Николь Галланд - Трон императора: История Четвертого крестового похода

• Название: Трон императора: История Четвертого крестового похода
• Автор: Николь Галланд
• Жанр: Исторические приключения

1202 год. Тысячи людей со всех концов христианского мира собираются в Венеции, чтобы отправиться в Крестовый поход и освободить святой город Иерусалим от неверных.

Среди них благородный рыцарь, уверенный, что их путь благословлен Богом, бродяга-менестрель, одержимый жаждой мести, женщина, которую все считают арабской принцессой и только удивляются, откуда она так искусна в вопросах христианского богословия…

Никто еще не знает, что поход против неверных приведет к разграблению христианского Константинополя — столицы Византийской империи.

---

— Какой ты грубяин! — с отвращением произнес Алексей. — Фацио, мне этот тип перестал нравиться. Пусть он и играет, но не позволяй ему высказываться вслух в моем присутствии.

45

Две недели, что оставались до коронации Алексея, прошли у меня почти как в тумане, если не считать минут музицирования. Те три года, когда я одержимо планировал убийство, так и оставшееся неосуществленным, и то было легче, потому что у меня тогда, по крайней мере, была какая-то цель. Теперь же не было ни одной причины просыпаться по утрам. Грегор не нуждался в моих услугах. Он хоть и презирал Алексея, но пребывал в относительно хорошем расположении духа, веря, что армия действительно двинется на Иерусалим после первого августа. Отто временами принимался громко вопить по поводу зловредности Бонифация и непостоянства женщин, но тем не менее тоже был настроен оптимистично. Они оба были воины, причем воины-победители, войско которых до сих пор несло минимальный урон, купаясь в максимальной славе. А воинам только этого и надо.

Я был просто неспособен разделить их радость, что убедило меня, какая это будет катастрофа — отправиться с ними в Святую землю, даже если бы у меня нашлась причина. От Бонифация удалось немного отдохнуть. Личность Алексея была настолько мне противна, что соблазн раздобыть сведения или немного денег бледнел по сравнению с удовольствием находиться подальше от этой пары. К тому же я не верил, что Лилиане там по-настоящему плохо, иначе она давно дала бы мне знать. Но нет, она намеренно избегала меня на территории Бонифация. Поэтому я предпочитал лежать, свернувшись калачиком, в шатре и кукситься из-за потери Джамили.

Никакого интереса к коронации я не испытывал, особенно если на трон сажали юнца, абсолютно не подходящего для этого дела. Однако Грегор полагал, что излечить мою душу может посещение собора Святой Софии, и настаивал, чтобы я отправился туда с ним и Отто в свите епископа Конрада, куда войдут с десяток германских рыцарей, их оруженосцы и слуги. (Со стороны знаменитых братьев-германцев это был сознательный выбор — примкнуть на время коронации не к своему воинскому начальнику, а к духовному лидеру. Таким образом они напомнили бы тем, кто их увидит, что им все еще предстоит осуществить их истинную цель.) Я не стал особенно брыкаться, так как мне пришло в голову, что там можно встретить Бровастого, того типа, с которым Отто сидел в одной камере. Мы с ним на пару стали бы отпускать едкие шутки по поводу церемонии. Неплохое развлечение. Он стал бы уверять меня, что Джамиля только и мечтает, чтобы я забрался к ней под юбку, и тогда мне удастся почувствовать, что не зря тоскую.

Еще по пути в собор Святой Софии на коронацию стало ясно, что благоприятный ветер переменился. Толпа проводников у бухты значительно поредела по сравнению с тем, что здесь творилось две недели назад, и отношение к клиентам теперь тоже было другое. Парни просто предлагали свои услуги, они больше никого не приветствовали с радушием. Конрад поручил Грегору нанять одного. Грегор все никак не мог выбрать между своим сверстником, парнем одного с ним сложения, и почтенным старцем монашеского вида, когда мы оба услышали невдалеке знакомый голос, произносивший: «Понимаете меня?» — и разом обернулись.

— Ионнис! — обрадовался Грегор.

Сурового вида юноша, который показывал нам город, был занят серьезным разговором с одним из наших пилигримов, французским слугой, но он сразу закончил беседу, довольно грубо (и все так же сурово) махнув рукой, и затрусил к Грегору, словно был его личным многострадальным вассалом.

— Да, — сказал он, склоняя голову, без тени улыбки.

— Проводишь нас? — спросил Грегор, а потом прокричал епископу, отставшему на несколько шагов: — Ваше преосвященство, это тот самый человек, о котором я вам рассказывал! Нам повезло. Ионнис, это его преосвященство епископ Конрад Хальберштадтский. Если доведешь нашу компанию до собора Святой Софии, то сможешь остаться и посмотреть коронацию с самого лучшего места.

Ионнис разочарованно взглянул на Грегора.

— На коронацию я не останусь, но могу проводить вас к собору. Это будет стоить две монеты. Если у вас нет местных денег, то сойдет и один французский денье.

Грегор заморгал.

— Ты… Я думал… в прошлый раз ты ведь не взял денег?

— За то, чтобы показать святыни благочестивым пилигримам, я денег не беру, — сказал Ионнис. — Сейчас не тот случай. Понимаете меня?

— Да, — ответил я одновременно с Грегором; хотя тот сказал «нет» и сразу нахмурился — значит, он все прекрасно понял.

— Никто из вас не может считаться настоящим пилигримом, — мягко добавил Ионнис, и печаль состарила его раза в три.

Упрек рассердил Конрада; епископ подошел к нам и начал свою тираду:

— Молодой человек…

Юноша спокойно его перебил:

— Я видел много плохого. Вы говорите, паломники, но никакое это не паломничество. Это что-то другое. А теперь вы вознаграждаете предводителя, который все это устроил. Поймите меня.

— Понимаю, — сказал я, — и теперь ни за что туда не пойду. — Я махнул в сторону Латинского квартала, где нашла приют Джамиля. — Увидимся позже, в лагере, хочу…

— Нет! — Ионнис погрозил мне пальцем. — Одному небезопасно. Только не франку.

— Почему? — удивился Конрад. — Мы везде желанные гости!

Юноша посмотрел на него печальным усталым взглядом.

— Господин, — сказал он, — позвольте мне кое-что вам показать. Идемте.

Он повел нас на юг по той улице, на которой мы стояли; мы прошли шагов сто. Все, кто попадался нам на пути, смотрели на нас как-то странно или делали вид, что нас не видят, хотя еще две недели назад все было по-другому. Наконец мы достигли рыночной площади возле оградительной стены вдоль бухты. Здесь пахло рыбой. Была пятница, но все торговцы рыбой разбрелись кто куда, так как большой отряд потных длинноволосых греческих воинов, с виду недовольных тем, что им поручили это дело, разрушал собственное оборонительное сооружение. Трехсотфутовый кусок стены, простоявшей много веков и все еще крепкой, теперь разбирался камень за камнем. Работа была изнуряющая, особенно в августовский зной. Греками командовало несколько французских воинов, все с пилигримскими крестами на спине. Для работы были сооружены высокие леса, у подножия которых собралась небольшая толпа жителей города, человек двести. Все они возмущенно наблюдали, как разрушают стену, но не осмеливались заговорить с вооруженными франками.

— Они разбирают стену по просьбе вашего маркиза Бонифация, — сказал Ионнис. — Чтобы мы стали более уязвимы. Теперь мы будем зависеть от вас, если возникнет вопрос нашей безопасности. И людям это не нравится. Поэтому вы тоже не нравитесь. Вот почему вам нельзя в одиночку бродить по городу, особенно в день коронации. Понимаете меня?

Грегор покачал головой.

— Мы ведь здесь были всего две недели назад и повсюду встречали радушие. Ты сам это видел!

— Мы всегда радушно приветствуем победителей, — устало произнес молодой Ионнис, как будто лично сам вытерпел несколько столетий такого поведения. — Так у нас принято. Поймите меня, нам все равно, кто виноват, лишь бы нас оставили в покое. Чтобы разочаровать весь город, причем так быстро, нужно снести что-то вроде этой стены, или разграбить церковь, или относиться ко всем с огромным высокомерием. Я говорю без злобы. Хочу только пояснить, почему для него небезопасно одному ходить по городу. Понимаете меня? Ему нельзя этого делать.

Конрад пришел в ужас.

— Юноша, о каком разграблении церкви ты говоришь?

Словно в ответ на его вопрос, раздались громкие протесты.

Мы повернулись в ту сторону и увидели вооруженных охранников, возглавлявших процессию. За охраной шли двое, неся серебряный ларец с золотым геометрическим узором в виде лилии. У Грегора вырвался сдавленный крик, а я невольно сжал кулаки: мы оба узнали ларец. В нем хранилась реликвия — лоскут одежды Девы Марии из той первой церкви, которую мы посетили две недели назад. Сейчас святыню несли в сторону Большого дворца, к югу от собора Святой Софии. Второй отряд охранников пиками отгонял разъяренных купцов, ремесленников и священников, которые пытались вцепиться в реликварий.

Кто-то из протестующих швырнул в гвардейцев камень, один воин из арьергарда вышел из цепи, чтобы схватить обидчика и столкнуть на обочину. Толпа с криками отпрянула, но ненадолго. Через минуту она новой волной нахлынула на гвардейцев, и завязалась драка. Двое варягов с драгоценным ларцом отделились от процессии и помчались по улице, унося сокровище.

Мы тупо стояли и смотрели на происходящее, словно перед нами разыгрывалось представление. Ионнис повел нас на площадь, где разбирали стену.

— Расступись! — строго покрикивал он. — Дорогу! Расступись!