Юзеф Крашевский - Осторожнее с огнем

• Название: Осторожнее с огнем
• Автор: Юзеф Крашевский
• Жанр: Историческая проза

Польский писатель Юзеф Игнацы Крашевский (1812–1887) известен как крупный, талантливый исторический романист, предтеча и наставник польского реализма. В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

---

— Чертовски тряская дорога от меня в Домброву! — сказал он, потирая лоб рукою.

Все молчали; всех как бы оледенил приезд председателя, опекуна Юлии. Меньше всех, однако ж, поражена была Юлия, которая, в отплату за его невежливость, смело подошла к Яну и просила его на балкон, где приготовляли уже чай, куда также должны были идти Мария и Матильда.

— Кто это? — спросил он тихо.

— Мой опекун — председатель.

— Председатель! — сказал Ян, изменяясь в лице, что не скрылось от Юлии. — Ваш опекун?

— Да, родственник и опекун.

Едва молодежь вышла на балкон, как председатель, указывая на Яна, спросил у Старостины:

— А это же кто?

— Ян Дарский, — робко и почти дрожа, отвечала старушка.

— Дарский! — сказал опекун, подымаясь с кресла. — Сын… сын…

Глаза его сверкали, он дрожа сжимал губы.

— Сын того?..

— Сын знакомого председателю.

— Да, знакомого — врага! Что же он здесь делает?

— Юлия познакомилась с ним… на бале, и мы, то есть я, пригласила его.

— Зачем? — спросил, усмехаясь председатель. — Для чего?

— Полагаю, что я могу принимать кого мне угодно, — отвечала оскорбленная старушка.

— Конечно! Конечно! Увидим! Дарский! — ворчал он, дрожа и стуча палкой. — Увидим! Дарский! Голь! Мои враги!

Нахмурив брови, пожелтев еще больше, вертя шапку, лежавшую на коленях, бормоча что-то, сидел он, устремив глаза на балкон.

— Пригласили, но я его выпровожу!

Последней фразы не слыхала старушка, потому что начала разговор с подкоморной. Через минуту председатель, словно ему пришла какая-нибудь дикая мысль в голову, быстро схватился с кресла и, позабыв опереться на палку, заложив руки за спину, пошел на балкон. Проковыляв два или три раза вдоль балкона, с глазами, постоянно устремленными на Яна, как бы пожирая его взорами, председатель остановился против молодого человека в насмешливом молчании, но отошел, видя что это не действовало на Яна.

— Кажется, — сказал Ян, обращаясь к Юлии, — я не пришелся по вкусу этому господину.

Председатель услышал произнесенное довольно громко замечание.

— Вы не ошиблись! — грубо ответил он.

Ян поклонился.

— Будьте добры, представьте меня, — проговорил он Юлии.

— Господин Ян Дарский! — смело произнесла девушка.

— Я знаю об этом! — гневно отвечал председатель и отворотился.

Очевидно, он хотел унизить, выгнать гостя, но не решался.

— Не угодно ли вам погулять в саду? — предложил он, дрожа, молодому человеку.

— Весьма охотно, — отвечал Ян.

Юлия, умоляя, посмотрела на него, молодой человек одним взглядом успокоил ее. Он имел уже то преимущество перед опекуном, что был хладнокровен и владел собою, между тем, как тот, раздраженный воспоминанием, пламенел гневом и ненавистью. Медленно сошли они по ступенькам.

— Вы здесь зачем? — гордо спросил председатель.

— Я могу предложить вам подобный же вопрос, — сказал Ян вежливо.

— Как? Я? Родственник и опекун! И вы осмеливаетесь.

— Я сосед и гость и не думаю, чтобы в обязанности опекуна входила невежливость с гостями.

— Вы знаете, кто я?

— С каждой минутой узнаю больше и больше.

— А знаете вы прошедшее?

— Конечно, вашу вражду к моему отцу?

— Вражду? Нет — ненависть, жажду мщения, отвращение!

— Что же я скажу на это? Не думаю, однако ж, что бы мой отец, будучи истинным христианином, мог сохранять ненависть в сердце и жажду мщения.

— Я погубил его.

— Но отец мой вовсе не погиб.

— Я довел его до нищеты.

— У отца есть довольно для себя и для меня — больше нам не нужно. Что же касается до участия вашего в разорении моего отца, то восхваляться этим неблагородно. Притом же отец мой обеднел не по вашей милости, но от пожертвований, которыми может гордиться.

— Мы ненавидим друг друга. Это дом моих родных, дом особы, вверенной моей опеке, и я не желаю терпеть здесь ваше присутствие.

Говоря это, он застучал палкой, и думая, что устрашил молодого человека, приблизился на полшага к нему.

— Я приехал по приглашению Старостины, и мне кажется, никто кроме нее не имеет права удалить меня отсюда. И потому я остаюсь.

— Остаетесь?

Председатель бледнел, стучал палкой и дрожал от гнева.

— И я не имею права удалить вас отсюда?

— Кажется, что так.

— Один из нас должен, однако ж, удалиться.

— Предоставляю это вам, но я останусь до тех пор, пока мне угодно.

— Милостивый государь! Вы употребляете во зло мое терпение.

— Господин председатель! Вы забываетесь против тех, у кого вы находитесь, забываетесь против самого себя.

— Вы меня учите?

— Только предостерегаю.

— Говорю еще раз — я не хочу, чтобы вы здесь бывали!

— Согласен, если только Старостина повторит мне это.

Председатель пришел в бешенство и быстро отправился в сад, прихрамывая. Ян возвратился на балкон не без следов волнения на лице. Юлия, не слыша всего разговора, но догадываясь о его содержании, с трепетом разливала чай. Увидев Яна, она взглянула на него, но как взглянула! За один подобный взгляд можно вытерпеть вечные муки ада. Старостина, чувствуя себя немного нездоровой, удалилась в свою комнату, а подкоморная вышла на балкон к чаю.

Председатель бегал по саду, хромая и сгрызая остатки черных и желтых зубов своих.

Ян, словно после битвы, отдыхал в хаосе мыслей; все, что сбылось с ним, казалось ему какой-то грезой. Не мог он принудить себя улыбнуться, вмешаться в разговор, в общество; был как убитый. Только взор Юлии постепенно оживлял его.

— Что же мне делать? — говорил он сам себе. — Оставить этот дом? Ее? Отказаться? Не могу — уже поздно. Но что в будущем! Что за мучения! Сколько надо вытерпеть! Все для нее… Достанет ли у меня силы?..

— Подвигайтесь к столу, — сказала ему Юлия — не хмурьтесь! Разве хорошо быть грустным между нами?

— Грусть — непрошеный и неожиданный гость, который приходит и занимает место там, где его меньше всего ожидают.

— Не принимать его!

— Бедные гости! — шепнул Ян, придвигаясь к столику. — Их выгоняют, а им так бы хотелось остаться.

Одна только Юлия слышала эту фразу, сказанную вполголоса и не смогла ответить на нее. Подкоморная вмешалась в разговор и начала расспрашивать Яна об отце, хотя близком соседе, но которого она никогда не видала. Сын с любовью очертил спокойный быт старика, который, ни о чем не жалея, трудился с молитвой, утешал других и ожидал смерти, как желанной минуты соединения с давно утраченным другом.

Слезы навернулись ему на глаза. Юлия их не заметила, но не скрылись они от Марии, и у ней также две слезы блеснули на ресницах.

Ян видел эти слезы сочувствия, и что-то встревожило его сердце, снова непонятное чувство влекло его к Марии. Но это продолжалось недолго: на него смотрела Юлия.

Завязался общий разговор.

— Вы мне позволите еще приехать? — спросил Ян у Юлии, пользуясь шумом.

— Я же сама вас приглашала. Притворство не в моем характере — я искренна.

— А председатель?

— Мы можем не обращать внимания на его странности.

— Значит, приезжать?

— Когда вы оставляете наши края? — громко спросила Юлия.

— Не знаю еще сам… Неужели и вы меня удаляете? — спросил он тише.

— Я хотела уговорить вас остаться у отца, которого вы так любите.

— Есть у меня еще и другие обязанности.

— Жаль, — вмешалась подкоморная, — мы рассчитывали на вас, как на танцора!

— Я мало танцую.

— В самом деле?

— А кто не танцует, какая же в нем польза в обществе молодежи?

— Известно, — отвечала Юлия, — держит шаль, стережет кресла, флаконы.

— На последнее охотно соглашаюсь.

— А обладаете ли вы необходимыми для этого качествами: терпением, твердостью и мужеством?

— Это добродетели, которым я старался прилежно выучиться.

— Терпение? — сказала Юлия.

— Пусть испытают меня.

— Твердость?

— То же долгое терпение.

— Мужество?

— Есть многое, чего я боюсь.

— Например?

— О, многовато! Долго бы считать было.

— Первое?

— Людской ненависти.

— А терпенье?

— Пособит ли?

— Терпенье и мужество ходят рука об руку с кротостью, которая означает силу.

— Прекрасно вы говорите. Хороший учитель часто может внушить добродетели, которых человек не имеет.

Эта часть разговора была уже тише, потому что подкоморная начала что-то о бале, а Ян с Юлией продолжали беседовать, не будучи подслушанными.

— Хотите быть моим наставником? — спросил Ян тихо.

— C'est selon; прежде я должна знать качества моего ученика.

— Неограниченное повиновение, безусловная вера в учителя и что-то еще больше.

— Что же больше?

— Боюсь сказать.

— О, значит, вы немужественны.