К. Медведевич - Ястреб халифа

• Название: Ястреб халифа
• Автор: К. Медведевич
• Жанр: Фэнтези

На аш-Шарийа обрушилось великое бедствие — из Великой степи в земли халифата вторглись орды кочевников и армии халифа оказались бессильны перед ними. Отразить нашествие и спасти страну может только военачальник из волшебного народа аль-самийа — пленник, привезенный с далекого запада и связанный клятвой служения престолу. Этот пленник — воин и маг — должен стать верным слугой халифу и защитником народу аш-Шарийа. Но ждать ли добра от полубезумного существа, полного гнева и ненависти к поработившим его людям? И сумеет ли халиф приручить своего Ястреба?

---

Да, Тарик оставил все распоряжения для осады. Более того, он оставил для Аммара аж целое письмо с объяснениями, извинениями и нижайшими заверениями в преданности. Все как всегда: «Отверг он слова мои, внял он хуле, Меня уличил в несодеянном зле; Неужто он тучей свой лик омрачит И скроется месяц на хмуром челе?», — да-да, нерегиль не отказал себе в удовольствии поиздеваться и в стихах тоже. Но как бы то ни было: проваливаться сквозь землю с этим шайтан-харимом он не имел никакого права!

Но и это было еще не все.

Отпустив военачальников готовиться к осаде — стены Альмерийа могли внушить уважение любой катапульте — Аммар уединился с начальником тайной стражи. Исхак ибн Хальдун просмотрел оставленное нерегилем письмо и заметил:

— О мой повелитель! Его план не так уж и плох, как я погляжу.

— Ты безумен, Исхак. Вы с самийа в последнее время слишком сдружились — и он тебя заразил. Теперь ты тоже болен на голову.

Аммар даже не сердился — для этого он слишком устал. Спорить тут было воистину не о чем: в письме Тарик уведомлял своего повелителя, что через пять дней от времени написания сего письма он, со своим отрядом в двадцать мечей и десять воинов, собирается взять Куртубу и держать ее до подхода войск халифа. Поэтому он нижайше просил своего повелителя оставить у стен Альмерийа десять тысяч войска для осады, а с остальными пятью спешить, «не останавливаясь и не размениваясь на мелкие крепости», к самому крупному городу Бени Умейя. Тарик обещал продержаться по крайней мере ночь — до утра шестого дня.

Десять фарсахов до Куртубы — нет, в этом ничего невозможного не было, ашшаритская конница от века ходила в сквозные рейды — и проходила через вражескую землю, как нож сквозь растопленный бараний жир. Но как нерегиль, да помилует его неверную безумную голову Всевышний, собирался брать город с помощью десятка баб? Выпустить их танцевать под стены с открытыми лицами?!

Меж тем, ибн Хальдун покашлял в кулак и широко улыбнулся:

— Дошло до меня, о халиф, нечто, могущее прояснить нам ночь неизвестности над планами Тарика.

— И что же это такое? — мрачно поинтересовался Аммар.

— У меня есть сведения, что нерегиль отправился в Куртубу спасать Джунайда.

Аммар ахнул, не веря своим ушам. Ибн Хальдун лукаво усмехнулся и продолжил:

— Причем отправился в сопровождении Джунайдовой супруги, княгини Тамийа-хима. Видимо, жизнь хозяина замка Сов почему-то оказалась дорога холодному нерегильскому сердцу.

— Рыцарь пришел на помощь даме в беде — какой изящный ход, — покачал головой Аммар, все еще пытаясь переварить сказанное вазиром.

Не то чтобы это меняло дело — скорее, это многое проясняло.

Женитьба Джунайда давно стала легендой. Десять лет назад на границе с Ауранном вновь начались стычки, и в обе стороны через ничейные земли поскакали конные отряды. Всевышний в мудрости своей устроил так, что нечестивые сумеречники могли вторгаться на земли ашшаритов лишь через долину Диялы. Далее к западу рубежи халифата защищала пустыня, проходимая лишь в зимние месяцы — и то с риском попасть в хамсин и навеки остаться в черных песчаных дюнах. Когда сумеречники напали, изо всех пределов халифата в долину Диялы поспешили воины веры: долг священной войны звал их туда, где раздавался плач ашшаритов. Кассим аль-Джунайд, отпрыск знатного рода, ведущего происхождение от Умейяда, отправился на границу с Ауранном разить убийц и грабителей, — и, как и пристало воину веры, принять венец мученика в очередном жестоком бою. Судьба распорядилась так, что Джунайд не погиб, а попал в плен. Рассказывали, что его отвели к одной из княгинь нечестивых аураннцев, колдунье и ненавистнице человеческого рода. Эта женщина брала к себе на ложе смертных юношей из числа пленников — и выпивала их жизненные силы, оставляя под пологом иссохшие, обезображенные тела несчастных. Впрочем, рассказывали и по-другому: нечестивая аураннка приказывала вырывать у своих возлюбленных сердце и съедала его на завтрак после ночи утех. Так или иначе, но дни Джунайда были сочтены. Однако случилось так, что пленник сам пленил свою госпожу, и женщина Сумерек не сумела убить его — ибо полюбила. И она дала Джунайду волшебный напиток, дарующий нескончаемые годы жизни и молодости, и отреклась от дела мести людям. За это ее изгнали из земель Ауранна, и так они с Джунайдом оказались в ар-Русафа.

В родовом замке Кассима они появились восемь лет назад. Люди, видевшие хозяина замка Сов после возвращения из Сумерек, божились, что Джунайд выглядит как девятнадцатилетний юноша — и с каждым годом становится все более похожим на самийа, теряя человеческий облик.

О странной паре ходили слухи, многие из которых не хотелось пересказывать — на Страшном Суде Всевышний строго спросит с клеветников, — но одно было известно точно: у законников на Джунайда был наточен огромный зуб. Они его обвинили в вероотступничестве за сожительство с сумеречницей — а он схватился с ними в споре прямо в михрабе Пятничной масджид Куртубы и так ловко высмеял их доводы, что почтенным старцам пришлось удалиться, бормоча проклятия себе в бороды. Аммар читал запись этой великолепной, поражающей разум беседы — аль-Джунайд проявил себя истинным знатоком предания и поистине доказал, что хадисы, на которые опираются его противники — слабые, и к тому же не относятся к его случаю. Ведь он же не оставляет истинной веры, и воспитывает в ней детей, его душе и телу ничего не грозит, и у него нет и не будет других жен и детей от них. Тем не менее, верховный муфтий ар-Русафа издал фетву, объявляющую Джунайда еретиком, и запретил ему входить в масджид края и слушать пятничную проповедь. Но еще через год суфии ордена Халветийа провозгласили Джунайда шейхом, его стихи о любви к Всевышнему распространялись в списках среди верных, и к замку Сов стали приходить люди и дервиши, прося совета и наставления. А по всем землям аш-Шарийа разошлось присловье: «Если бы разум был человеком, он бы принял образ Джунайда». А феллахи, населявшие родовые земли Кассима, благословляли год рождения, день рождения и час рождения своего господина, ибо луна не видела более справедливого и милостивого правителя, земли в вотчине аль-Джунайда плодоносили, а животные умножались и не испытывали недостатка в корме.

И вот за все это Кассиму аль-Джунайду выпало поплатиться. Когда Абд-аль-Вахид ибн Омар объявил сбор воинов Бени Умейя, Джунайд отказался покидать родовые земли. Тогда луну назад Абд-аль-Вахид прислал ему личное приглашение для беседы, и к нему приложил охранную грамоту, запечатанную своей личной печатью. Но стоило Джунайду две недели назад появиться в условленном месте, как его схватили, заковали и на верблюде отправили в Куртубу — пустив вперед глашатая, разъясняющего добрым ашшаритам, какого преступника везут на суд. Аммару было жаль Джунайда, но, положа руку на сердце, он на месте Абд-аль-Вахида поступил бы так же: когда враг наступает, у тебя за спиной не должны оставаться на свободе предатели и ослушники.

Однако, как видно, Всевышний не отнял своей руки от умной головы Кассима — и теперь ему на помощь летели защитники. Как нерегиль собирался отбить Джунайда, да еще и овладеть столицей Умейядов, оставалось покрыто мраком тайны. Но Аммару было интересно: если замысел Тарика осуществится, как законники объяснят сей головоломный казус — праведного шейха суфиев спасли от рук лицемеров неверные язычники и повелитель верующих.

От души расхохотавшись над этой мыслью, Аммар отдал приказ готовиться к рейду на Куртубу.

Еще день спустя

Над городским холмом садилось солнце — по небу разлилось мягкое желто-апельсиновое сияние.

С возвышения открывался прекрасный вид на аль-кассабу Куртубы — на все три стены города, запирающие пути в кварталы рабата, медины и Верхнего двора. Мощные прямоугольные выступы башен, казалось, заливала горячая медь. Над тяжелым поясом третьей городской стены чернела в закатном небе треугольная крыша и узкие выступы балконов Факельной башни — в ней находились покои главы рода Умейя. И конечно, даже отсюда, из далекого предместья, глаз ясно различал гордый очерк высоченной прямоугольной башни минарета — и далеко отнесенную от него громаду купола Пятничной мечети. Ее огромный четырехугольник скрывали стены и плоские крыши крепостных башен, но даже издалека, даже скрытое от глаза, здание намекало на свой невообразимый размер — минарет и купол разделяло приличное расстояние. Неудивительно: длина стены масджид, говорили люди, равнялась ста пятидесяти локтям[8].

Нижний пояс укреплений выдвигал в сады предместий тяжелые кубы опорных башен. К ним примыкали башенки повыше и постройнее, увенчанные треугольными крышами. В них глаз мог различить черные узкие прорези — ворота Куртубы не отличались шириной. Рассказывали, что навьюченный верблюд может пройти лишь в пять из восьми ворот города: в трое из четырех, ведущих в рабат, и в двое из трех, открывающих путь в медину. Ну а в Верхний двор и подавно не вел ни один проход нужной ширины и высоты, так что купцам приходилось развьючивать верблюдов в караван-сараях у стен рабата и везти товары во дворцы верхних кварталов на ишаках и мулах.