Берил Бейнбридж - Мастер Джорджи

• Название: Мастер Джорджи
• Автор: Берил Бейнбридж
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Историческая проза
• ISBN: 5-94145-015-Х, 5-93381-045-2

Действие романа «Мастер Джорджи происходит в Ан­глии середины прошлого столетия и завершается на по­лях Крымской войны 1853—1856 гг., куда ход событий за­носит четырех англичан. Война, изображенная во всей своей бесчеловечности, служит фоном для главного: в своем знаменитом прихотливо-выверенном стиле Бейнбридж рассказывает о странностях любви, жестокости судьбы, верности и благородстве.

---

Я никак не могла отвязаться от своих мыслей, они все вертелись, вертелись у меня в голове, пока я бежала за мастером Джорджи по Прибрежной. И как посмел этот Уильям Риммер его ругать! Небось ког­да заразил себе палец — резал печенки в прозектор­ской, — два дня лежал потом на краю погибели, ме­тался в горячке, мастер Джорджи одну ночь совсем не отходил от его постели. А когда пришел домой и рассказывал миссис Харди о мученьях друга, в гла­зах у него стояли слезы. Сердце у меня переворачи­валось от такой черной неблагодарности.

Мастеру Джорджи надо бы пойти налево от церк­ви Святого Иоанна; а он вдруг взял направо, на мо­щеный подъем к горе Святого Иакова. То ли уж так задумался, то ли нарочно время тянул, не хотел до­мой возвращаться. Дождь перестал, между дымовы­ми трубами катило мокрое солнце. Глаза миссис О'Горман не глядели бы на эти места. От нужды, она говорила, ее аж в дрожь кидает, довольно она нави­далась нужды из-за Ирландии и картошки этой.

Давным-давно, когда был жив еще отец мистера Харди, купцы селились по этой улице, поближе к бе­регу и к собственному делу. Но разливом вод и напо­ром рода человеческого, так мастер Джорджи гово­рил, их погнало наверх, и пришлось им ставить дома на холмах. Прежде богатые дома стояли теперь в ра­зоре, галереи сгнили, окна законопачены тряпьем. Иногда набитые людом подвалы затопляло, и вместе с крысами тонули дети. Эти бедствия успокаивали миссис Харди, потому что, когда она работала в раз­ных комитетах для помощи бедным, она могла от­влечься от своих мыслей.

Мисс Беатрис, когда злилась, кричала, что я то­же небось вылезла из ирландских болот. То-то, ког­да меня нашли, зелененький лоскуток догнивал у меня в волосах. Только миссис О'Горман говорила, что все это враки. Ведь кто мне волосы обстригал, чтоб вшей извести? Так что кому лучше знать? Да мне все равно. Мало ли откуда я вылезла — важно, куда я иду.

Все же я ускорила шаг, взбираясь в гору за масте­ром Джорджи. У бедняков хищный вид, а все из-за этих костей, голых костей, кости, кости — у обо­рванцев на углу, у драчливых беспризорных дети­шек в канаве, у осоловелых, навалившихся на заборы мужчин. Ко мне они не лезли, видели, что взять с ме­ня нечего. Одна женщина прицепилась к мастеру Джорджи, но он от нее отмахнулся, вовсе не из-за бесчувственности, просто задумался. Среднего рос­та, сильный, крепкий, идет выворачивая ступни, как струнка прямой. Как это странно, что даже походка может внушать любовь.

Вдруг он бросил через плечо:

— Что ты плетешься, Миртл. Не отставай.

Секунд тридцать, наверно, пока отворялась об­шарпанная дверь, за которой была эта воющая жен­щина в рваной рубахе, я была счастлива: ведь окрик его означал, что он не забыл, что я здесь, не хотел, чтобы я потерялась.

Лицо женщины исказилось от ужаса. Зубов у нее почти не было, и рот получался черной дырой. Мастер Джорджи хотел пройти мимо, но опять она закричала, и крик был жуткий, пронзительный, как вот у чайки, когда она падает на добычу. Тут он сразу остановился. Поискал глазами, кто бы ей мог помочь, да в этом про­клятом месте вопи не вопи, кто заметит. Он поднялся по скрипучим ступеням и прошел за ней в дом.

Я побежала следом, боясь пропустить интересное. Женщина карабкалась по лестнице впереди, а я раз­глядывала жесткие черные волоски на толстых белых икрах; от подъема она задохнулась и перестала кри­чать этим своим страшным птичьим криком. Вдруг я чувствую, кто-то дышит мне в спину, оглядываюсь и вижу — да это же тот самый мальчишка, который сего­дня спас утку. Я чуть не сковырнулась; перила на пово­роте сломались, и щепка впилась мне в руку, так я рва­нула наверх.

Наконец-то мы ввалились в открытую дверь на чет­вертом этаже. То есть вошли мастер Джорджи и жен­щина, а я на пороге осталась. И вижу — в камине горит огонь, тень и свет играют на латунных прутьях кроват­ной спинки. Рядом круглый столик, а на нем бутылка, стакан и карманные часы. На кровати, вытянув руки над головой и зажав в кулаках прутья, лежит кто-то в одной рубашке, выставив голую задницу. Я удивилась, как можно спать в такой позе, он не лежал, он скорей висел, и спина напружена, как для упора на летящих качелях. Что на кровати мужчина, это я поняла, потому что на спинке висели брюки.

И опять жуткий крик раздался в комнате, и это бы­ло пострашней всего, что вытворяла та женщина, по­тому что на сей раз кричал мастер Джорджи. Я перепу­галась, хотела подобраться поближе, но тут утиный мальчишка оттолкнул меня и спрашивает:

— Что случилось, Маргарет? Беда какая?

— Он на мне кончился, — голосила женщина. — Я знать ничего не знаю!

Мастер Джорджи повалился на колени возле крова­ти. Он и не пробовал перевернуть тело, нащупать пульс; только пальцем провел по складке рубашки, там, где она вздулась у шеи. Стало тихо-тихо, и мне дела­лось все страшней и страшней, будто сейчас вот слу­чится ужасное что-то в темнеющей комнате, пока на столике тикают и поблескивают эти часы.

Наконец мастер Джорджи поднял глаза, и стало в комнате от ужаса душно, потому что он весь побелел и в глазах у него было то же смятение, как у меня. Я к не­му подбежала, положила руку ему на плечо, и вот даже не знаю, понял он, кто это, или нет, только вдруг он на­клонил голову и щекой потерся о мою руку. Потом от­прянул и сразу встал.

— Нужно его перенести, — это он сказал тому маль­чишке. — Ты мне поможешь его перенести. — Он не просил, он молил.

— В лазарет, что ли? — хотел знать мальчишка, но мастер Джорджи крикнул:

— Нет, черт тебя побери! — Но сразу он постарался взять себя в руки и сказал уже понятней: — Я знаю это­го господина. Будет лучше для близких, если мы его от­несем домой.

Тут он меня заметил и велел той женщине увести в другую комнату.

— А нету ей, другой-то, у меня, — она сказала. Но она все равно меня вытолкала на площадку и попро­бовала захлопнуть перед носом дверь, да не тут-то было, я с ней схватилась, а где ей было со мной сла­дить. Руки у ней были слабые, и от нее воняло спирт­ным.

Понадобилась большая сила, чтоб разжать кулаки на прутьях и перевернуть тело. Мастер Джорджи по­скорей обдернул на нем рубаху приличия ради. И тут уж пришел мой черед заорать, потому что это лежал мистер Харди — седые патлы, плоские, как водоросли, губы синие, как сливы в его саду.

Тут женщина ко мне подходит и шепчет:

— Это кто ж такой будет, а, милок?

Но я не проронила ни слова. Она мне волосы дерга­ла, чтоб от меня добиться ответа, а я — ни единого зву­ка. Пусть бы она хоть все волоски по одному мне повы­дергала, и то бы я ей ничего не сказала, потому что это бы было предательство.

— Мне надо на чем-то его отвезти домой, — сказал мастер Джорджи.

Мальчишка кивнул в сторону окна:

— Там на дороге фургон стоит, а в конюшне ло­шадь. Мне деньги нужны.

— Деньги у меня есть, — сказал мастер Джорджи и сунул руку в карман.

Женщина подкралась поближе к столику, а сама глаз не спускает с часов. Я раскусила, что у ней на уме, кинулась к этим часам, схватила, к груди прижала. Тут она на меня как бросится и такую мне влепила затре­щину, что я задом на кровать повалилась. Ногой задела мистера Харди за щиколотку, еще чуть теплую щико­лотку, и мне стало так тошно, так жутко, что я вскочи­ла, как молнией ударенная.

Часы я отдала мастеру Джорджи. Он стоял у окна, смотрел на улицу. Взял их у меня, даже не кивнул, стал перебрасывать из ладони в ладонь. И чтоб не мельте­шить перед ним, я села на пол и привалилась к гряз­ным обоям.

Тут вернулся утиный мальчишка. Сказал, что ло­шадь вводят в оглобли, а нам надо выйти черным хо­дом, через кухню, во двор. Мастер Джорджи говорит: «Хорошо, хорошо», а сам все глядит на кровать. Потом сдернул со спинки брюки и стал в них запихивать но­ги мистера Харди; пальцы на этих ногах были все в мелких таких белых мозолях, как в бисеринках.

Женщина нет чтоб помочь, наоборот, отскочила, стоит и руками всплескивает. Я бросилась было на вы­ручку, но мальчишка оказался проворней. Когда на мис­тера Харди почти уже натянули штаны, рубашка задра­лась, и я даже удивилась, какая тряпочка болталась у него между ног. Я уже видела эту вещь раньше, как-то на Пас­ху, когда ему захотелось мне ее показать, но тогда что-то твердое вроде морковки торчало у него в пальцах.

Мастер Джорджи вместе с мальчишкой поволокли его вниз. Он был такой статный, он от своего веса прогибался посередине. Женщине заплатили, чтоб откры­ла черный ход, но она подвела, обманула, прибежала обратно в комнату и голосила, что у ней сердце захо­дится. Я крепко держала сапоги мистера Харди, а когда на повороте по лестнице покатилась шляпа, я ее тоже спасла. Глаза у него были закрыты, но челюсть отвисла, его растрясли потому что.

Мне пришлось протиснуться мимо, чтоб отпереть дверь чулана. Когда она приотворилась, наши лица выхватил вечерний тускнеющий свет. У мастера Джорджи опять раскраснелись щеки, но это от на­пряжения. Ворота разболтались на петлях и были ук­реплены гвоздями. Мастер Джорджи с мальчишкой шарили у забора, искали вроде тарана что-нибудь, чтобы их выбить. Мистера Харди усадили к срублен­ному платану, а мне велели за ним присматривать — будто сейчас вот он возьмет и уйдет. Я и присматри­вала, правда издали, смотрела, как блестит на пугови­цах у него дождь.