Сборник - Первопроходцы

• Название: Первопроходцы
• Автор: Сборник
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Герои этого сборника посвятили свою жизнь, свой труд Сибири. Они пришли в Сибирь много позже Ермака, С. Дежнева, но по духу, по смыслу своей деятельности принадлежат к первопроходцам. Таковы В. Римский-Корсаков и Н. Муравьев-Амурский, Г. Сарычев и А. Окладников.

---

В составе экспедиции были офицеры флота и армейских частей, чиновники Российско-Американской компании, рядовые и урядники Якутского и Иркутского казацких полков, матросы и нижние чины Охотской флотилии. Многие, особенно вольнонаемные мастеровые — с семьями. Среди участниц экспедиции были не только жены нижних чинов, но и офицеров — Д.И. Орлова и А.В. Бачманова. Безвыездно пробыла все эти годы в экспедиции супруга Г.И. Невельского Екатерина Ивановна. Сначала Петровское, а затем Николаевск являлись средоточием русской жизни на Амуре. Но все нити управления вели отсюда в Иркутск, к генерал-губернатору самой восточной части российских владений.

О влиянии Муравьева на деятельность Невельского хорошо сказал более века назад историк П.В. Шумахер: "Патриот в душе, ободряемый настойчивостью генерала Муравьева, он с твердостию шел вперед и, не взирая ни на какие противудействия, основал несколько военных постов в устье Амура, в гаванях Татарского берега и на острове Сахалине". А советский историк Дальнего Востока М.Г. Штейн обобщил действия обоих: "Понадобился отважный капитан Невельской и решительный Муравьев, чтобы так называемый "амурский вопрос" сдвинуть с мертвой точки".

И это действительно так. Сам Г.И. Невельской, подводя итоги работы Амурской экспедиции, с полным правом и понятной гордостью писал, что все изложенные им факты "весьма знаменательны в истории Приамурского и Приуссурийского краев, ибо они составляют последний краеугольный камень в незыблемый фундамент, воздвигнутый Амурской экспедицией к признанию Амурского и Уссурийского бассейнов с островом Сахалином за Россией".

Всячески поддерживая Геннадия Ивановича, иногда осторожно его поправляя и даже выговаривая ему за его запальчивость, вызванную неосведомленностью в дипломатических тонкостях, а подчас и просто за невыдержанность, которые могли навредить делу, правитель края тщательно и продуманно готовил плавание по Амуру. Он видел, что Амурской экспедицией проделана труднейшая предварительная работа, на основе которой можно принимать дальнейшие решения. Но это оказалось делом отнюдь не простым. Еще в начале 1852 года Муравьев просил разрешения снарядить осенью специальную команду, чтобы, спустившись по течению Амура, она послужила бы для укомплектования морских сил в его устье и в заливе Де-Кастри. В ответ из Петербурга пришел отказ и внушение — "вследствие объяснения канцлера графа Нессельроде" — о необходимости крайней осторожности и "неспешности" в этом деле. Муравьев терял почву под ногами. В дополнение к проискам давних недругов генерал-губернатора подал в отставку после одиннадцатилетнего пребывания на своем посту его единомышленник, министр внутренних дел Л.А. Перовский. Тем самым Муравьев лишился существенной поддержки. В такое время особенно ценной оказалась помощь великого князя Константина. Но даже и генерал-адмиралу многое было неподвластно. Николаю Николаевичу оставалось одно — снова ехать в Петербург. Получив из столицы разрешение, он отправился туда в начале 1853 года.

Но еще задолго до того, в 1851 году Муравьев командировал военных моряков Петра Васильевича Казакевича и Александра Степановича Сгибнева, а в 1852 году и корабельного инженера Михаила Петровича Шарубина на реку Шилку, в Сретенск, для постройки судов — первого на Амуре парохода "Аргунь", а также барж, баркасов, лодок и плотов для того, чтобы осуществить задуманный сплав. Распоряжался всем Казакевич. Он же вместе со Сгибневым делал промеры реки и составлял карты для плавания на Шилке. А инженер был занят строительством. Во всем этом предприятии был немалый риск для генерал-губернатора, которого нетрудно было бы обвинить в самоуправстве и превышении власти.

Трудно сказать, сколько мытарств пришлось бы перенести Муравьеву в Петербурге, если бы не связанное с неминуемо приближавшейся Крымской войной осложнение международной обстановки в целом и в частности — на Дальнем Востоке. Оказавшись в столице в конце марта 1853 года, Николай Николаевич немедленно представил императору особую записку, в которой настойчиво призывал ввиду ожидаемого разрыва отношений с некоторыми странами Европы принять безотлагательные меры на Дальнем Востоке, привлекавшие алчные взоры других держав, не говоря уже об отдельных мелких хищниках — китобойцах, купцах и т. п.

Муравьев рассказывал потом, что царь согласился с необходимостью защиты Дальнего Востока, однако подвел его к карте и сказал, показывая на устье Амура: "Все это хорошо, но я ведь должен посылать защищать это из Кронштадта". На что Муравьев, проведя рукой по течению реки, ответил, что можно те края и ближе подкрепить. "Сами обстоятельства указывают этот путь", — добавил он. На что царь ответствовал: "Ну так пусть же обстоятельства к этому и приведут, подождем".

Ждать пришлось год. Но зато все другие представления Муравьева были утверждены. В частности, новые штаты Амурской экспедиции. Она освобождалась от зависимости Российско-Американской компании и становилась правительственной экспедицией. Было разрешено занять озеро Кизи, залив Де-Кастри и остров Сахалин. Вопрос же о сплаве по реке Амур войск, запасов, оружия и продовольствия передавался на рассмотрение особого комитета. Со всеми этими распоряжениями Муравьев послал в Иркутск поступившего к нему на службу майора Н.В. Буссе, а сам взял четырехмесячный отпуск и уехал за границу излечивать лихорадку. Путешествовал по Франции и Испании, принимал воды в Карловых Барах, проехал через Германию, побывал и в Англии. В Петербург возвратился 6 октября.

Тотчас по приезде пришлось вновь приступить к дальневосточным делам. Энергичного и деятельного губернатора возмущала и раздражала медлительность в принятии решений, равнодушие к его представлениям. Брату Валерьяну он с горечью писал, что "в Петербурге мы знаем не много больше, а толков и пересудов в городе без конца, но правды ни от кого не узнаешь, — таков Петербург, таков точно и Иркутск, только оттуда пишут на меня доносы сюда, а отсюда некуда доносов писать". Муравьев был готов к худшему — отставке, "а потому, — продолжал он в письме к брату, — если не поедем обратно (т. е. в Иркутск. — А.А.), то уедем куда-нибудь в глушь, где бы можно было и жить с нашими малыми средствами; на этот случай я храню мою заграничную штатскую одежду, которой будет достаточно на первый случай".

Но надевать штатскую одежду Муравьеву было еще рано. Международная обстановка стремительно обострялась не только в Европе, но и на Дальнем Востоке. Остававшийся на Амуре Невельской в середине мая 1853 года получил от великого князя Константина предупреждение о готовящихся двух военно-морских экспедициях Северо-Американских Штатов. Было известно и об особом, повышенном интересе Англии, Франции и США к бассейну Тихого океана, и в том числе — к той его части, которая прилегала к российским владениям.

Усиление активности англичан, американцев и французов на Тихом океане не могло пройти мимо внимания России, так как грозило пагубно сказаться на судьбе Приамурья, Приморья и Сахалина. Одним из первых мероприятий русского правительства стала отправка в сентябре 1852 года на Дальний Восток эскадры в составе фрегата "Паллада" и винтовой шхуны "Восток" под флагом вице-адмирала Е.В. Путятина. К ним уже на месте присоединились корвет "Оливуца", посланный туда еще в 1850 году, и барк Российско-Американской компании "Князь Меншиков".

Невельской, получив в развитие предписаний великого князя Константина распоряжение генерал-губернатора о мерах, которые надлежит принять в связи с ожидаемым появлением в дальневосточных водах экспедиций коммодора Мэтью Перри и капитана Кэтвалдера Рингольда, действовал предельно быстро и четко. Уже летом 1853 года в Александровском, Константиновском, Мариинском и в только что выставленном в заливе Анива на Южном Сахалине Муравьевском постах были назначены команды с опытными офицерами — Бошняком, Разградским, Петровым, Буссе и Рудановским — во главе.

Затем последовало известие о готовящемся сплаве по Амуру. Распоряжения Муравьева по этому важному вопросу привез из Петербурга М.С. Корсаков. Сам же губернатор только и делал, что обивал высокие пороги в столице, доказывая необходимость быстрейшего принятия мер по его представлениям. Ему наконец удалось добиться своего, 11 января 1854 года царь утвердил положение, которым генерал-губернатору предоставлялось право "все отношения с Китайским правительством о разграничении восточной нашей окраины вести непосредственно". Об этом немедленно было сообщено в Пекин, а к Муравьеву в штат зачислен секретарь по дипломатической части и переводчики китайского и маньчжурского языков. Вслед за тем было "высочайше" разрешено "плыть по Амуру". Подписывая 6 февраля 1854 года это разрешение, Николай I собственноручно прибавил: "но чтобы и не пахло пороховым дымом".