Готфрид Леске - Немецкие бомбардировщики в небе Европы. Дневник офицера люфтваффе. 1940-1941

• Название: Немецкие бомбардировщики в небе Европы. Дневник офицера люфтваффе. 1940-1941
• Автор: Готфрид Леске
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9524-4326-6

Дневник нацистского летчика охватывает период с мая 1940 года, когда германская армия вторглась в Бельгию и Голландию, по январь 1941-го, когда юноша выпрыгнул из подбитого «хейнкеля» с парашютом. Записки пилота бомбардировщика, из которых становится ясным его отношение к родным, к жизни, сослуживцам, войне, противнику, высшему руководству страны, интересны тем, что типичны для многих жертв нацистской идеологии, поэтому стали важным документом, свидетельствующим против нацизма.

---

Хотя эта книга всего лишь портрет человеческого бытия, она весьма информативна. Знание всегда было оружием. В этом смысле дневник Готфрида Леске может и должен быть оружием.

И в том же смысле он посвящается тем, кто знает и, зная, присоединяется к битве человечества против сил преисподней.

Курт Рейсе

Краткая биография Готфрида Леске

Готфрид Леске, старший из троих детей, родился в маленьком городке в Южной Германии в 1913 году. Его сестра, родившаяся в 1918 году, умерла двух лет от роду. Младший из детей, Дитрих, родился в 1927 году.

Отец, умерший в начале 1941 года, имел прибыльное дело по производству очков в городе неподалеку от Франкфурта-на-Майне. Там он провел всю свою жизнь, и там Готфрид Леске пошел в школу. В городе проживало и до сих пор живет около пятидесяти тысяч человек. Это все из того, что достойно упоминания.

Готфрид пошел в реалгимназиум — среднюю школу, в которой преподавались латынь, французский и английский языки, однако не греческий. В 1927 году один его друг, интересовавшийся воздухоплаванием, убедил его провести каникулы в Рейнских горах, неподалеку от их города. В то время сотни молодых людей, пристрастившихся к полетам, собирались там, чтобы конструировать, строить и испытывать планеры. Как свидетельствуют близкие к семье люди, именно в Рейнских горах Леске впервые заинтересовался нацистским движением.

В конце 1928-го или в начале 1929 года он стал членом гитлерюгенда, в значительной мере против воли отца, но под столь же значительным влиянием двух своих учителей. Через относительно короткое время он уже играл важную роль в движении гитлерюгенда в своем городе и в 1931 году стал штурмфюрером.

В течение всего этого времени его интерес к авиации только нарастал, и после окончания школы Леске решил стать пилотом. При посредстве друга Роберта, служившего пилотом в «Люфтганзе», крупнейшей немецкой авиатранспортной корпорации, его прошение о приеме в эту компанию было принято. Достаточно странно, но он не учился в системе подготовки «Люфтганзы», а был сразу переправлен в военную летную школу в Гатове близ Берлина. Там он и обрел свои крылья.

Тем временем Леске достиг определенного прогресса в партии. Он подал прошение о вступлении в СС (элитную гвардию) и, будучи проверен и проэкзаменован, принят в качестве хильфсманна[1]. В то же время он вступил в нелегальный корпус «Вервольф», в котором проходил секретную военную подготовку под наблюдением рейхсвера. К концу 1932 года он стал полноправным членом СС и почти тут же получил чин шарфюрера — первое звание после рядового.

После завершения обучения летному делу он был направлен в «Люфтганзу», однако всего через несколько месяцев был послан назад в Гатов — в качестве члена Люфтваффе. С этого момента он состоит на действительной службе в люфтваффе. Нет никаких свидетельств, что он был среди тех, кто воевал в Испании. Около 1936 года он был послан во Франкфурт-на-Майне, где оставался до начала войны. В 1938 году получил звание оберфельдфебеля — сержанта летного состава.

Готфрид Леске несколько выше среднего роста, с пепельно-светлыми волосами, карими глазами и довольно острым носом. Его тело свидетельствует о полученной им великолепной физической подготовке. Вы могли бы назвать его красивым, если бы не привычка смотреть несколько искоса и не твердый, почти хищный рот. Он ничем не выделяется из сотен молодых немцев. Вам пришлось бы потрудиться, чтобы найти его среди них.

10–26 мая 1940 г. Почему не бомбить гражданских?

Много ребят ходили в ней в Польше, а некоторые даже в Испании. Они говорят — это крепость.

С утра мы снимаемся, нас сопровождают истребители. Мы собираемся вместе и идем во Францию. Это наша работа — что французских авиабаз больше нет. Если какие-то их истребители высовываются, ими занимаются наши «мессершмиты».

Прошлой ночью я слышал по радио, что мы пока что разбомбили только семьдесят два вражеских аэродрома. Наверно, все-таки побольше. Сопротивляться нам некому.

Сегодня мы сидели чуть ли не до полудня, а потом полетели на Динан. Видели французские войска, как они удирали со своей артиллерией. Еле удержались, чтобы не ударить разок-другой, но сегодня у нас дела поважнее. Когда проходили железнодорожную станцию, наткнулись на зенитки. Ни в кого не попали. Всем нашим машинам ничего. Французы — стрелки ни к черту.

Ближе к вечеру кинули десяток яиц на аэродром Ваалхавена возле Роттердама. Потом слышали, Брюссель тоже бомбили.

Бомбили аэродром Шифоль. Потом бомбили Амстердам. Потом вернулись на базу заправиться топливом и загрузиться бомбами для Гааги, но нам сказали, что на сегодня хватит.

Поднялись, еще не было пяти, сразу, как проверили моторы. На западе чистое небо. На заданной высоте на Францию. Видели внизу несколько обгорелых французских самолетов. Наверно, «мораны». На всех дорогах немецкие войска. Потом вообще ничего. Врага нигде не видно. Вроде бы весь мир пошел спать. На горизонте красный столб огня и дым. Заходим на цель. Потом еще видели немецкие войска. Великолепно! Как быстро продвигаются! Нам дают приказ, а сам командир эскадрильи не знает, что наши ребята так далеко продвинулись.

Рука обер-лейтенанта Фримеля[2] на сбросе. Сейчас мы прямо над сражением. Французские танки против наших танков. Мы летим на высоте над нашими танками, проходим их, резко пикируем.

А потом кладем наши яйца. Взрывается так жутко, что мы прямо чувствуем это сверху. Я опять беру вверх. Слышу снизу пулеметные очереди. Но им теперь нас не достать.

Зольнер[3] смотрит, что там наделали наши бомбы. Хихикает от удовольствия, я слышу по переговорнику[4]. Хороша сегодня работа. Наконец и я смог глянуть, что там делается внизу, смотрю, а там серо-черная масса и только танки полыхают. Хорошая работа.

Бомбили Брюссель и опять Антверпен. Народ из домов выбегает. Убежать пытаются. Мы снизились посмотреть, как они удирают. Некоторые на велосипедах, некоторые коляски детские перед собой толкают. Мы, когда подошли пониже, ударили по ним с бреющего. Они все побросали и кинулись по канавам вдоль дороги. Это, конечно, им не помогло. Бывает, в корову попадем или овцу.

Радио говорит: мы хорошо повоевали. Уничтожено триста двадцать вражеских самолетов, а мы потеряли всего несколько машин. Генерал Винкельман капитулировал. Голландцы не успели оглянуться, как мы их привели в чувство. Что французам, что англичанам скоро тоже белый свет будет в копеечку.

Прекрасный весенний день. Мы развалились на краю поля, в ближайший час никуда не летим. Мы лежим в тени большого старого дуба. Толстый Тео Зольнер уже дрыхнет. Наверно, опять слегка перебрал пивка в полдник.

Вильгельм Ледерер[5] читает «Фельдцайтунг». Говорит, мы уже сбили 1400 вражеских самолетов. Франц Пуцке[6]опять в серьезном настроении, у него это часто бывает. С самолетами, говорит, все правильно, а вот с бегущими людьми так нельзя.

Ледерер не согласен, я тоже не согласен. Ледерер говорит:

— Они наши враги, да? А каждый должен убивать своих врагов, разве не так?

А я сказал:

— Кто мы такие, чтобы решать, что нам делать, а что не делать? Фюрер за нас решает.

Пуцке не согласен, и Ледерер обозвал его демократическим трусом. Мне пришлось вступиться, а то бы они вцепились друг другу в глотки. Пуцке, конечно, не демократический трус. Просто у него нет особого интереса. На самом деле он хотел быть инженером. Авиационным инженером. Но у его папаши было туго с деньжатами. Его отец мелкий служащий в какой-то торговой компании в Дюссельдорфе. Так что Францу пришлось идти работать на авиационный завод. Но он не сачок. Говорят, в Испании он работал великолепно.

Камбре бомбили. В городе, наверно, было полно беженцев. Когда мы поворачивали домой, полгорода горело. По крайней мере, такое было впечатление.

Прилетели, пошли в столовую, а там какой-то журналист говорит, что война его застала в Амстердаме, а теперь он возвращается в свою газету в Лейпциг. За ужином рассказывал нам, что там было в Амстердаме, когда мы прошлись по городу. Они посадили его в отель. Говорит, что не особенно волновался, потому что знал, что мы скоро будем там. Рассказывал, что проснулся посреди ночи от страшного орудийного гула. А потом начались взрывы. А потом он просто вышел на улицу. Никто не пытался его остановить, хотя он считался вроде как пленник. Он видел, что мы идем очень низко, хотя заградительный огонь был сумасшедший. В воздухе стоял сплошной дым, а шум был страшный, огонь сумасшедший. Потом какие-то темные точки стали падать с самолетов. Говорит, сначала ему стало малость не по себе, подумал, что это бомбы. А потом увидел раскрывающиеся парашюты, это наши ребята спускались на пригород или еще дальше. Голландцы стреляли по ним из винтовок, из пулеметов, хорошо хоть, что стрелки из них никакие. Хотя, как ему показалось, в нескольких все-таки попали.