Владислав Лебедько - Хроники российской Саньясы. Том 4

• Название: Хроники российской Саньясы. Том 4
• Автор: Владислав Лебедько
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эта книга о Настоящем. Истории из жизни Мастеров 60-х-90-х годов нашего века, полные парадоксальности, трагичности, юмора, русской самобытности. То, что невозможно встретить в западных и восточных текстах. Истории, где переплетаются несовместимые, на первый взгляд, вещи: пьяное застолье, ненормативная лексика сочетаются с высочайшими Откровениями и потрясающими своей глубиной Прозрениями.

…Без сказочных мистификаций и вульгарных психологизаций в книге рассказывается о подвижническом Пути, Духовном Поиске совершенно непохожих, подчас противоречащих друг другу людей, которых объединяет главное: искреннее, дерзновенное искание Истины…

---

В: Ты вчера рассказывал про случаи, когда ты ходил к разным гуру и задавал вопросы, которые их ставили в непростые ситуации… Зачем это нужно было тебе, зачем это нужно было им, и что на самом деле в результате получалось?

А: Зачем это нужно было мне? Во-первых, я понял, что я свободолюбивое существо. Диверсант — это профессия. А то, что я делаю — разрушение систем страха и невежества. Просто когда я вынырнул из невежества сам, я увидел, какое количество людей с удовольствием пребывает (или оно думает, что оно с удовольствием пребывает) в состоянии невежественности и в состоянии так называемого служения другим, которые сели на трон и которым несут к ногам цветы, халву, одежду, деньги. Мне это кажется неправильным, потому что люди делают это без осознания выбора. Они говорят: мы сделали свой правительный выбор. Но выбор, когда человек на перекрестке сходил на все четыре стороны, понял, что там произошло, осознал, на каком пути какие случаи с ним случатся, и он пошел туда, куда он сделал выбор, в состоянии, когда он ушел с перекрестка вообще… Лев Николаевич Толстой по этому поводу сказал: «Чтобы изучить что-то, нужно сначала изучить это снаружи, потом изучить это внутри, полностью отдавая себя этому, потом выйти, отряхнуть лапшу с ушей и понять, кем же ты стал, — посмотреть на это со стороны». Поэтому, когда он понял, что такое православие, он просто оттуда ушел, потому что он понял, что такое жизнь и что такое женщина, и он даже сказал: «я даже на смертном одре не скажу, что такое женщина, потому что я боюсь». Но это его точка зрения. Мне почему-то кажется, что я понимаю, что такое женщина или кто такая. Поэтому все эти гуру и подгурьи и приближенные — это ребята, которые попались в ловушку сидхи, когда они имеют какую-то благодать или имеют возможность воздействовать на других людей в своих интересах. Поэтому, когда человек кричит, что он сделал осознанный выбор, я задаю ему несколько простых вопросов. А вы уверены, что вы были в другом состоянии? А вы уверены, что вы действительно сделали выбор? Выбор — это когда вы знаете, что есть это, что есть это. Когда вы говорите «я выбираю между молоком, шампанским и коньяком молоко», а вы раньше кроме молока и воды ничего не пробовали, то вы делаете выбор в сторону привычного действия, которое вам навязывали. Вы уверены, что вам навязали правильно? Вы просто не были проинформированы. С моей точки зрения, невежественность и страх — вот то, что ограничивает людей от свободы выбора… Страх это порождение невежественности. У каждого человека есть желание познавать мир, и у каждого человека есть осторожность. Когда человеку чувство осторожности подпитали до такой степени, что оно превратилось в чувство страха (гипертрофированная осторожность), человек боится исследовать мир. А все-таки хочется… И тогда он идет туда, куда его ведут те, кто садится ему на шею, вешает ему перед носом пучок морковки, и он пускает слюни, надеясь съесть эту морковку, и везет тех, кто сидит у него на шее, в их светлое будущее. Он сдыхает, потом люди садятся на другого ишака и везут себя туда, куда им надо. Это их этика. Но так как я вижу среди ишаков иногда достаточно красивых, серьезных и честных людей, я пытаюсь им помочь. Пытался, точнее говоря, потому что я перестал быть разрушителем с какого-то момента. Я просто вышел в состояние спокойного бытия. То есть я просто есть. Я ни с кем не воюю. Я помогаю тем, кто меня просит. Я делаю то, что я считаю нужным. Я несу за это ответственность. Кроме того, когда мне особенно становится скучно, я выискиваю среди толпы обезличенных людей того, у кого сияют глаза, того, у кого я вижу признаки, что он вот-вот проснется. И я пытаюсь ему помочь.

Я не всегда ответственно и осознанно живу. Иногда пытаюсь пробовать жить опять по-другому. Я все время экспериментирую. Я ищу наиболее полный способ для себя проживания этой жизни. Не проживания даже, а развития этой жизни. Просто ищу. Один из астрологов сказал, что я сильно напортачил в прошлых жизнях. Я не знаю. Может, я просто исправляю свои ошибки. А может, это и не мои ошибки, а может, и не ошибки вовсе.

Из «истории моих прошлых воплощений»: какая-то тетя интербредировала, что я был воином, который ушел на битву и погиб, оставил свою невесту или любимую женщину, и она страдала и умерла в тоске. Она умерла в тоске, и ей было так плохо. Я предал ее любовь. Я действительно где-то глубоко переживал что-то похожее на чувство вины, неопределенно к кому… И была какая-то смутная картинка, действительно похожая на эту интерпретацию. Но, в чем была ошибка интерпретации этой прошлой жизни. Если я действительно испытал любовь, то я просто понял, что выше любви ничего нет. Надо было просто насладиться этой любовью. А я вскочил на коня и пошел доказывать, что у меня член толще, чем у тех, из другой армии, которые должны были нас побить или на нас напасть. То есть это какая-то завоевательная любовь. Я пошел завоевывать, доказывать своей любимой, что она может и дальше есть финики, ничего при этом не делая. А между нами просто была любовь. И для того, чтобы насладиться этой любовью, и вернулся в это прошлое мысленно, и сказал ей «спасибо» за то, что мы испытали любовь, за то, что именно с ней мы испытывали любовь. И как бы значимость этой картинки растворилась.

Мне кажется, что жизнь человека заключается в том, чтобы набрать силу и научиться трансформировать мусор, который болтается на земле. А что будет дальше — это аллаху только известно, ибо воистину аллах акбар. Идешь на Пасху, тебе говорят: Христос воскрес. Ты говоришь: воистину акбар.

Хорошие мусульмане, хорошие христиане, пока они не берут дубину и не идут доказывать, что их бог самый бог. Это очень здорово, пока они занимаются своими личными проблемами. Но когда они начинают заниматься амбициями какого-нибудь архиерея или архимандрита или кого-то там, который «архи», старший — стоит кому-то посадить себе на голову кого-то, как у того срывается крыша от избытка энергии, потому что на самом-то деле он несет ответственность за всю ту энергию, которую он взял на себя. А люди очень любят создавать мифы. И Ошо предупреждал, что мифы будут создавать о его жизни, и Бабаджи предупреждал, а Иисуса так вообще не надо вспоминать, о нем столько напридумано, что хоть с дуба падай. Короче говоря, есть живые люди. И, пока живые — учитесь, понимайте, радуйтесь…

У тебя, кстати, поезд через час. Так что, доедай быстренько плов (а плов Андрюха готовит вкуснейший!) и мотай в свой Питер!

Глава 10. Андрей Фоминцев

С Андреем Фоминцевым мы подружились в девяносто первом году. Несколько лет мы выдумывали и творили разные разгильдяйские штуки (пытаясь подражать то Милтону Эриксону, то кастанедовскому нагвалю Хулиану), некоторые из которых я описал в первом томе, в главе «Путь разгильдяя». А вообще-то, время нашего совместного творчества я до сих пор вспоминаю, как наиболее яркий период жизни. Мы вели семинары, обучали консультированию группу студентов Психфака, ходили в походы, устраивали друг для друга массу сногсшибательных ситуаций, создавали новые практики, искали новые стили работы, обучения, необычного поведения. Замыслы наши распространялись не только на консультирование, — были творческие находки в музыке, рисовании, режиссуре (хотя, в то время, конечно, любительские в этих областях). Была у нас и совместная фирма.

Вместе в девяносто первом мы пришли и в Школу, были учениками. Андрей ушел из Школы через четыре года, я — через десять. Шесть лет мы почти не встречались. Пока я был учеником и Мастером Школы, я испытывал сожаление к людям, которые из Школы ушли, — казалось, что их Путь прервался. Теперь я уже на нескольких примерах вижу, что некоторые (далеко не все) люди, получившие хорошую закалку в Школе и сумевшие выйти в «свое собственное плавание» — как раз обрели себя, нашли свой Путь и стали зрелыми, самобытными и очень живыми людьми. Встретив Андрея в начале 2002 года я еще раз убедился в этом. Я с радостью ставлю беседу с Андреем в один ряд с другими героями этой книги….

Январь 2002 г.

Влад: Андрей, расскажи как начинались твои духовные искания?

Андрей: Мои духовные искания начинались с того, что я смотрел на горизонт, когда шел в яхт-клуб, и где-то глубоко в душе у меня начало проворачиваться что-то такое непонятное, трагическое и в то же время как бы всеохватывающее. И когда я смотрел на облака, мне было очень неуютно, и в то же время я понимал, что там есть некая бесконечность, которая меня тянет, зовет и с которой мне не справиться логикой. И я понимал, что это что-то большее существует и то занятие, к которому меня привела судьба, — парус, — позволял быть наиболее адекватным этому состоянию, повышал уровень адреналина в крови и в то же время на фоне этого восторга позволял быть немножко ближе к небесам.

В: Это в каком возрасте?