты тварь!..

Облегчение перешло в злобу, Толику захотелось непременно прикончить грязную скотину, отомстить за испуг. Он кинулся к зверьку и топнул тяжёлым ботинком, чтобы размозжить в кашу череп твари, прикончить, расплющить, уничтожить!

— Ах ты сволочь! — орал бандит. — Гнида! Скотина! Тварь! Грязная тварь!

Он выкрикивал что-то ещё, потом и сам не вспомнил бы, если б захотел, какие именно слова приходили на ум. Смесь злости, радости, волнения от ещё не вполне улёгшегося страха — пёстрый коктейль эмоций бурлил в нём.

Крыса метнулась, сумела увернуться, Толик, вопя ругательства и припадая на ушибленную ногу, скакал следом, топал каблуками, прыгал на грудах расползающейся гнили, ловил маленького беглеца в световое пятно фонарика. Он боялся маленькой крысы! Он убегал от крысы! Едва не рехнулся от страха! Ну тварь, тварь!..

Зверёк бросался из стороны в сторону, норовил вырваться из яркого луча, скользнуть во влажную тень, он обезумел от страха перед этим огромным чудовищем, которое издавало ужасные звуки, топало гигантскими башмаками, гремело и завывало. Грызун всю свою короткую жизнь провёл в тихих тёмных подземельях, он не знал ни ослепительного света, ни оглушительных криков, самая большая опасность, которая была ему ведома, — это острые зубы старших самцов, которые лёгкими укусами отгоняли крысёныша от лакомых кусков съестного. Такого опасного существа, как Толик, ему прежде не встречалось.

А Толик совершенно обезумел от жажды разделаться грызуном, он позабыл даже о необходимости беречь патроны. Грохот обреза и щелчки дроби в опасной близости заставили крысёнка броситься в темноту с новой прытью. Толик, видя, что снова промазал и жертва ускользает, выстрелил из второго ствола, тут ушибленная нога подвернулась, он поскользнулся в гнилой податливой массе, подошва поехала по скользкой груде слоящегося сырого картона, и Толик, падая, задел стеллаж — посыпались банки и короба.

Он взмахнул рукой, защищая голову от сыплющейся с потревоженных полок рухляди, от этого движения покрытая плесенью и пылью колба улетела во мрак — вслед улепётывающему крысёнку. Колба была почти пуста, только на дне округлой горкой ссохлась слизь органического происхождения…

* * *

А крысёнок улепётывал во весь дух, он даже не успел сообразить, что сумел ускользнуть от страшного великана, что уже укрылся в темноте, когда над ним разлетелась вдребезги колба. Корка на комке органики лопнула, из неё, как из расколотой ореховой скорлупы, вывалился слизкий шарик… и упал на голову зверёнышу. Слизь стремительно, как атакующая кобра, развернулась в плоский блин, окутала голову крысёнка вязким коконом, запустила гибкие отростки в ноздри… У этой твари не было разума в привычном нам понимании, она не соображала, не мыслила, даже не осознавала себя живым существом, но у неё имелась цель: победить, подняться, стать больше и сильнее. Она не убивала — она попросту брала то, что ей требовалось для исполнения плана. Сейчас ей требовался мозг, чтобы руководить телом, и требовалось тело, чтобы исполнять приказы мозга. Тонкие отростки всё глубже проникали под череп крысёнка, они касались нервных волокон, воспринимали текущие по тканям млекопитающего сигналы и заменяли их своими, соответствующими плану.