Борис Абакумов - Неизвестная война. В небе Северной Кореи

• Название: Неизвестная война. В небе Северной Кореи
• Автор: Борис Абакумов
• Издательство: TOO "Радуга"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997

Воспоминания советского лётчика-истребителя Бориса Сергеевича Абакумова (1924-1995) о войне в Корее.

---

Ребята уехали, но ко мне приходили наши техники и летчики из сменившей нас дивизии. Жизнь на аэродроме продолжалась. Бои приблизились к самому аэродрому. Американцы хотели запугать наших сменщиков, но они не очень им поддались. Правда, успех им не очень сопутствовал, и через два месяца их отвели во второй эшелон. В то время командующий ВВС Жигарев П. Ф. трижды задавал вопрос Кожедубу: «Почему так плохо идут дела у ваших сменщиков?» Иван Никитович отвечал, что всё, что могли, мы им оставили и хорошо ввели в строй. Большего мы ничего не могли сделать. Были посланы туда для «изучения» вопроса те же Савицкий и Агальцев с инспекторской группой. Я в это время находился в госпитале и видел, как командиру дивизии Шевцову приходилось сортировать некоторых товарищей, лежащих в госпитале не с боевыми ранениями и направлять их в другие места, так как они занимали койки со своими старыми болезнями, а койки эти были предназначены для раненых.

Начальник госпиталя всё спрашивал меня: «Как же это так получается? Вас „Сейбры“ боялись, а сейчас они ходят прямо „по головам“…» Мне пришлось уклоняться от ответа. Да и сам он видел эту картину, прекрасно и мог ответить не хуже меня на этот вопрос.

В госпиталь ко мне приходило немало душевных писем от друзей, выдержки из которых я осмелюсь поместить здесь. Надеюсь, что товарищи меня простят; эти письма были животворной витью душ человеческих к моей душе, и я их часто перечитывал…

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПИСЕМ ТОВАРИЩЕЙ

«На всю оставшуюся жизнь
Запомним братство фронтовое,
Как завещание святое…
На всю оставшуюся жизнь…»

Из письма командира эскадрильи т. Бокача Б. В. (он был тоже представлен к званию Героя Советского Союза, но оно не состоялось):

…Обидно, что ты не едешь с нами. Тёзка! Ты работал очень честно и храбро. О тебе у меня и друзей самое лучшее воспоминание…

Из письма лётчика т. Вермина Н. Н.:

…Дорогой Борис Сергеевич! Надеюсь на скорую встречу с тобой. Где бы ты ни был, всегда по первому зову буду у тебя. Абакумовскую школу работы мы помним, и среди нас много последователей этой школы. Борис, это не бахвальные слова, это — жизнь! И в своих деяниях и мыслях всегда будешь иметь последователей…

Из письма секретаря первичной парторганизации т. Шпилько В. Ф.:

…Как хочешь думай, Борис, но это правда, что о тебе все думают и вместе переживают твои временные страдания… Боря, к тебе ребята должны заходить и помогать тебе во всем. Пиши быстрее — в чём мы можем быть тебе полезны, сделаем всё, ты этого заслужил, наш многоуважаемый друг и товарищ…

Из письма лётчика гвардейского полка т. Феоктистова Н.:

…Во-первых, еду уже по русской земле и очень сожалею, что нет с вами тебя. Желаю тебе, Борис, скорейшего выздоровления и возвращения в наш коллектив. Большое тебе спасибо за твои боевые дела, «дай Бог» любому и каждому выполнить свой долг так, как выполнил ты…

Из письма от группы товарищей пишет лётчик т. Иштокин В. И.:

…Сидят рядом Муравьев, Башканкин, Овчинников, Фролов и говорят, чтобы я написал, чтобы ты не унывал. Знаешь, соболезновать слабым людям вполне можно и нужно, но тебя, думаю, этим только оскорбишь! Борис! Приезжай быстрее, двери каждого из нас для тебя открыты, входи не стучась…

Из письма Героя Советского Союза т. Гесь Г. И.:

…Боренька, здравствуй! Привет от братского полка! Все ребята передают тебе этот наш привет и горячие пожелания скорейшего выздоровления и возвращения в наш славный и испытанный строй.

Из письма гвардейского полка. Пишет лётчик т. Гончаров:

…От коллектива Вишнякова шлём тебе, дорогой друг и товарищ, пламенный привет. Желаем тебе, дорогой товарищ, быстрейшего выздоровления и возвращения к нам в коллектив. В эти дни и часы скуки мы а тобой…

(Под письмом 28 подписей).

Из письма начальника госпиталя п/п 39971 т. Горелика А. Е.:

…Борис Сергеевич, ведь до сих пор мы Вас очень часто вспоминаем. О Вас мы часто многое рассказываем Вашим коллегам, которые к нам попадают…

Из письма летчика Вермина Н. Н.:

…Если встречаюсь с затруднениями, то всегда вспоминаю, как поступал ты, а иногда бывает туговато и не только на работе, а и в быту, в повседневной жизни и хочется посоветоваться…

* * *

В середине марта меня подготовили к эвакуации. Хотели отправить самолётом, но побаивались вынужденной посадки где-либо в ещё зимней тайге, хотя я и запасся унтами на этот случай через командира дивизии Шевцова. Да, да, не смейтесь… бывает такое, когда интенданты не могут принять положенного им решения и ориентируются на приказы старших. Унты получил я хорошие, жаль только, что при увольнении в отставку их пришлось сдать. Трудность моей эвакуации заключалась ещё в том, что на мою перебитую руку не могли пока наложить гипс. Ходил я с «самолётом», так называлась специальная легкая конструкция, поддерживающая руку, опираясь своими расчалками на бедро и грудь. Я стремился как можно больше быть на ногах, готовил себя к перебазированию и даже посещал самодеятельные концерты, которые устраивали нам в госпитале зенитчики, такие славные и талантливые ребята.

Однажды я сидел в первом ряду и положил свою руку вместе с «самолётом» на спинку кресла. Из-под бинтов высовывалась кисть, вся чёрная, с чуть прикрытой гранулирующей раной. Я к этому времени уже привык, а тут вижу, солист-солдат поёт песню под свой джаз и так расчувствовался, что у него появились слезы на глазах, он силится оторвать свой взгляд от моей руки и не может. Мне стало до того неудобно, что я больше никогда не садился вперед и старался любым способом спрятать как-нибудь свою руку. В конце концов, врачи всёже запаковали меня в гипс: всё мое туловище и перебитую руку, в отведенном в сторону и немного вперед состоянии, получилась полускульптура. Сшили специальный ватный рукав с обвязкой вокруг туловища, который я надевал, идя на прогулку, а на правое плечо пришлось надевать реглан и застегивать его где-то с правого боку, под локтем. В таком одеянии мне предстояло пересечь Маньчжурию и добрую половину Советского Союза. Тренировки в прогулках продолжались каждый день, надо было накопить силы для движения. Для сопровождения меня в дороге был назначен наш дивизионный врач Виктор Иванович Васюков, который тоже по состоянию здоровья должен быть отбыть в Союз. Распрощался я со всем медперсоналом госпиталя на прощальном ужине, где поблагодарил всех за доброту сердечную и поистине героическую работу во фронтовом госпитале. Расцеловались мы с начальником госпиталя и отправились в Союз.

Была вторая половина марта 1952 года, точнее 14 число. В тех местах снег уже стаял и стояли тёплые весенние дни. Ночной поезд плавно отошел от перрона, и мы покинули этот тревожный затемненный город. Тихо постукивали колеса на стыках рельсов. Спать не хотелось. Душа рвалась на Родину, в её ласковые объятия. Я и Виктор Иванович сидели притихшие, каждый думал о своем после столь напряженного дня перед отъездом. Многие товарищи при расставании с нами просили передать своим женам и детям весточку о себе и небольшие подарки. Мы не отказывались и так перегрузились, что заложили ими почти всё купе. Виктор Иванович, знавший толк в таможенных вопросах очень нервничал, что с этими подарками ещё придется много пострадать, пока их доставим по назначению, но отказаться от весточки друзей на Родину мы не могли. На всякий случай договорились, что они будто бы подарены мне, как раненому: может, на станции Отпор помилосердствуют и отпустят нас без досмотра. Но не тут-то было, таможенники были неумолимы, и пришлось за некоторые вещи выплачивать нам таможенную пошлину, а некоторые вещи были просто конфискованы. Так мне было неудобно смотреть на эту унизительную процедуру, что я не выдержал и вышел на улицу. Всё же кое-что удалось нам доставить по назначению и принести минуты радости людям. Виктор Иванович был доволен, и мне казалось, что он был даже счастлив.

В Мукдене мы пересели: на поезд, идущей к границе на станцию Маньчжурия, и через сутки мы были на месте. Станция Отпор была верна себе своей суетой будней, но только на ней прибавилось здание «Интуриста» и ещё несколько построек, но людей стало ещё больше. Таможенные формальности наконец были закончены, и мы, возбужденные и усталые, разместились в отдельном купе нашего экспресса «Москва–Маньчжурия». Какое же это было полное чувство одухотворенности! Грудь раздавало изнутри, но гипсовый корсет ограничивал её от разрыва чувств. В голове шумело с непривычки от двух стаканов выпитого рижского пива, любезно доставленного Виктором Ивановичем из буфета. Душа наполнялась покоем за хорошо проделанную работу и, хотя печальное для меня, её окончание. Настроение было приятное!