Джейн Йолин - Карты печали

• Название: Карты печали
• Автор: Джейн Йолин
• Жанр: Научная Фантастика

---

А затем я вошел в этот маленький Зал Плача, мало о чем отличавшийся от других. Это было в Средних Долинах, где люди делили жилище со свиньями и где ничего нового не было придумано, написано или спето со времен правления первых Королев. Побережье, на котором живем мы, королевский род, омывается переменчивыми водами, чем объясняется - так говорят - что жители Эль-Лалдома так подвержены переменам. Разве не мы первыми пригласили вас, небесных путешественников.

ПРИГЛАСИЛИ?

Не будем ссориться, как женщины, из-за слов, друг мой.

ЭТО БЫЛА НЕ ССОРА, ЭТО - ВОПРОС.

Вы разговариваете, как наши пророки. Хотя я знаю, что вы не так бесплодны, как они.

НУ, ТАК КАК НАСЧЕТ ТОГО ГОДА ПУТЕШЕСТВИЙ?

Да, тот год. Наконец, в Средних Долинах. Конечно, я и раньше бывал в Скалах и в Родных Местах (хотя, почему они так называются, я никогда не понимал, поскольку я, безусловно не чувствовал себя там, как дома). Скальники живут на негостеприимной территории. Они, как и люди Луны, услаждаются смелыми забавами. Многие из них - лучники, они ходят в горы, чтобы упражняться в своем искусстве. В горных пещерах дерзкие Скальники вытаскивают случайно попадающихся им существ из пропастей и горных шахт. Вся эта публика смотрит на мир искоса, живя все время в темноте или подвешенными на конце веревки. Однако, это придает их девушкам некоторую дикость, и Залы у них более интересные. Их плачущие статуи роняют настоящие жемчужины.

Но люди Средних земель жирные и самодовольные, они барахтаются в собственном самодовольстве, как свиньи в грязи.

Говорил ли я тебе, что ненавидел свой год путешествий? Мне противно было находится там, в Землях. К концу своего путешествия, я считал дни, когда я спою, наконец, во всех Залах Земель и смогу удалиться.

И тогда я увидел ее, и все изменилось для меня. Стройная, а другие были пухленькие. Худощавая, а другие были упитанные. Она была Королевского посева, в этом не было сомнений. Ее длинные иссиня-черные волосы были заплетены в косы так туго, что кожа на висках у глаз была натянута, и это придавало ей вид пугливого молодого зверька. Липкие ягоды, вплетенные в косы, казалось предупреждали, что к ней нельзя прикоснуться без последствий. Она, собственно говоря, была единственной девушкой в Зале, которую я не приласкал. Увядшие триллисы, вставленные в косу, только подчеркивали ее хрупкость, хотя позднее я узнал, что она может быть также тверда и непреклонна, как Королева.

Меня попросили спеть под эмблемой местного арфиста, как мне показалось. Он умер за пару месяцев до этого, и им все еще хотелось оплакивать его. Для начала я пропел некоторые из великих старых песен, которые всегда вызывали слезы на глазах членов Королевской семьи: "Погребальная Песнь об Умирающем Солнце", "Воды Эль-Лалладии" и "Гимн о Принцессе, Умирающей в Юности". Это - для того, чтобы овладеть их вниманием, собрать толпу. Затем я провел несколько импровизаций в старинном стиле, в которые я вплел имя арфиста и несколько фактов из его частной жизни, подслушанных мною в плачах его родственников. Конечно, когда я сделал паузу для глотка вина - тех неочищенных грубых остатков из выжимок винограда, которые они там считают напитком - толпы стали разбредаться. Людям Земель легко угодить, но у них короткая память. Вот почему любовь с их девушками дает удовольствие лишь на миг.

Когда ряды плакальщиц арфиста разошлись - я был рад их уходу, это сокращало мое пребывание там - и когда родственники арфиста достаточно поблагодарили меня за то, что я принес ему один-два мига бессмертия, я отошел. Выполнив свой долг, я мог побродить между столами и убедиться еще раз - что мне нечему учиться в Зале Земель.

Нагромождение эмблем - довольная свинья, сытая корова, одурманенная курица, катящийся мельничный жернов, торчащие кверху вилы, прислоненная арфа - было копией нагромождения плакальщиц, которые касались друг друга плечами, но, по правде говоря, не прикасались к горю. Их заботы были такими мелкими, что они плакали над старыми банальностями рассказчика, позаимствовавшего древний сюжет, так же, как над горем молодой плакальщицы, рыдающей над скончавшейся накануне сестрой. Вообрази, они не могут отличить подлинное искусство от подделки. Заурядность Зала оскорбляла мои чувства и, кроме того, я начинал испытывать голод. Я направился к двери и уже предвкушал следующую остановку в еще меньшем Зале, помеченном на карте под названием Свин-Город, надо полагать, в честь его основных обитателей, когда я увидел ее.

Она сидела и писала, но даже сидя она казалась высокой. Сочетание хрупкости и силы волнами исходило от нее. Она согнулась над табличкой, выговаривая в слух слова, прежде чем записать их. Стол около нее был завален, что сразу выделяло его среди других. Я не мог не остановиться, чтобы взглянуть на него.

Не задумываясь, я произнес начало ритуального приветствия, указывая на с таким вкусом разложенные записки.

- Они бы мне понравились.

Она подняла взгляд, и глаза ее, с опалово-янтарным отсветом драгоценных камней самой высокой пробы, еще больше выдававшим в ней королевскую породу, уставились в мои глаза. В отличие от слабых голубых глаз обычных плакальщиц, в ее глазах не было мерцания невыплаканных слез, именно тогда я увидел ее внутреннюю силу. Она роняла слезы, но только тогда, когда была глубоко тронута.

Голос у нее был низкий, говорила она медленно, так непохоже на глупое хихиканье других девушек. Она сказала просто:

- Они бы выросли от нашей дружбы.

Я не сразу вспомнил, что это обычный штамп в оплакивании, ритуальный ответ на мои собственные ритуальные слова.

Потом она опять опустила глаза на табличку, на которой писала, не с лукавством, рассчитанным на то, чтобы удержать меня рядом с собой, а потому, что у нее было более важное дело, чем глядеть в наполнившиеся страстью глаза юного принца. Она выдернула ткань из пяльцев, трюк, изобретенные ею, и я был вынужден протянуть руку, чтобы расправить ткань и прочесть написанное.

В тот момент не имело значения, напиши она что-то банальное, как все в этом Зале. Я уже был пленен ее непохожестью и счел бы оригинальным, что бы она ни сочинила. Она была совсем не похожа на женщин Земель, которых я встречал до сих пор. Она могла бы быть Королевой. Это ересь, я знаю. Но теперь я Король. Все, что я говорю - правда.

Но то, что я прочел было так же неожиданно, как она сама: небольшая поэма, совершенная, которую вряд ли могла бы написать простая девушка Средних Земель. Стихи были простые, не изощренные, прямые. Слова в основном были односложные, образы - скупые. Они звучали даже более мощно при чтении вслух, потому что звуки были так же сильны, тверды и непоколебимы, как похоронные барабаны.

Сначала я повторял стихи снова и снова. Потом я начал петь их, импровизируя мелодию, которая вначале была слишком витиеватой для этих слов, слишком производной от классических мелодий. Наконец, слова сами начали диктовать ряд мелодических фраз, сведенных к одной ведущей тональности. Это было незабываемо, с хором, который скоро зазвучал на весь Зал.

С тех пор я ни разу не написал такой прекрасной песни, хотя я сочинил их тысячи, многие - на слова Грей; но довольно того, что я написал ту одну.

ТЫ ПРОДОЛЖИШЬ?

Конечно. Я только отхлебну вина. Старость сушит язык.

Я, конечно, не мог там оставаться. Оставшаяся часть моего путешествия в Свин-Город и дальше была забыта. Все эти Незначительные Залы могли обойтись без моего пения и моих посевов. Кроме того, в пути были другие члены королевской семьи - Л'еонинаны и Г'аль'ладины были всего на несколько недель моложе меня, один из них был поэтом, а другой владел прекрасным посевным материалом. Они будут притягивать к себе толпы девушек с одинаковой легкостью. Но я не мог задерживаться, потому что в своих путешествиях мы надеялись не только узнать собственный народ - или получить знания от них (тщетно надеялись) - мы должны были Пожинать Урожай. Потому что мы, королевичи, сеем часто, но собираем скудно. Один раз за многие годы может появиться гений вроде Седовласой, хотя созерцание овец в течении года делает и простую овечку привлекательной. Но я не мог рисковать. Мне надо было вернуться в Эль-Лалдом.

Я купил животное для поездки верхом. Больное и хромое, но единственное в поселке. Платой за него было мое собственное тело. Я расплатился быстро, не думаю, чтобы девушка или ее мать получили удовольствие от обмена. Я - безусловно нет. Но лошадь, которую они мне продали, в конце концов, отплатила за них: она набила мне синяки в интимных местах и выхаркивала огромные комки слюны на мои башмаки, как только мы останавливались, а на второй день она безобразно подохла, объевшись травы. Мне пришлось потратить несколько часов, выбирая колючки из своей одежды. Все же эта тварь спасла меня от лишнего дня пешего пути, и за это я был благодарен девушке, ее прижимистой матери и самой твари, о которой я сочинил короткое и довольно непристойное четверостишие. Я вернулся ко двору за три дня вместо ожидаемых четырех.