Алексей Лукьянов - Палка

• Название: Палка
• Автор: Алексей Лукьянов
• Издательство: ОГИ (Объединенное Гуманитарное Издательство)
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-94282-103-8

Армейская байка про то, как солдат пошел в увольнение, как он попал в дурку, и что из этого вышло…

---

— Может, и действительно… Может, и мог… На улицу…

Может быть. Хряк не разубеждал Кузю ни в чем, а я поступал, как Хряк. А Студент, который полулежал на своем матраце с запрокинутой головой (Акула умудрился разбить Студенту и нос тоже), сказал, придерживая у носа тряпицу со льдом и с трудом шевеля разбитыми губами:

— А мог и баптистку порешить. С полпинка. А она его вареньем угощала, конфеты носила. Письма домой отправляла.

Отправить письмо из психиатрии фактически невозможно. Их вскрывают и подшивают к делу. Отправить письма можно только через санитарок, и не абы каких, а сердобольных, иначе ничего не выйдет. Баптистка действительно любила Серегу, подкармливала его, покупала ему конфеты, тетрадки, ручки. А за все это он мог разбить ей голову железной дужкой.

…Студент после удара схватился руками за лицо, и плохо пришлось бы Жене, если бы не Рома Селин, вставший на место Студента. Серега рвался, орал благим матом, лягался и пытался даже кусаться, словно в него бес вселился.

— Студент! О! — кричал Акула. — Ты предатель! Никто тебя не простит! Никто! Ты революцию пре…

Его уложили в койку и начали вязать. Зазвучал «Интернационал»…

…В ответ на аргументы, выдвинутые Студентом в свою защиту, Кузя задумался. Но потом вновь покачал головой и повторил:

— Может, и смог бы… — И через полминуты добавил: — На улицу очень хочется…

Да, больше всего, конечно, хотелось выйти на улицу. Всем без исключения. Например, я, несмотря на два месяца того времени, когда меня каждый день водили в хирургию, оставшиеся четыре месяца жил в психушке без единого выхода на свежий воздух. Раз в две недели во двор психиатрии выпускали выздоравливающих, чтобы они вытряхивали пыль из одеял, да и то лишь двоих… Психи с нашего этажа выстраивались у окон и завидовали. Не скажу, что это была клаустрофобия, но крыша у многих, и в частности у Акулы, съезжала здесь имен-но из-за полного отсутствия прогулок.

4

Остаток сентября прошел без революций. Акула ходил по отделению одиноким водолазом, запичканный лекарствами по самые гланды, но при встрече со Студентом отворачивался и плевался. Студенту это было неприятно, однако он терпел.

А первого октября к нам поступил старослужащий по имени Герман. Было в нем что-то от первобытного арийца, какими я их себе представлял: самоуверенность, чувство безнаказанности, грубая физическая сила. Он был разрядником по боксу и залетел к нам после мордобоя, устроенного офицеру. По идее, этого отморозка следовало отправлять прямиком на дизель, но в штабе кто-то посчитал, что Герман был не в себе, и его отправили на освидетельствование к нам.

Лучше бы не отправляли…

Его положили в пятую, но он решил самоутвердиться на всем этаже. В пятой жили «деды», в третьей — офицеры, то есть эти две палаты отпадали автоматически. Покорение психушки он решил начать с нас, с шестой.

И, как оказалось, все мы, то есть каждый в отдельности, учитывая даже наше пребывание в этом гостеприимном доме, не прослужили и девяти месяцев.

— Вы че, духи, приборзели? — начал грузить базаром Герман. — Короче, каждое утро застилаете у нас шконки, каждый вечер — расстилаете. Все!

Сначала мы оцепенели от такого потока информации. Потом каждый из нас ощутил неприятный холодок в груди, однако тут в бой вступил Студент, который был на голову выше Германа:

— А хрен тебе не завернуть в целлофан?

Голос его был спокойным, но я-то видел, как дрожат его колени. Почему мы так дрожим перед отморозками? Герман тоже заметил дрожание конечностей и пошел на Студента, чтобы показать, кто здесь хозяин.

Все произошло очень быстро. Пока Герман делал шаг, Хряк подставил ему подножку. На долю секунды «дед» потерял равновесие, но Хряку хватило и этого, чтобы перекинуть со спины Германа на его голову длинный халат из плотной бежевой ткани и нанести короткий удар коленом в солнечное сплетение. Студент и Бобка накинулись на интервента, как борзые на волка. Ильдус и Борода сидели в углу, но очень одобряли происходящее. Молчун, все еще молчавший, с энтузиазмом колошматил Германа. Через полминуты, или чуть больше, завернутого в собственный халат «деда» оставили лежать посреди палаты скрюченным. Я стоял на стреме, но опасности не было: среди бела дня в психушке обычно ничего не случается, и санитарки сидят у дверей и треплются за жизнь. Так было и на этот раз.

Халат начал шевелиться. Герман был зол и напуган и разорвал бы любого, однако мы были заодно, и он только что прочувствовал это на своей заднице. Он встал: сначала на четвереньки, потом во весь рост.

— Я… — открыл Герман рот, но его оборвал Хряк. Вид и голос Хряка заставили Германа испуганно замолчать.

— Еще раз нарисуешься — отхреначим насмерть. Всосался? Все, исчез…

Герман выполнил эту команду, хотя и не очень быстро.

— Все, — расслабился Студент. — Больше он не заявится.

Хряк скептически скривился: мол, вряд ли, — и добавил:

— Он из моей части. Таких мочить надо.

Наверное, только я увидел, как он сжимал в руках невидимый автомат. И Хряк, к сожалению, оказался прав. Герман ни в одной из палат не нашел жертв все держались вместе. Первую палату, а заодно и вторую защищал Рома Селин, который, как оказалось, был чемпионом Хибаровского края по боксу в тяжелом весе. В четвертой был свой «дед», не до конца прогнивший и пославший Германа по всем известному адресу. И Герман решил найти кого-то одного, будущего раба. И выбрал Кузю. А чтобы сломить его окончательно, Герман решил…

…Седьмое октября. Уже вечерело, недалеко было до отбоя. Студент подвязался вымыть коридор — для разминки — и вовсю махал шваброй. Хряк читал, Кузя прогуливался по коридору. В это время один из «дедов» воровато подозвал Кузю к себе, огляделся и втолкнул его в пятую палату. И видел это только Молчун.

Как потом оказалось, молчал Молчун специально, чтобы все думали, что он онемел после побоев (его жестоко отметелили «деды» и комвзвода, младший лейтенант). Молчуна уже комиссовали, на днях за ним должна была приехать мать, но он из осторожности продолжал молчать. Однако увидав, что собираются сделать с Кузей, он влетел к нам и просипел:

— Пацаны, Кузю опустить хотят!..

— Блин!.. — вырвалось у Хряка. Он вскочил на ноги, выглянул в коридор и увидел Студента. Со шваброй в руках.

Господи, как медленно он шел к Студенту, чтобы не привлечь внимание санитарок! Как долго втирал Студенту, что ему нужно взять швабру и ведро и идти к пятой, только не спеша. И как долго шел сам Студент.

Но он успел. Непоправимое еще не случилось. Кузя стоял на коленях перед койкой Германа, а тот со спущенными штанами стоял на коленях на койке. «Деды» с замиранием сердца смотрели на это безобразие. Они были «за» всеми конечностями.

— Бери его, — распоряжался Герман, — только нежно.

«Деды» негромко заржали. И в этот момент еле заметным движением швабры забывший о своих обязанностях часовой был заброшен на одну из шконок. Все в пятой замерли, даже Герман не изменил позы. В дверях, сжимая швабру, как автомат, стоял Хряк.

— Ты что, гнида, забыл, что в апреле было? — спросил Хряк у обомлевшего Германа. — Руки вверх, падла!

Руки Германа дернулись, но не поднялись. Он гадко ухмыльнулся:

— Ты забыл, Касьян, у тебя тогда автоматик был, а не швабра.

— Это ты забыл, — сказал Хряк, и в палате отчетливо послышался звук передергиваемого затвора. — Автоматик-то был незаряженный. Да и ненастоящий.

Видимо, Герман знал об этом, но не хотел верить. Или не мог. Однако сейчас поверил. И побледнел. И захотел что-то сказать, но было слишком поздно.

Хряк рявкнул:

— Кузя, ложись!

Кузя плюхнулся на пол, и в тот же миг рявкнула уже швабра. Выстрел был настолько громким, что в палате треснули стекла, но сквозь этот грохот я вновь услышал щелканье затвора.

Хряк не застрелил Германа, он просто начисто снес ему предмет его мужской гордости. Умер Герман через полчаса, от потери крови.

На выстрел и душераздирающие вопли Германа устремилось все отделение, но в коридор вышел Хряк со шваброй, похожий на Терминатора, выстрелил в потолок и заорал:

— Сми-ирна!

Все отделение смолкло. Вновь щелкнул затвор.

— Я только что застрелил Германа Аксенова, — хладнокровно продолжал Хряк. Уверяю вас, что иначе поступить было нельзя. А теперь я попрошу вас, Татьяна Сергеевна, открыть дверь и выпустить нас. Обещаю, что никто не сбежит.

Татьяна стояла вся бледная, но дверь не открывала. Тогда Хряк выстрелил по двери, и на месте замка образовалась дыра диаметром где-то тридцать сантиметров.

— Никому не рваться с места! — процедил Хряк. — Все выйдем. На прогулку дается полчаса.

Мы вышли вслед за Хряком. Навстречу нам по лестнице мчался заведующий отделением, подполковник Круглов. Лысина его имела цвет помидора. Хряк выстрелил у него перед ногами.