Роберт Святополк-Мирский - Пояс Богородицы

• Название: Пояс Богородицы
• Автор: Роберт Святополк-Мирский
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-903339-44-0

Действие нового историко-приключенческого романа Святополка-Мирского происходит в период одного из важнейших событий русской истории — «Стоянии на Угре». Именно оно, по мнению историографов, положило конец трехсотлетнему татаро-монгольскому владычеству.

Отважные герои снова действуют на благо Великого Московского княжества: Медведев по поручению великого князя отправляется в Литву, чтобы поддержать заговор православных князей. Филипп с небольшой судовой ратью князя Ноздреватого плывет вниз по Волге, чтобы внезапно напасть на столицу хана Ахмата-Сарай-Берке. Картымазов помогает примирению Ивана III с его братьями. Хан Ахмат со стотысячным войском идет на Москву. Но рядом с ним — тайный агент Москвы и Крыма — Сафат.

События приобретают напряженный, драматический характер, героев снова ждут суровые и тяжкие испытания…

---

— Кремля? — удивился Медведев. — Хотел бы я знать, что он там собирается покупать за свои драгоценные камни…

— А вот еще, — добавил Алеша, — уже когда они вышли, Филипп сказал. „Если что, спросим у мастера Аристотеля — он наверняка знает…“

Очень странно, — пожал плечами Медведев.

— Никогда не понимал интереса к чужим делам, — сказал Картымазов. — Мало ли что человеку нужно? Это его дело! Зачем нам ломать над этим голову?!

— Да! Действительно! Ты, как всегда, прав, Федор Лукич!

— Давайте лучше подымем кубки и выпьем за эту очаровательную пару молодых людей, а особенно за Любушку, которая станет скоро для нас близкой и родной соседкой! — воскликнул Картымазов.

Прозвучало еще много тостов, и было выпито еще немало кубков, за окном стемнело, и тогда вдруг во дворе поднялся какой-то шум, гам, скрип повозок, а потом в комнату вошел хозяин дома, ударил в пол шапкой и обратился к Манину:

— Не изволь гневаться, Онуфрий Карпович, да только там пришел этот твой очень большой по размеру друг и привел целую кучу народу, я не знаю, где их разместить!

— Спокойно! — громовым голосом сказал Филипп, входя в комнату. — Никого, кроме меня и Генриха, размещать не надо! Это все москвичи, и они разойдутся по домам! Я их только привел, чтоб они знали, где у нас утром сбор!

— А, ну это другое дело, — поклонился обрадованный хозяин и вышел.

— Здравствуйте еще раз, мои дорогие друзья! — воскликнул Филипп. — Я надеюсь, вы не все тут выпили и еще найдется для меня кубок доброго меда! Должен вам признаться, я совсем не привык к деньгам, и они прямо жгут мне карманы! Мы тут вчера с Генрихом посоветовались, и мне пришла в голову гениальная мысль… Впрочем, поговорим об этом по дорогевремени у нас будет предостаточно. Когда отправляемся на родную Угру?

— С восходом солнца»— сказал Картымазов.

— Отлично! Так и скажу людям, а потом еще часок посидим, а?

— Конечно, Филипп! — хором воскликнули Медведев, Картымазов и Сафат.

Глава вторая ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ МОСКОВСКАЯ СОФЬЯ ФОМИНИЧНА

Пока в кремлевских покоях великого князя шел Большой военный совет, великая княгиня Софья Фоминична в своих палатах готовилась принять дорогого гостя — милого старшего братца Андреаса, называемого здесь по-русски Андреем, который неделю назад прибыл в Москву со своей дочерью, семнадцатилетней красавицей Марьей. Правда, они были уже один раз у великой княгини с коротким официальным визитом вежливости сразу после приезда, но тогда ни о чем серьезном не говорили, условившись встретиться для этого позже.

Софья выбрала подходящий момент, чтобы всласть поболтать с братом, — военный совет наверняка продлится несколько часов, — стало быть, никто им не помешает, потому что в обычный день Иван Васильевич в любое время мог прийти сюда или пригласить супругу к себе — он все больше и больше любил советоваться с ней по любым пустякам (чего, собственно, она сама упорно, но незаметно добивалась все последние годы), но на этот раз ей не хотелось, чтобы беседу с Андреасом прерывали.

Великая княгиня Софья Фоминична сидела на искусно украшенной узорами простой русской лавке, покрытой мехами, и с умиленной улыбкой наблюдала, как кормилица Дарья кормит грудью ее последнего ребенка, трехмесячного сыночка Юрия, в то время как трое фрейлин (как они назывались в Европе), или девок (как они назывались в Московии), укладывали ее волосы в старинную греческую прическу, которая — она хорошо это помнила — так нравилась Андреасу, когда ей было пятнадцать, а ему двадцать пять, а сейчас — подумать только — ей тридцать, а ему уже сорок, и его дочь старше, чем была тогда Зоя…

Как быстро летит время — не успеешь опомниться — и вот она, старость, подкрадывается…

За восемь лет замужества Софья родила пятерых детей — трех девочек и двух мальчиков, правда, первая доченька — Елена — вскоре умерла, и когда после второй дочери — Феодосии — снова родилась девочка, Софья настояла на том, чтобы снова наречь ее Еленой — она как бы ощущала мистическое значение этого имени для московского великокняжеского рода и не ошиблась — Елена станет впоследствии великой княгиней литовской и почти королевой польской.

Но сама Софья не могла успокоиться до тех пор, пока не родился в прошлом году сын Василий, а теперь ее тайные, никому не ведомые надежды еще больше укрепились с рождением три месяца назад второго сына — Юрия.

Теперь, наконец, можно было уже с определенным оптимизмом смотреть в будущее, где она видела своего нынче совершенно бесправного сына, в жилах которого течет кровь великих византийских императоров, на московском престоле, но для этого предстояло еще так много сделать, — Матерь Пресвятая Богородица, как много! — страшно даже подумать… Но бывшая Зоя, а ныне великая княгиня московская Софья Фоминична, не боялась будущего — она долго к нему готовилась….

Сейчас над ее прической трудились три женщины.

Первая из них — сверстница, подруга детства, росшая вместе с ней в родительском доме Палеологов, — спокойная, медлительная гречанка Береника снимала завитки волос Софьи с душистых нагретых самшитовых валиков.

Вторая — темпераментная, живая итальянка Паола расчесывала волосы великой княгини большим серебряным гребнем.

Паола была, как и Зоя, бедной сиротой — дочерью свергнутого в результате династического переворота правителя южной итальянской провинции — в одну ночь она внезапно потеряла сразу все — родителей, богатство, надежды на будущее и лишь чудом спаслась от смерти. Ее приютил папа римский, а добрый кардинал Виссарион дал ей возможность получить хорошее образование вместе с Зоей и при этом заработать немного денег, наняв несчастную девочку в качестве первой придворной дамы византийской принцессы.

Если первые две женщины были ровесницами Софьи, то третья — ее кормилица, тоже гречанка, — Аспазия была почти вдвое старше их, а потому ничего не делала, если не считать ворчливых замечаний и наставлений по поводу того, как на самом деле следует делать настоящую греческую прическу, но Береника и Паола, давно к этому привыкнув, спокойно занимались своим делом, не обращая на ее слова особого внимания.

Кроме четырех женщин, одного младенца и самой великой княгини, в ее палатах находился также один мужчина.

Если, конечно, это странное существо можно было назвать мужчиной.

На старинном черном троне Фомы Палеолога, а ныне великой московской княгини, стоящем посреди палаты и предназначенном для величественного восседания на нем государыни во время официальных приемов, взгромоздившись с ногами и скрючившись в странной неуклюжей позе, спал, громко посапывая, немыслимо разодетый в шелк и бархат горбатый, низкорослый, широкоплечий урод с шутовским увешанным бубенцами колпаком на низко свесившейся голове.

Еще в бытность свою в Риме Зоя очень любила всевозможных шутов, ряженых, уличных балаганных актеров, а когда однажды кардинал Виссарион повез ее показать карнавал в Венеции, Зоя была потрясена богатством масок, костюмов, нарядов, и хотя кардинал видел, как блестели ее глаза, как она заливисто смеялась, он не мог даже предположить, как много дала бы Зоя за то, чтобы, забыв о своем положении принцессы, надеть маску и окунуться в эту шумную, веселую, страстную, искрометную толпу, плясать, хохотать и веселиться, как все…

Зная, что при всех европейских дворах модно и престижно держать своих шутов, Зоя дала себе тайный обет — если она выйдет замуж за коронованную особу, она непременно заведет своего шута.

Однако в Московском княжестве все было совсем не так, как в Европе, и хотя на Масленицу и другие праздники на улицах появлялись ряженые с дудками и в колпаках, обычая содержать при дворе шута туг и в помине не было, а Иван Васильевич сперва удивился, а затем и нахмурился, услышав робкое пожелание молодой супруги. Впрочем, за восемь лет супружеской жизни Зое удалось настолько смягчить характер супруга, что теперь он, пожалуй, охотно выполнил бы любую ее просьбу, да вот только негде, тут было взять настоящего шута — ну не выписывать же его, подобно разным другим мастерам, из Италии, в самом деле!

Так бы, наверно, все и заглохло, если б не случайный разговор с недавно начавшим службу в Успенском соборе протоиереем Алексием, весьма образованным для Московии священнослужителем, недавно приглашенным за свою мудрость и глубокие знания самим великим князем из Новгорода в Москву вместе с его другом, также очень книжно начитанным священником, — Дионисием, служившим в Архангельском соборе.

В беседе с протоиереем великая княгиня как-то посетовала на московские нравы и, в частности, на отсутствие при дворе мастеров увеселения, вроде шутов, скоморохов и музыкантов. Алексий ничего на это не ответил, однако спустя месяц вдруг напомнил о старом разговоре.