Николай Мельников - Классик без ретуши

• Название: Классик без ретуши
• Автор: Николай Мельников
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Критика
• Год: 2000
• ISBN: 5-86793-089-0

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.

Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.

Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

---

Лоуренс Лернер более снисходительно отнесся к поэме — «смеси Поупа с Робертом Фростом», — однако в целом остался недоволен набоковским творением и закончил рецензию на взвинченно-раздражительной ноте: «Литературные произведения не пишутся как шифрограммы <…>. Г-н Набоков — высокоталантливый, возможно даже, гениальный комический писатель, но он может играть свои криптограммические игры с кем угодно, только не со мной» (Lerner L. Nabokov's Cryptogram // Listener. 1962. Vol. 68. № 1757 (November 29). P. 931).

Последняя фраза ярко характеризует настроения, преобладавшие среди английских рецензентов «Бледного огня». Большинству из них литературный гибрид Набокова оказался явно не по зубам.

Вопреки мрачным прогнозам набоковофобов насчет того, что книге не грозит успех у широкой читательской аудитории, это наиболее трудное и непрозрачное англоязычное сочинение В. Набокова стало бестселлером и довольно быстро было переведено на несколько европейских языков, по прошествии некоторого времени породив горы литературоведческих исследований.

Увенчав один из самых плодотворных этапов творческой эволюции В. Набокова, «Бледный огонь» оказал заметное влияние на последующие поколения писателей, сделавшись, как и предсказывал Джек Хэндли, «структурой для будущих кристаллов» (Op. cit. P. 40), среди которых можно особо выделить «Хазарский словарь» М. Павича и «Бесконечный тупик» Д. Галковского.

Мэри Маккарти{133} Гром среди ясного неба

«Бледный огонь» — своего рода «Джек в коробочке»{134}, драгоценность Фаберже, заводная игрушка, шахматная задача, адская машина, ловушка для рецензента, игра в кошки-мышки, роман по принципу «сделай сам». Он состоит из разделенной на четыре «песни» поэмы в героических куплетах{135} объемом в девятьсот девяносто девять строк, снабженной редакторским предисловием, комментариями, указателем и черновыми вариантами текста. Если, согласно рекомендации составителя, собрать воедино и подогнать друг к другу отдельные его части, пользуясь разными ключами и перекрестными ссылками, которые, в свою очередь, приходится отыскивать примерно так, как мальчик-с-пальчик находил дорогу домой, тогда перед нами предстанет роман на нескольких уровнях. Эти «уровни» не являются привычными «смысловыми уровнями» модернистской критики, это скорее уровни в вымышленном пространстве, подобно «домам памяти» в средневековой мнемонике{136}, где слова, факты и числа, рассредоточенные по разным местам, ждали, когда в них появится необходимость, или подобно астрологическим «домам», на которые разделена небесная сфера.

Автору поэмы, скромному, даже непритязательному поэту, в духе Роберта Фроста, шестьдесят один год; он преподает в Вордсмитском университете в Нью-Уае, Аппалачия. Его зовут Джон Шейд; имя его жены, урожденной Айронделл (фамилия происходит от французского «ласточка»), — Сибил. Родители поэта были орнитологами. Некрасивая толстушка-дочь Джона и Сибил по имени Гэзель покончила с собой в юном возрасте, утопившись в пруду рядом с кампусом. Предметом академических исследований Шейда является творчество Поупа, что нашло отражение в поэме «Бледный огонь», написанной героическими двустишиями, хотя по содержанию она ближе поэзии Вордсворта: поэма хаотична, в ней много автобиографического материала, детских воспоминаний, естественно-научных фактов, риторических вопросов, обращенных к мирозданию, — что-то вроде американской «Прелюдии»{137}. В роли комментатора поэмы выступает коллега Шейда, профессор-эмигрант из Земблы, мифической страны, расположенной к северу от России. Его зовут Чарлз Кинбот, и он живет по соседству с Шейдом в доме, который снимает у судьи Голдсворта, преподавателя юридического факультета, находящегося в академическом отпуске. (Комментатор подсказывает, что, поменяв конечные слоги в фамилиях «Вордсмит» и «Голдсворт», мы получим Годдсмита и Вордсворта — двух мастеров рифмованных двустиший.) На время работы над комментариями Кинбот покинул Аппалачию и жил в бревенчатой хижине поселка Кедры, расположенного на юго-западе страны. К этому времени Шейд уже погиб (по чистой случайности) от руки убийцы, назвавшегося Джеком Греем, и Кинбот с согласия вдовы увез с собой рукопись поэмы, дабы в уединении, укрывшись от двух мошенников с факультета, претендовавших на обладание рукописью, подготовить ее к изданию.

Кинбот — в университете его за глаза называют Великим Бобром — бородатый педераст-вегетарианец, которому не повезло с юными «партнерами по пинг-понгу»; у этого одинокого филолога, давнего поклонника поэтического дарования Шейда (он переводил его на зембланский язык), есть отвратительная привычка «заваливаться» к Шейдам без приглашения и еще подсматривать за ними (они не задергивают штор) в бинокль, затаившись у окна или в кустах. Он ревнует поэта к миссис Шейд, а с отличающимся терпимостью Шейдом всегда готов сыграть партию в шахматы или отправиться на прогулку, без устали рассказывая тому о своей зембланской жизни. «Вы на редкость противный тип, — как-то прошипела жена одного преподавателя, встретив Кинбота в бакалейной лавке. — Не понимаю, как вас выносят Джон и Сибил. К тому же вы сумасшедший».

Но это всего лишь нижний этаж фабулы. Затем идет piano nobile. Кинбот верит, что вдохновляет друга своими рассказами о родной Зембле, об ее изгнанном короле Карле Возлюбленном и революции, начавшейся на Стекольных заводах. Более того, он убедил себя в том, что поэма Шейда— его поэма (типичная мания комментаторов) и что ее нельзя понять без его примечаний, в которых параллельно поэтическому тексту излагаются события, имевшие место на Зембле. Из заметок Кинбота логично вытекает, что именно он сам и есть Карл Возлюбленный, укрывшийся под маской «бобра-преподавателя». Он бежал из Земблы на моторной лодке и после недолгого пребывания на Лазурном берегу перебрался в Америку, где симпатизирующая Кинботу американка и попечительница Вордсмита, миссис Сильвия О'Доннелл, нашла ему место на филологическом факультете. Среди его коллег (читай «смертельных врагов»), помимо дородного профессора Герли, декана факультета и поклонника «ангажированной» литературы, есть еще профессор С., фрейдист от литературы и владелец ультрасовременной виллы, профессор Пнин и молодой преподаватель Джеральд Эмеральд — всегда в галстуке и зеленом вельветовом пиджаке. Тем временем «Тени» — секретная полиция Земблы — нанимают бандита по имени Градус (он же Жак д'Аргус, Жак Дегре и Джек Грей), поручив тому убить царственного изгнанника.

Неспешное приближение Градуса к цели — Вордсмитскому колледжу — полностью синхронизировано с работой Шейда над поэмой «Бледный огонь»: убийца в коричневом пиджаке, фетровой шляпе и с браунингом прибывает в кампус как раз в тот день, когда поэма закончена. В библиотеке он встречает Джеральда Эмеральда, который любезно подвозит его к дому профессора Кинбота. Там, целясь в короля, Градус убивает поэта, а когда на место преступления прибывает полиция, он, пытаясь сбить полицейских с толку, объявляет, что он сумасшедший, сбежавший из психиатрической лечебницы.

Эта вторая история, «piano nobile», представляется Кинботу «истинной», именно она, по его мнению, приводит к смерти поэта. Однако подлинная история раскрывается исподволь и только читателю. Кинбот — безумец. Он безобидный эмигрант по фамилии Боткин, преподаватель русской литературы, вообразивший себя изгнанным королем Земблы. Боткин думает, что никто не разгадал его секрет, однако он ошибается: секрет известен и поэту, который сочувствует Боткину, и другим преподавателям, не столь великодушным, — грубая женщина в бакалейной лавке выразила общее мнение. Что касается убийцы, он тот, за кого себя выдает: Джек Грей, маньяк, сбежавший из психушки, куда его отправил судья Голдсворт, в доме которого живет Боткин. Это именно его, судью Голдсворта, намеревался застрелить безумец, а вовсе не Боткина, то бишь Кинбота, или Карла Возлюбленного. Убитый поэт — жертва вдвойне (его поэма тоже погублена — редактором, принявшим ее за нечто совсем иное). Более того, ключ к разгадке Градуса-Грея был в руках Боткина в тот момент, когда он листал альбом, куда сентиментальный судья вклеивал фотографии убийц, отправленных им за решетку или приговоренных к смерти: «вполне обыкновенные с виду руки душителя, самодельная вдовушка, близко посаженные безжалостные зенки убийцы-маньяка (чем-то похожего на покойного Жака д'Аргуса), бойкий отцеубийца годочков семи…». Тогда Боткин получил своего рода предварительный просмотр грядущего — вроде фильма, еще не вышедшего на экраны. В хозяине Градуса Изумрудове, одном из руководителей «Теней», с которым убийца виделся на Ривьере, носящем зеленый вельветовый пиджак, можно угадать «маленького мистера Анона», иначе говоря, Джеральда Эмеральда, или Реджинальда Эмеральда, преподавателя английского на младших курсах, который делал авансы (а может, получал?) профессору Боткину и являлся автором грубой анонимной записки, где недвусмысленно намекал на плохой запах изо рта у Боткина. Параноидальная политическая система с экстремистским правительством и секретными агентами, называемая Земблой, — всего лишь «транслитерация» комплекса преследования в воспаленном воображении педераста Боткина, комплекса, усугубляемого заговорщицкой атмосферой, обычной для преподавательской среды в университетах.