Георгий Владимов - Не обращайте вниманья, маэстро

• Название: Не обращайте вниманья, маэстро
• Автор: Георгий Владимов
• Издательство: У-Фактория
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-89178-120-4, 5-89178-078-X

Настоящее имя - Георгий Николаевич Волосевич. Родился в Харькове в семье учителя. Окончил юридический факультет ЛГУ, работал в журнале «Новый мир». В литературе дебютировал повестью «Большая руда» (1961), за которой последовал романа «Три минуты молчания» (1969). Оба эти произведения публиковались в журнале «Новый мир» и только потом были изданы отдельными книгами.

В 1975 г. на Западе был опубликован роман «Верный Руслан», а в ноябре 1977 года Владимова исключили из Союза писателей СССР. В 1983 г. Владимов эмигрировал в ФРГ. С 1984 по 1986 год возглавлял журнал «Грани». В 1989 году в СССР был опубликован роман «Верный Руслан», а в середине 90-ых увидел свет роман «Генерал и его армия» о генерале Власове. Споры вокруг этого романа не затихают и по сей день. Скончался 19 октября 2003 года во Франкфурте-на-Майне. Похоронен в подмосковном поселке Переделкино.

Георгий Владимов. Роман, повесть, рассказы, пьеса. Издательство «У-Фактория». Екатеринбург. 1999.

---

— И чтобы они после этого… не повесились, нет, я им такого не пожелаю, но даже не поняли бы, что с ними произошло! И это они — русские?! И это они решают — кого лишить родины, гражданства? Надо их самих лишить навсегда — национальности!

Мы не сразу увидели, что папа, уменьшась в плечах, багровый, как перед инсультом, показывает глазами на дверь. К нам не торопясь входил Коля-Моцарт.

— Ну, что вы так, Анна Рувимовна, — протянул он миролюбиво, усмехаясь одной щекой, похоже что смущенно. — Зачем вы на нас так… злобствуете? Это мы на вас должны обидеться, натерпелись — не дай Бог.

Он потрогал пальцем под глазом — там уже напухал и голубел приличный фингал. Пожалуй, Олежек перестарался, но что делать, подумал я, может быть, это единственный язык, который до них доходит?

— А если б у меня еще оружие оказалось? — спросил Коля сам себя. — Уй, что б тут было!

— Не смей! — послышался рыдающий вопль дамы. — Не смей перед ними еще унижаться! Иди сюда сейчас же!

— Отстань, — Коля от нее отмахнулся своей широкой ладонью. — Ей-богу, Анна Рувимовна, вы это напрасно — вот насчет гражданства и что мы не русские. Ну, это уж слишком…

— Да они тебе повеситься предлагают! — кричала дама. — А сало — русское едят!..

Следом мы и впрямь услышали рыдания — во что-то мягкое. Похоже, она орошала слезами мой диванчик.

— Может быть, ей что-нибудь нужно успокоительное? — спросила мама отчасти с жалостью, отчасти брезгливо.

Коля, не отвечая, закрыл дверь и направился к диванчику, от которого мама тотчас отошла. Он сел, а она стояла перед ним в двух шагах, стискивая на груди свой темно-малиновый халат.

— Что вы думаете, — спросил Коля, — мы вашему соседу зла желаем? Охота нам его посадить? Или выдворить в эмиграцию? Если б вы знали, как нам этого не хочется. Мы тоже немножко соображаем, кто чего значит для России.

— Почему же вы не оставите его в покое? — спросила мама. — Если уж мы говорим по-человечески…

— Да по-человечески-то мы ж понимаем, что лучше бы ему здесь печататься. И нам бы меньше было мороки. Но — нельзя! Идеология! Уж очень он далеко зашел. А в то же время — определенные круги на Западе его имя используют в неблаговидных целях…

— Ох, не надо про «определенные круги на Западе», — сказала мама. — Не надо про «неблаговидные цели». Это уже не человеческий язык. Скажите, Константин Дмитриевич… Кажется, так вас величать, я слышала?

— Так, — сказал Коля.

— Вы не думаете, Константин Дмитриевич, что когда ваши дети вырастут, наверно, есть они у вас? — они прочтут его книги и спросят вас: что было опасного, если просто сидел человек и поскрипывал себе перышком?..

Коля-Моцарт, усмехаясь куда-то в пол, помотал головой, вздохнул. Вздох, по крайней мере, был человеческий.

— Эх, Анна Рувимовна!.. Это они сейчас спрашивают. А когда вырастут спрашивать перестанут. Потому что поймут — идеология! Нельзя! Да, может, это самое опасное и есть — сидит человек и что-то скребет перышком. А мы не знаем — что.

Мама смотрела на его голову и, кажется, не находила, о чем еще спросить. Спросил папа, стоя перед окном и глядя сквозь занавесь вниз, на зеленеющие кроны:

— А что вы будете делать, когда деревья дорастут до крыши?

— Подпилим, — слегка удивясь, ответил Коля. — Не мы, конечно. Специалистов позовем, по озеленению.

— И долго все это будет?

Коля посмотрел ему в спину стеклянными глазами.

— Что — «все»?

Папа словно очнулся.

— Я хотел сказать — долго вы его собираетесь держать в осаде? Наверно, покуда он не уедет?

Коля-Моцарт, усмехаясь одной щекой, поднялся с диванчика и пошел к двери. Перед тем, как закрыть её за собой, он всё же ответил папе:

— Всю жизнь.

Москва, 1982.

Примечания

1

Позднейшее сообщение рассказчика: после описываемых событий был и обыск.