Жак Эрс - Людовик XI. Ремесло короля

• Название: Людовик XI. Ремесло короля
• Автор: Жак Эрс
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-03000-8

Образ этого короля — жестокого и коварного деспота, скряги и лицемера — прочно закрепился в нашем сознании благодаря многочисленным историческим романам, научно-популярным изданиям и конечно же школьным учебникам. Между тем Людовик XI (1423—1483) — одна из ключевых фигур в истории Франции, и именно ему принадлежит главная заслуга в объединении отдельных территорий в единое централизованное государство. И, как выясняется, образ его, нарисованный современными ему и, как правило, враждебными хронистами, далеко не во всем соответствует действительности. Французский историк-медиевист Жак Эре, проделав колоссальную работу и всесторонне изучив множество документов эпохи — писем, ордонансов, различных протоколов и договоров, сумел воссоздать подлинную биографию короля-реформатора, очищенную от нелепостей и небылиц.

---

Другие историки занялись более точными исследованиями, изучив и опубликовав серии документов, до сих пор остававшихся неизвестными или неточно цитировавшихся. Уже в 1696 году отец Габриэль Даниель, иезуит, опубликовал свою «Историю Франции со времен установления французской монархии в Галлии», в которой содержались кое-какие интересные уточнения. В 1706 году Дени Годфруа издал в Брюсселе «Сборник документов, служащих доказательствами и иллюстрацией к Мемуарам Филиппа де Коммина», в котором, в частности, приводился текст договоров в Конфлане и Сен-Море, положивших конец войне с Лигой общественного блага (1465), а также Пероннский договор (1468), который один состоит из более чем 26 больших столбцов. Аббат Ле-Гран собрал замечательную серию документов обо всем правлении Людовика XI, которой воспользовался Шарль Дюкло для написания своей «Истории Людовика XI» (1745) — книги, которой следовало бы служить авторитетным первоисточником и вдохновлять наших великих романистов и историков.

Но этого не случилось. Вольтер возродил тенденцию к очернительству. В своем «Эссе о нравах и духе народов и о главных событиях истории от Карла Великого до Людовика XIII» (1756) он несколько наивно воспроизводит все легенды, подхваченные то тут, то там, и даже сам их сочиняет. Много позже писателям-«романтикам» осталось лишь черпать сюжеты из этого сборника анекдотов, что они и дела-ли без всякого разбора. Начало сочинениям такого рода, заставляющим читателя содрогнуться от ужаса или возмущения, было положено «Квентином Дорвардом» Вальтера Скотта (1823) — плодовитого автора, имевшего поразительный успех. После своих первых «готических» романов, действие которых происходило в Шотландии или в Англии («Уэверли, или Шестьдесят лет назад», 1814; «Властелин островов», 1815; «Пуритане», 1816, «Ламмермурская невеста», 1819; «Айвенго», 1819), он вслед за шотландскими гвардейцами французского короля проник на берега Луары и лихо закрутил интригу романа. Повествование в очередной раз основывалось на запутанной истории о любви и крови, будучи лишено даже намека на истину, но имело успех.

Набив руку в искусстве рассказывать о мрачных приключениях, потакая вкусам заранее благодарной публики, Скотт, тем не менее, хотел говорить как историк и как судья. Он взялся доказать, что Людовик XI, в противоположность Карлу Смелому — человеку порывистому, безрассудному и «рыцарственному», — воплощал собой новый, «современный» дух, для которого важны только личные интересы и государственные дела. Этого короля он сделал жестоким, хитрым, способным окружить себя бесчестными служителями (Оливье ле Ден, Тристан Лермит — «прево», Гильом де ла Марк — «Арденнский Вепрь»), Здесь есть все: бесчинства, мрачные темницы и железные клетки, коварство и тайная дипломатия, похищения и насильственные браки; а главное — трагедия Перонна, преданные и принесенные в жертву жители Льежа, сожженные дома, убийство епископа. После «Квентина Дорварда» «исторический» жанр, выдержанный в том же ключе, утвердил свои позиции, снискав любовь многочисленных читателей, которых более привлекала живописная «средневековость», чем верный рассказ о прошлом. Множество авторов либо бесстыдно копировали Вальтера Скотта, либо открещивались от него, так что Людовик XI не был забыт. Всего через год после «Квентина Дорварда», в 1824 году, Проспер де Барант, любовник госпожи де Сталь, префект при Наполеоне, пэр Франции и посол при Луи-Фи-липпе, слывший «либералом и доктринером» и похвалявшийся тем, что пишет не какие-нибудь брошюрки, а совсем наоборот, выпустил «Историю герцогов Бургундских». В ней в точности, но только с еще большей наивностью и нарочитостью, повторяются старые перепевы. Казимир Делавинь, драматург и автор либретто к операм Обера и Мейербера, восемью годами позже с меньшей амбициозностью, но в том же духе решительно примкнул к «романтикам». Из книги в книгу он, казалось, интересовался только злодеяниями и гнусностью тиранов. После «Немой из Портичи» (1828), «Марино Фальеро» (1829) и «Роберта-Дьявола» (1830) он написал свою великую трагедию, озаглавленную «Людовик XI» и сыгранную 11 февраля 1832 года, в которой особо останавливался на последних днях жизни короля. В главной и бесконечной сцене, посвященной его исповеди Франсуа де Полю, король обвиняет себя в том, что стал причиной смерти своего отца Карла VII («Ужас его к дофину (дофином был я!) заставил покойного короля умереть от голода и тоски»), а потом и брата Карла («Интересы государства — столь веские причины!») и, наконец, в том, что мучил и заставлял медленно умирать своих узников («Узники, которых эти башни скрывают в своих стенах, стонут, позабытые в их чреве»). Этих узников он отказывался освободить даже перед лицом близкой смерти.

Тон был задан, оставалось расписать яркими красками очерченные контуры. Романы о Людовике XI и его правлении, игравшие тогда роль учебников истории, пользовались таким успехом, что мы до сих пор храним в памяти их образы и суждения. Забывая при этом, что ни один из авторов, в особенности наименее знаменитые среди них, даже не пытался хоть как-то отразить историческую истину. Главное было нравиться, отвечать ожиданиям. Все писали как романисты, мастера слова, творцы образов и эпохи, охотно и искусно принося жертвы желанию сгустить краски, подчеркнуть все «готическое», средневековое, мрачное. Все неустанно повторяли те же самые истории о тюрьмах и пытках, а их герои собирались на мрачные советы в низких залах полуразрушенных дворцов.

Виктор Гюго («Собор Парижской Богоматери», 1831) тоже дал волю своему богатому воображению, чтобы создать весьма своеобразную картину «Средних веков»: таинственный и немного пугающий Париж, собор, мрачный и запретный мир, король без славы и чести, которому служат настоящие разбойники. Замечательные картины (Двор чудес, Гревская площадь, дворцовый суд), в которые прекрасно вписывается образ Людовика XI. Но достигается это ценой настоящей перекройки прошлого, к которой впоследствии систематически прибегали и некоторые крупные историки.

Эта мрачная легенда получила прочное основание и приобрела законченную форму у сочинителей школьных учебников. Предлагаемый в учебниках образ — надуманный, с выпяченными отдельными чертами — отныне выглядит еще более контрастно. Людовик XI остается жестоким, хитрым, кровожадным тираном, но при этом становится нелепым святошей, предающимся диковинному благочестию, упорным собирателем реликвий. Однако, как множество христиан того времени и во всяком случае как все современные ему государи и многие епископы, он лицемерит, не веря по-настоящему. Однажды, когда в его присутствии читали молитву, прося для него здоровья тела и души, он решительно оборвал священников: «Телесного здоровья достаточно; не стоит надоедать святым, прося у них слишком много одновременно». И «он совершал всякого рода преступления, взывая к Деве Марии». Все это благочестие, все посещения святилищ и пожертвования были конечно же позой, просто кривляньем.

Еще одно утверждение, не терпящее возражений и до сих пор повторяемое как аксиома: король заставил народ голодать; он задушил несчастных крестьян налогами, которых они не могли уплатить. Страна погрязла в нищете. Каждый дрожал от ужаса при мысли о требованиях судебных приставов короля и уже видел себя разоренным. «В некоторых краях взамен скота, который безжалостно отбирали сборщики налогов, пахарь впрягал в плуг своих сыновей или жену. Иные осмеливались возделывать свою землю лишь по ночам, из страха, что их увидят и обложат еще более тяжелым налогом». Видно, что этот монарх был не лучше других королей, принцев и вельмож при Старом режиме, главной заботой которых было разорять страну, чтобы слаще пировать. Эта мысль, повторенная сотни раз на все лады, преподанная повсюду в разных видах, крепко засела в голове. Мы все еще в это верим... Ни на минуту не задумываясь о том, что люди, которые в конце XIX века старательно выстраивали строжайшую налоговую систему, должны были обладать большой наглостью, чтобы осмелиться так говорить о минувших временах. И еще больше лицемерия и плутовства требуется нынешним господам, которые призывают нас пожалеть несчастных крестьян из прошлого, «задушенных» налогами, тогда как всевозможные поборы, налоги и взносы растут их заботами из года в год — ни в один период своей истории Франция не знала подобного.

Общеобразовательная школа все же наделяла короля Людовика кое-какими добродетелями... еще больше искажая тем самым его образ. Нет такой книги, в которой не сказано, что он не любил знать. Он избегал громких церемоний, одевался скромно, в черное, ужинал и даже жил у одного купца в городском доме в Туре, беседовал с ним запросто о делах королевства, внимательно его слушал, всегда был учтив с дамами. В общем — «король-гражданин», предтеча наших великих реформаторов, своего рода противник привилегий, уже тогда благоволивший к третьему сословию. Как всегда, литераторы пошли намного дальше. Мишле видел в Людовике XI «мудреца XV века» (!), пламенного новатора, настоящего революционера. Оноре де Бальзак говорил то же самое, правда, в непочтительном тоне, словно насмехаясь над учеными трудами, и тоже изображал короля, ненавидимого знатью и власть имущими: «Он не любил блеска и роскоши, но правил твердой рукой, а посему все мучители народа его ненавидели».