ЛЮСИ МЮРАТ - ЛЮБОВНЫЕ УТЕХИ ЕКАТЕРИНЫ II

• Название: ЛЮБОВНЫЕ УТЕХИ ЕКАТЕРИНЫ II
• Автор: ЛЮСИ МЮРАТ
• Жанр: История

---

Как и искусство, любовь тоже имеет свои стили. Она была бы подстать Генриху IV, Наварскому – своему любимому герою, который, как и она, считал, что за занавесями кровати должно быть тоже гостеприимство, где принимают всех с распростертыми объятиями.

– Мой возлюбленный… – она произнесла с выражением новобрачной это слово, такое неприемлемое, которое всегда, словно феникс, возрождается из пепла прежнего чувства. Однако Орлов не был поэтом; он оставил ее, не спросив ничего, – его не интересовало ничто, кроме любовных утех Екатерина осталась довольна ночным посетителем! Какие мускулы! Определенно, у Куракиной был вкус! Она чувствовала, наконец, что этот румяный Геркулес с головой херувима сумел овладеть ею, поработить ее. Она знала о нем только то, что их было пять братьев, четверо из них были военными. На мысли, что он даже не знает ее имени, она заснула.

В то время, как во дворец тайком пригласили утеху, к изголовью ложа императрицы незаметно проскользнула смерть, отсчитывавшая ее последние дни.

На Богоявление 1752 года небо было черно, а земля белая. Вытянувшись в гробу, императрица лежала набальзамированная, утопая под бархатными покровами, затканными серебром. Ее глаза не видели больше сквозь хрустальную крышку гроба низких нависших туч. Тихо покачиваясь на громадных рессорах погребальной колесницы, везомой дюжиной лошадей, покрытых попонами, которых под уздцы вели казаки, медленно проезжала Елизавета Петровна. Впереди всех шел се полк. Ее гренадеры, несшие факелы, были одеты в траурную форму.

Впереди колесницы шли певчие, в лиловых одеяниях, начиная с мальчиков с голосами свирели, семенивших ногами по снегу, с покрасневшими носами, вплоть, до бородачей – подобранные по голосам, как трубы органа. Ловкими подзатыльниками они подгоняли маленьких, отставших и выбившихся из ряда, дуя на стынущие пальцы, так как зима была суровая. Преображенский, Семеновский и Ингерманландский полки и артиллерия стояли шпалерами. Каждый офицер, стоя неподвижно, салютовал шпагой смертным останкам.

Напыщенный, хилый Петр III шел за гробом, плохо скрывая от пораженной толпы свое кривлянье, усугубляемое неровной походкой, вызванной слишком узкими гетрами, мешавшими ему идти. Вырвавшаяся собака догнала его, заливаясь лаем, что вызвало у зевак несколько шуток, которые, однако, сейчас же были подавлены. Екатерина, сидя в карете, делала вид, что удручена утратой, но ее горе внушало народу почтение. Крестьянки, повязанные красными платочками, концы которых свисали под подбородком, падали на колени и, прикасаясь лбом к замерзшей земле, кричали в один голос:

– Проси для нас защиты, матушка, ты теперь в раю!

– Аминь! – отвечали мужики. – Она смилуется над нами, Поручик Орлов, привлеченный желанием взглянуть на пышный кортеж, увидел вдруг среди всего этого великолепия знакомый профиль, склоненный под напускной печалью. Он узнал в своей государыне сумасшествовавшую возлюбленную, которая опьянила его сильнее, чем вино, и чьи влюблен

… Отсутствует стр. 47 в оригинале…

Посланнику Людовика XV оставалось только сложить свои пожитки и уехать. Он бушевал, но любопытство заставило его ждать событий, и он возымел прекрасную мысль не покидать пока страны, судьбой которой всегда управляло терпение.

Число недовольных увеличивалось: все роптали на императора, выходки которого заставляли трепетать всех. С ужасом узнали, что он заказал у столяра на Фонтанке несколько дюжин кроватей, предназначавшихся для новобрачных. Массовый развод среди придворных – вот какова была его новая затея. Он смеялся, радуясь своей блестящей выдумке; сам он, подавая пример, должен был вступить в новый брак. Супруги внутренне трепетали, видя себя уже соединенными вновь, кто с супругом, внушающим отвращение, кто с женой, которую презирал и ненавидел. Они уже подходили друг к другу с вопросом:

– Это вы мой муж?

– А это вы моя жена?

Списки уже были заготовлены, перины набиты, священники предупреждены… Об их согласии на все это не спрашивали.

По приказанию императора вернулся Салтыков. Его принуждали заявить публично, что он был отцом цесаревича. Но ему претила мысль опозорить ту Екатерину, какою он знал ее в молодости, – нежную, всегда смеющуюся подругу давно прошедших дней.

Перед тем, как запереть свою жену в монастырь, император хотел заставить ее стать посмешищем всего города – принудить ее пройти по улицам с плакатом на спине, где его рукою было бы написано крупными буквами:

«Мать незаконнорожденного». А чтобы это знали и поняли все, даже неграмотная толпа, эти же слова должен был возвещать глашатай, идущий впереди нее.

Эту надпись можно было бы поместить и во множественном числе. Благодаря помощи Шкурина, своего верного слуги, с радостью согласившегося на эту опасную игру, ей удалось незаметно удалить своего последнего ребенка, которого вынесли по черной лестнице. Это был сын Орлова, который сеял ребят, как картошку. Екатерина отдавалась ему без стеснения. Подобная щедрость требовала теперь известного героизма, так как ее муж стал самодержавным правителем, а она не разделяла больше его ложа.

Она совершенно отбросила всякое благоразумие в любовных делах.

Итак, в апреле Екатерина должна была стать матерью в третий раз. Напрасно стягивала она корсаж до того, что задыхалась. Ребенок решил узреть свет во что бы то ни стало. Но он должен был родиться без всякого шума, комплиментов и ракет. Ш-ш. Тише! Подозревающий что-то муж искал только предлога, чтобы разразиться скандалом. Роковое событие приближалось. Какую придумать штуку, чтобы отвлечь императора? Он ходил взад и вперед по своим комнатам, угрюмо насупившись с трубкой во рту.

При первых же болях она позвала к себе в комнату Шкурина. По счастливой случайности он вспомнил радость, которую испытал Петр при недавнем большом пожаре. Не колеблясь ни минуты, он поджог пук соломы под крышей собственного дома на Васильевском острове…

– Пожар! Пожар! – Раздался набат. Дом горел, как сноп. Дым стоял столбом. Император прибыл, чтоб самому помочь тушить огонь. Доски трещали, зеленая крыша раздалась, распространился запах горелой краски. Люди стали цепью до самой реки, передавая ведра с водой. Но вот одно из них расплескалось, забрызгав ноги Петра, который выругался по этому случаю и наградил своих подданных крепкими ударами палки. Но в этот момент Петр чувствовал себя счастливейшим из всех людей, В это время Екатерина мужественно заглушала свои крики под шерстяным одеялом. В отсутствии Петра она едва успела разрешиться от бремени младенцем, который потом получил имя «Орленка в меху». Отец его, Григорий Орлов, унес его, закутанного в стеганное одеяло, а Екатерина – бледная и больная – мужественно продолжала играть роль императрицы. Когда Нарышкин вернулся с пожара, она попробовала даже пошутить.

– Вы не представляете себе, каких трудов иногда стоит быть красивой.

Сколько потребовалось ловкости и смелой изобретательности для того, чтобы сохранить эту новую связь в тайне, тем более, что Орлов не покидал ее больше, а был неразлучен с нею, как тень. Без сомнения его темное происхождение благоприятствовало тому, что самые подозрительные из всех окружающих не подозревали долгое время об этой любви.

– Если Орлов неизвестен – тем лучше! Моя любовь сделает его знаменитым. Я вознесу его выше родовых бояр, из своей царской мантии я выкрою ему тепленький кусочек.

Инстинкт Екатерины нашел сильного мужественного партнера, в котором она нуждалась для того, чтобы подняться на трон, на который долгое время существовало не право наследственного или выборное право, а просто право захвата. Каждому свое место, а кровать служит пробным камнем вот каков был девиз Екатерины. В тот период, когда ей становились нужны мускулы, она по воле судьбы, благодаря лишь собственной похоти, наткнулась на семью богатырей. В каждый период своей жизни она искала сызнова, как флюгер, повертывающийся в поисках ветра, и чуткое сердце приводило ее к нужному ей в данный момент человеку: после Салтыкова, бывшего ее юношеской мимолетною страстью, Понятовский пти-мэтр и политик даже в любви, за ним Орлов силач и храбрец, ходивший один на медведя, пособник ее во время переворота.

Барон де Бретейль писал в Версаль, взвешивая каждое слово: – Зная храбрость и неистовую энергию императрицы, я не удивлюсь, если она решится принять крайние меры.

VIII ВА-БАНК

Есть русская пословица; не раздавивши пчел, меду не съешь.

В четверг 8 июля 1762 года в Петергофе императрица удалилась в свою комнату, открывавшую вид на террасу. Было душно. Разразится ли гроза, гнетущая ее сердце? Брызжущие фонтаны, хоть немного освежали воздух. В конце зеленого ковра над ними подымалась водяная пыль, рисовавшаяся на далеком горизонте в виде вопросительного знака. Екатерина, стоя неподвижно, вопрошала судьбу.