Кен Уилбер - Один Вкус

• Название: Один Вкус
• Автор: Кен Уилбер
• Жанр: Философия

---

САН: Но у вас есть и некоторые другие идеи, почему в медитации что-либо может пойти не так.

К.У.: Да, дело в том, что развитие, как мы уже говорили, состоит из нескольких различных потоков, развивающихся через основные стадии, или волны развертывания сознания. Великие традиции мудрости склонны делать акцент на двух или трех из этих потоков — когнитивном (осознание), духовном (и моральном), высшем аффективном (любовь и сострадание). Но они, как правило, оставляют без внимания другие потоки, в частности, эмоциональный, межличностный, взаимоотношений и конвенциональных взаимодействий.

Поэтому, добиваясь успехов в каких-то из этих потоков, например в медитативно/когнитивном, вы можете становиться слегка «неуравновешенным» в своем общем развитии. Другие линии развития остаются без внимания, высыхают, атрофируются. В вашей психике командуют один гигант и дюжина пигмеев. И чем больше вы продвигаетесь в своей медитативной практике, тем хуже становится дисбаланс. Вы начинаете становиться очень странным, и вам советуют усерднее заниматься медитацией, и очень скоро вы разлезаетесь по швам, как дешевый костюм. Ведь так?

Поэтому одно из того, что могло бы нас заинтересовать, — это более интегральная практика, которая включает в себя лучшее из древней мудрости и современного знания и соединяет созерцательное с конвенциональным. У меня тут нет готовых ответов, но я надеюсь, что мои книги помогут начать этот диалог в духе доброй воли и взаимного доверия.

САН: Когда вы чуть раньше говорили, что те, кто практикует медитацию, могут «просто медитировать», не было ли это отчасти сказано просто «для красного словца»? Поскольку в действительности вы, судя по всему, не считаете, что одной медитации достаточно.

К.У.: Но вы не спрашивали, считаю ли я, что одной медитации достаточно. Вы спросили, что бы я ответил кому-то, кто говорит: «Позвольте мне просто медитировать». Я бы сказал: медитируйте. У меня нет желания вмешиваться в чью бы то ни было практику. Но если бы вы вместо этого спросили: «Как вы думаете, какие другие практики могли бы использовать медитирующие, чтобы способствовать своему росту?» — я бы ответил более или менее так, как я это только что сделал. Иными словами, интересным и, на мой взгляд, полезным путем может быть разумная смесь восточных созерцательных подходов и западных психодинамических методов. А если вас интересует более всеобъемлющее воззрение, включающее в себя и абсолютную, и относительную истину, то Запад, безусловно, может внести в него очень многое. По сравнению с таким синтезом любой из упомянутых подходов, взятый сам по себе, будет явно частичным.

Кстати, если все это вас отталкивает, вы вовсе не обязаны в этом участвовать. Но, на мой взгляд, на этот танец приглашены все желающие. Этот настоящий Бал Шамбалы. Серьезно. Предложенное Чогьямом Трунгпа видение Шамбалы, как я его понимаю, было светским и интегральным включением Дхармы в обширные культурные течения, в которых она оказывается. В «Краткой истории Всего» обрисованы многие из этих течений и предложен один из способов, как Дхарма может обогатить эти течения — и обогатиться ими. Я полагаю, это очень просто.

САН: Ясно. А теперь мне хотелось бы задать совсем немного специальных вопросов. Идет?

К.У.: Хорошо.

САН: Одна из вещей, которые больше всего сбивают с толку в связи с практикой азиатских мистических традиций, это тот факт, что до эпохи Просвещения на Западе существовала тысячелетняя цивилизация, основанная на чрезвычайно мистической религии — христианстве. И все же в книге «Пол, экология, духовность» вы утверждаете, что этот тысячелетний период обещал подлинную трансценденцию, но не принес ее. Почему вы так считаете? Как могла целая цивилизация так долго ошибаться, хотя идеи трансценденции нашли свое выражение в трудах Платона, в герметизме, неоплатонизме, мистическом христианстве и так далее?

К.У.: Представьте себе, что если бы в тот самый день, когда Будда достиг просветления, его бы схватили и повесили именно за это? И если бы любого из его последователей, заявлявшего о таком же постижении, тоже вешали. Лично у меня это бы в значительной мере отбило охоту.

Но именно это произошло с Иисусом из Назарета. В одном месте он спрашивает: «Почему вы побиваете меня камнями? За мои добрые дела?» И толпа отвечает: «Нет, потому что, будучи человеком, ты выставляешь себя Богом». Индивидуальному Атману не позволено осознавать, что он един с Брахманом. «Я и Отец едины» — именно это осознание, наряду с другими осложняющими факторами, привело его на крест.

Причины этого весьма сложны, но факт остается фактом: как только любой духовный практик начинает слишком близко подходить к осознанию того, что Атман и Брахман едины — что ум человека от природы един с изначальным Духом, — обычно наступают ужасающе тяжелые последствия. Конечно, на заднем плане (и в подполье) на Западе существовали прекрасные течения неоплатонизма и других очень высоких учений, но повсюду, где Церковь имела политическое влияние — а она господствовала на западной сцене в течение тысячи лет, — если переступали эту границу между Атманом и Брахманом, то оказывались в очень большой опасности. Святой Иоанн Креста и святая Тереза Авильская переступали границу, но описывали свои путешествия таким осторожным и благочестивым языком, что это было едва заметно. Мейстер Экхарт преступил границу немного слишком смело, и его учения были официально преданы анафеме, и это означало, что если он сам и не будет гореть в аду, то его слова определенно будут. Джордано Бруно далеко зашел за границу, и его сожгли на костре. Это типичная картина.

САН: Вы говорите, что причины этого сложны, и я не сомневаюсь, что это так, но не могли бы вы кратко упомянуть некоторые из них?

К.У.: Я назову одну, возможно, самую интересную. В ранней истории Церкви ведущую роль играли странствующие «духовники», те, кто «жили в духе». Можно предположить, что их духовность основывалась по большей части» на непосредственном опыте, своего рода «сознании Христа» («Да пребудет в вас то сознание, что было в Иисусе Христе»). Мы могли бы предположительно сказать, что Нирманакайя каждого духовника постигало Дхармакайю Христа через Самбхогакайю преображающего пламени Святого Духа, если не проводить слишком точной аналогии. Но они явно переживали какой-то очень реальный, очень непосредственный духовный опыт.

Но на протяжении семи столетий, в результате кодификации Канона и апостольского Символа веры, реальный опыт заменялся рядом необходимых убеждений. Церковь постепенно переходила от духовников к духовенству, к священническому собору Христа, и правителем духовенства был местный епископ, обладавший «правильной догмой», а не духовник или пророк, кто, возможно, и обладал духом, но не мог быть «управляемым». Церковь теперь определялась не как собрание духовных искателей, а как собор епископов.

При Тертуллиане эта ситуация становится почти законодательно установленной, а при Киприане духовность ограничивается ведомством Церкви. Вы могли стать священником только путем рукоположения, а не в результате пробуждения. Священник считался «святым» по должности, а не из-за своего личного пробуждения, просветления или освящения. Точно так же вы могли стать «спасенным», не пробудившись сам, а только принимая официальное причастие. Как писал Киприан: «Кому Церковь не Мать, тому Бог — не Отец».

Это обескураживает, не так ли? Спасение теперь принадлежало законникам. А законники в основном говорили: мы позволим тому законченному чудаку быть полностью единым с Богом, но этого довольно! Больше никакого вздора об этом чистом Единстве.

САН: Но почему?

К.У.: В основном из-за простой, грубой политической власти. Поскольку, как вы знаете, непосредственный мистический опыт вызывает беспокойство тем, что он имеет скверную привычку приходить напрямую от Духа к вам, таким образом минуя посредника, то есть епископа, не говоря уже о его тарелке для сбора пожертвований. Это та же причина, по которой нефтяные компании не любят солнечной энергии.

И потому всякий, имевший прямую связь с Богом, объявлялся виновным не только в религиозной ереси или нарушении официальных законов Церкви, за которое могли предать вечному проклятию вашу неземную душу; но также в политической измене, за которую могли четвертовать ваше земное тело.

По всем этим причинам высшее благо духовного осознания — высшая тождественность Атмана и Брахмана, или обычного ума и внутренне присущего духа — было на Западе под запретом в течение почти тысячи лет. Все упомянутые вами прекрасные течения _ от неоплатонизма до герметизма, — несомненно, имели место, но они подвергались, мягко говоря, сильной маргинализации. И потому Запад порождал огромное количество мистиков тонкого уровня (или Самбхогакайи), говоривших только о возможности соединения души с Богом, но очень мало мистиков каузального уровня (Дхармакайи) и еще меньше мистиков недвойственного уровня (Свабхавикайи), которые шли дальше и провозглашали не просто соединение, а высшую тождественность души и Бога в чистом Божестве: именно за такое утверждение сжигали на костре.