Мор Йокаи - Венгерский набоб

• Название: Венгерский набоб
• Автор: Мор Йокаи
• Жанр: Проза

---

Рудольф пожал плечами. Очень ему нужен этот Абеллино.

А он, легок на помине, входит как раз! Та же чванная, строптивая поступь, тот же требовательно-надменный взор, будто все вокруг - лакеи; та же отталкивающая красота: правильные, но бездушные черты.

- А, добрый вечер, Бела, добрый вечер! - еще издали верещит наш друг Кечкереи, не трогаясь, однако, с места, где сидит, обнявши колени, точно трефовый валет со старинной венгерской карты.

Абеллино устремился прямо к нему в сопровождении целой свиты прервавших игру вистеров и бильярдистов - обстоятельство, которое приписал он значительности своей персоны.

- Поздравляю! - резким носовым голосом воскликнул Кечкереи, приветственно помахивая в воздухе длинными своими руками.

- С чем это еще, ты, валет?

Как видно, и ему бросилось в глаза упомянутое сходство.

Все засмеялись; первые лавры сорвал Абеллино.

- Разве ты не знаешь, я от дядюшки твоего, дорогой.

- А, это дело другое, - переменил тон Абеллино, решив быть помягче: Кечкереи ведь для него же старается и, верно, добрые вести привез. - Ну, что поделывает милый старикан?

- Так почему я и поздравляю-то тебя. Все целуют тебя, обнимают, кланяться велят. Старик жив-здоров, крепехонек, как яблочко ядреное. О нем можешь не тревожиться, дядюшка в добром здравии. А тетенька вот приболела - да не на шутку: чем дальше, тем серьезней будет болезнь.

- Бедная тетенька, - молвил Абеллино, соображая про себя: вот с чем он поздравлял, вот она, добрая весть. Воистину добрая: может, помрет еще. - И что же с ней такое?

- Что? Да очень плохая у нее болезнь. А как лицом, фигурой переменилась, просто не узнать. Где щечки ее румяные, где талия стройная... ничего не осталось.

"Так ей и надо, - подумал Абеллино злорадно, - вот наказание за противоестественный брак со стариком. Так и надо!"

- Да-да, мой друг, - продолжал Кечкереи, - последний раз, как я у них был, доктора ей уже запретили и верхом кататься и в коляске.

Абеллино и тут не догадался бы, не покатись вдруг со смеху несколько слушателей несообразительней, что подошли позабавиться и потому сразу поняли намек. Этот смех открыл глаза Абеллино.

- Тысяча чертей! Ну если ты правду говоришь...

- А зачем бы мне иначе поздравлять?

- Но это же подло! - вне себя вскричал Абеллино.

Стоявшие вокруг невольно пожалели его, и самые мягкосердые потихоньку удалились. Каково, в самом деле, - страшно даже подумать! - оказаться вдруг на грани нищеты человеку, кого все только что (как и сам он себя) считали миллионером.

Лишь Кечкереи его не пожалел. Он не жалел неудачников, он одних счастливчиков жаловал.

- Ничего, значит, не остается, кроме как с собой покончить, - процедил сквозь зубы Абеллино. - Или - с этой женщиной.

- Ну если ты убийство замышляешь, Питаваля [Питаваль Франо-Гайо де (1673-1743) - французский юрист и законовед, автор многотомного труда по криминалистике] почитай, - отозвался, как мог громче, Кечкереи на это ожесточенное бормотание. - У него ты все виды и способы найдешь. Как растительным и минеральным ядом отравить, как заколоть, зарубить, застрелить, удавить, как скрыть следы преступления: разъяв труп на части, закопать, бросить в воду или сжечь. Двенадцать томов: целая библиотека! Достаточно только все это прочитать, чтобы убийцей себя почувствовать. Рекомендую! Ха-ха-ха!

Абеллино не слушал.

- Кто? Кто он, кого любит эта женщина?..

- Погляди кругом, милый друг, и козла отпущения найди.

- ...вот кого я хочу отыскать и убить.

- Я-то совершенно определенно знаю, кого она любит, - сказал Кечкереи.

- Кого? - сверкнул глазами Абеллино. - Только бы встретиться с ним!

- Сколько раз уже видел, как они обнимались да целовались, - хитро пригнув голову и явно забавляясь, продолжал Кечкереи.

- Кто это? Кто? - хватая его за руку, вскричал Абеллино.

- Хочешь знать?

- Да, хочу!

- Муж ее, конечно.

- Что за шутки идиотские! - вспылил Абеллино. - Никто этому не поверит. Нет, эта женщина любит кого-то, в связи с кем-то состоит. И старый подлец знает это, но терпит, чтобы мне отомстить. Но уж я дознаюсь, кто это такой! И будь он хоть чертом самим, такой судебный процесс затею, каких свет не видывал, чтобы осрамить негодяйку!

Многие из стоящих рядом стали в шутку оправдываться: на нас, мол, не подумай, мы тут ни при чем, нас графиня Карпати своей благосклонностью не осчастливила.

В эту минуту прозвучал энергический мужской - голос:

- Господа! Или вы сами не замечаете, как неуместны и недостойны ваши шутки над женщиной, кою обижать нет ни у кого ни повода, ни права?

Это был Рудольф.

- Что такое? Тебе-то какое дело до всего до этого? - изумился Кечкереи.

- То дело, что я - мужчина и не позволю, чтобы порочили при мне имя женщины, которую я уважаю.

Такое заявление много значило. Тут уж действительно пришлось замолчать. И не только потому, что Рудольф прав был и его заступничество вес имело в глазах света. Он славился еще как лучший во всей округе стрелок и фехтовальщик, хладнокровный и удачливый.

И в клубе имя графини Карпати не поминалось больше.

А Флора, прослышав про этот случай, бросилась мужу на шею и целовать, целовать его принялась вне себя от радости в восторга.

27. ЗОЛТАН КАРПАТИ

Свершилось то, о чем даже подумать страшился Абеллино: графиня Карпати стала матерью. У нее родился сын.

С таким известием явился в одно прекрасное утро к набобу домашний врач.

Кто опишет радость Яноша Карпати? То, что было лишь надеждой, мечтой, предметом самых дерзких, самых пылких его желаний, стало явью. У него сын! Сын, который унаследует и увековечит его имя; рожденный во времена, уже не столь темные, загладит он грехи отца и юношескими своими добродетелями искупит старый фамильный долг пред родиной и человечеством.

Каким славным мужем может он стать благодаря воспитанию, более достойному, нежели полученное предками! Какое счастье и величие ждут его! Как будут благословлять его имя миллионы!

Только б дожить до поры, как он начнет говорить, его милый детский лепет услышать и ему тоже сказать слова, которые сын выучит, сохранит в памяти, чтобы после уже, признанным поборником великих, благородных идей, вспомнить когда-нибудь: "Это впервые еще добрый старый Карпати мне преподал".

Но какое же имя дать сыну? Да одного из князей, которые с первым Карпати пили круговую на земле обетованной Гуннии [Гунния - Венгрия (по романтической легенде начала XIX века происхождение мадьяр возводилось к гуннам)].

Пусть будет он Золтаном. Золтан Карпати! Как звучно и величаво.

Вот уже и принесли к нему нового гражданина мира, подержать дали, потетехать, поцеловать. Слезы радости застлали глаза старика, мешая смотреть, а как хотелось разглядеть сына получше! Ревнивым взором окидывал, мерил он младенца. Красивый, здоровый, полненький мальчишка, складочки даже на шейке и на ручонках; маленький краснощекий ангелочек. Ротик не больше земляничины, зато глазенки, ясней бирюзы, преогромные, и ресницы длинные, будто два опахала на кругленькие щечки опускаются. И не плачет, серьезный такой, словно знает уже: всякая слабость постыдна, а едва восхищенный старик поднес его поближе и, целуя, стал щекотать румяное личико колючими своими усами, заулыбался и весело что-то выкликнул, - все стоявшие возле тотчас начали гадать вместе с отцом, что.

- Ну, скажи же, скажи, золотце, дитятко мое, - лепетал старик Янош, видя, что ребенок так и этак складывает, выпячивает губки, точно усиливаясь вымолвить нужное слово. - Говори, не бойся, мы поймем. Ну-ка, ну-ка, что он там опять сказал?

Доктор и повитухи, однако, сочли благоразумней истолковать лепет ребенка в том смысле, что тот-де обратно к матери просится, - довольно уж тетешкать, хватит на первый раз. И, отобрав его у Яноша Карпати, к матери унесли. Доброму старику ничего не оставалось, кроме как пробраться в соседнюю комнату и там слушать, не плачет ли младенец, спрашивая у каждого выходящего, что он, как и передавая ему с каждым входящим какое-нибудь ласковое словечко.

И если доносился вдруг резвый младенческий возглас, восторг отца не поддавался описанию. Уж теперь-то он не отдаст ребенка, попади он только ему в руки!

Около полудня врач вышел снова и попросил Карпати перейти с ним в другую комнату.

- Зачем? Я здесь хочу остаться. Тут слыхать, по крайней мере, что говорят _о нем_.

- Да, но я не хочу, чтобы слышали, о чем _мы_ будем говорить.

Янош вытаращился на него. От спокойного взгляда врача ему стало не по себе. Машинально последовал он за ним в соседнюю комнату.

- Ну-с, что это вы мне, сударь, собираетесь сказать, чего другие слышать не должны?

- Ваше сиятельство! Большая радость посетила нынче ваш дом.

- Это я знаю, чувствую и благословляю небо за нее.

- Но, подарив большую радость, господь решил и тяжкое испытание вам ниспослать.

- Что вы хотите этим сказать? - возопил в испуге Карпати, и лицо его побагровело.