Карл Юнг - КРАСНАЯ КНИГА

• Название: КРАСНАЯ КНИГА
• Автор: Карл Юнг
• Жанр: Психология

«Красная книга», известная также под названием Liber Novus («новая книга») — манускрипт психолога и философа Карла Густава Юнга, созданный им в период между 1914 и 1930 годами и насчитывающий 205 страниц, некоторые из которых иллюстрированы автором. К работе над «Красной книгой» Юнг приступил после разрыва с Фрейдом, произошедшего в 1913 году. Родственники и потомки психолога долгие годы препятствовали публикации этого важного для истории психологии документа: лишь в 2001 году к манускрипту были допущены исследователи, а широкая публика смогла познакомиться с книгой только после её публикации в 2009 году.

Юнг К. Г. - Das rote Buch (Liber Novus) / Красная книга (Новая книга). Почему именно теперь, спустя почти 50 лет после смерти психоаналитика Карла Густава Юнга, публикуется факсимиле его, державшегося в тайне дневника фантазий (сновидений), мощная работа, как по величине и весу, так и по содержанию? Никто не видел этого дневника, но им пропитаны все его работы, сам Юнг называл его «первичной материей» своих творений. Завещание по-своему неповторимое и великолепное. Книга наполнена красотой языка, художественными иллюстрациями и внутренним видением.

К.Г. Юнг изложил это произведение в форме древних предсказаний, написанное от руки на пергаменте — в переплетенной красной кожей книге, которую он заказал для этой единственной цели. Имеется в виду «Красная книга» К.Г. Юнга, мыслителя, открывателя архетипов, основателя современного психоанализа, который работал над этим неповторимым документом 16 лет.

---

«А почему бы и нет? Чтение соответствующих книг и мне пойдет на благо»

«Моя мать, благослови ее Господь, держала ее с собой на смертном ложе, и отдала ее мне перед тем, как умерла»

Пока она говорит, я рассеянно листаю книгу. Мои глаза падают на отрывок из девятнадцатой главы: «Праведные основывают свои намерения на милости Божьей, которой они во всем предпринимаемом доверяют больше, чем собственной мудрости».[112]

Мне приходит на ум, что Фома рекомендует интуитивный метод.[113] Я поворачиваюсь к поварихе: «Ваша мать была умной женщиной, и она правильно поступила, отдав вам эту книгу».

«Да, действительно, на часто утешала меня в трудные часы и всегда предоставляла добрый совет»

Я вновь погружаюсь в свои мысли: я считаю, что каждый может действовать по своему разумению. Это тоже может быть интуитивный метод.[114] Но то, каким прекрасный образом это делает Христос, в любом случае имеет особое значение. Я хотел бы подражать Христу — внутреннее беспокойство овладевает мной — что должно случиться? Я слышу странный шелест и жужжание — внезапно ревущий звук наполняет комнату как стая огромных птиц, бешено хлопающих крыльями — я вижу мечущиеся сумрачные человеческие формы и слышу бормотание множества голосов, повторяющих слова: «Дай нам молиться в храме!»

Я кричу: «Куда вы несетесь?» Бородатый мужчина с взъерошенными волосами и темными сверкающими глазами останавливается и поворачивается ко мне: «Мы странствуем в Иерусалим, чтобы помолиться в святейшей гробнице».

«Возьмите меня с собой»

[115]«Ты не можешь присоединиться к нам, у тебя есть тело. А мы мертвы»

«Кто вы?»

«Я — Иезекииль, и я анабаптист»[116]

«Кто эти люди, идущие с тобой?»

«Это мои братья по вере»

«Почему вы странствуете?»

«Мы не можем остановиться, мы должны совершить паломничество по всем святым местам»

«Что толкает вас на это?»

«Я не знаю. Но похоже, что мы не нашли покоя, хотя умерли в истинной вере»

«Почему же вам нет покоя, если вы умерли в истинной вере?»

«Мне всегда кажется, что мы, видимо, закончили жизнь не должным образом.»

«Интересно — почему так?»

«Мне кажется, что мы забыли нечто важное, что тоже было живым.»

«И что это было?»

«Ты хотел бы знать?»

С этими словами он приближается ко мне пугающе и страстно, глаза его сияют будто бы внутренним жаром.

«Освободись, демон, ты не прожил свое животное.»[117]

Повариха стоит передо мной с напуганным лицом; она взяла меня за руку и крепко сжала ее. «Ради Бога», — кричит она. — «Что с тобой такое? Ты на дурном пути?»

Я изумленно смотрю на нее и пытаюсь понять, где же я на самом деле. Но тут вламываются странные люди — и среди них библиотекарь — поначалу бесконечно изумленный и пораженный, а затем, злорадно смеющийся: «О, мне следовало догадаться! Скорей, зовите полицию!»

Прежде, чем я успеваю сообразить, меня сквозь толпу людей заталкивают в грузовик. Я все еще сжимаю в руках томик Фомы и спрашиваю себя: «Что бы он сказал по поводу этой ситуации?» Я открываю книгу, и мой взгляд падает на тринадцатую главу, где говорится: «Пока мы живем на земле, нам не избежать искушения. Нет совершенных среди людей, и нет таких святых, кто не подвергался искусу. Да, едва ли мы можем быть без искушения».[118]

Мудрый Фома, у тебя всегда наготове правильный ответ. Тот безумный анабаптист точно не владел таким знанием, иначе обрел бы покой в конце. Он также мог прочитать это у Цицерона: rerum omnium satietas vitae focit satietatem-satietas vitae tempus maturum mortis affert [пресыщение всем вызывает пресыщение жизнью — человек пресыщается жизнью, и подходит время смерти].[119] Это знание, очевидно, привело меня к конфликту с обществом. И справа, и слева от меня были полицейские. «Что ж», — сказал я им, — «теперь вы можете меня отпустить». «Да, это мы знаем», — сказал один, смеясь. «Сидите смирно», — сурово сказал другой. Так, мы, похоже, направляемся в сумасшедший дом. Это высокая цена. Но похоже, можно пройти и этим путем. Это не так уж странно, ведь тысячи наших ближних прошли этим путем.

Мы прибыли — большие ворота, холл — дружелюбно суетящийся управляющий — а еще два врача. Один из них невысокий толстый профессор.

Пр.: «Что за книгу вы взяли с собой?»

«Это Фома Кемпийский, «Подражание Христу»

Пр.: «Значит, форма религиозного безумия, совершенно ясная, религиозная паранойя.[120] — Видите ли, дорогой мой, в наши дни подражание Христу ведет в сумасшедший дом».

«В этом нет сомнения, профессор.»

Пр.: «У человека есть ум — у него определенно маникальное обострение. Вы слышите голоса?»

«А то! Сегодня целая толпа анабаптистов кишела на кухне.»

Пр.: «Ну вот и оно. Голоса следуют за вами?»

«О нет, боже упаси, я призвал их.»

Пр.: «А, это немного иной случай, который ясно показывает, что галлюцинации напрямую вызывают голоса. Это в истории болезни. Вы не запишите это немедленно, доктор?»

«Со всем уважением, профессор, могу ли я сказать, что это ни в коем случае не является ненормальным, а скорее интуитивным методом.»

Пр.: «Прекрасно. Он еще и неологизмы использует. Что ж — я думаю, у нас есть достаточно ясный диагноз. В любом случае, желаю вам поскорее выздороветь, и уверен, что вы будете вести себя тихо.»

«Но профессор, я вовсе не болен, я чувствую себя вполне здоровым.»

Пр.: «Видите ли, дорогой мой, вы просто пока не осознаете своей болезни. Прогноз определенно плохой, в лучшем случае с ограниченным улучшением.»

Управляющий: «Профессор, может ли он оставить с собой книгу?»

Пр.: «Думаю, да, ведь это, кажется, безвредный молитвенник.»

Моя одежда инвентаризируется — затем ванна — наконец меня отводят в палату. Я вхожу в большую палату, где мне сказано лечь на кровать. Человек слева от меня лежит недвижно с пронзительным взглядом, а у человека справа, похоже, разум сильно уменьшился в охвате и весе. Я наслаждаюсь совершенной тишиной. Проблема безумия глубока. Во всяком случае, божественное безумие — высшая форма иррациональности жизни, текущей сквозь нас — никак не может быть интегрировано в современное общество — но как? Что, если общественная форма была интегрирована в безумие? Здесь начинается мрак, в котором не разглядеть конца.[121]

Растение испускает направо росток, и когда он окончательно сформируется, естественное стремление к росту не продвинется дальше последней почки, по вернется обратно к стволу, к матери веточки, прокладывая неясный путь во тьме и по стволу, наконец найдя верное положение слева, где распустится новый росток. Но это новое направление роста полностью противоположно предыдущему. И тем не менее растение продолжает последовательно двигаться таким образом, без перенапряжения и не теряя равновесия.

Справа мое мышление, слева мое чувство. Я вхожу в пространство чувства, которое раньше мне было неизвестно, и с изумлением вижу разницу между двумя моими комнатами. Я не могу удержаться от смеха — смеха вместо слез. Я переступил с правой ноги на левую и вздрогнул от внутренней боли. Разница между горячим и холодным слишком велика. Я оставляю дух этого мира, который мыслил Христом до самого конца и вступаю в иной, радостно-пугающий мир, в котором смогу найти Христа снова.

«Подражание Христу» привело меня к самому учителю и его поразительному царству. Я не знаю, чего ищу здесь; я могу лишь следовать за учителем, который правит этим иным миром во мне. В этом мире верны не принципы мудрости, а иные законы. Здесь «милосердие Бога», на которое я никогда не полагался из практических соображений, является высшим законом действия. «Милосердие Бога» означает особое состояние души, в котором я вверяю себя ближним с трепетом и неуверенностью, но с великой надеждой, что все выйдет хорошо.

Я не могу больше сказать, что нужно достичь той или этой цели или что следует применить тот или этот довод, поскольку он хорош; вместо этого я иду наощупь во мраке и ночи. Не видно никаких путей, не появляется никакой закон; все глубоко и основательно случайно, в действительности даже пугающе случайно. Но одна вещь остается ужасающе ясной, а именно то, что это противоположно моему прежнему пути и всем его прозрениям и намерениям, а потому все ошибочно. Становится все яснее, что ничто более не направляет, как пыталась меня убедить надежда, на самом деле все сбивает с пути.

И до пронзающего ужаса становится ясно, что ты пал в безграничное, бездну, пустоту вечного хаоса. Он обрушивается перед тобой, будто подгоняемый ревущими крыльями урагана, сталкивающимися волнами моря.

У каждого есть тихое место в душе, где все самоочевидно и легко объяснимо, место, куда мы любим удаляться от сбивающих с толку возможностей жизни, потому что здесь все просто и ясно, обладает четким и ограниченным назначением. О чем еще в мире человек может сказать с такой убежденностью, как не об этом месте: «Ты ничто иное, как…» и он действительно говорит это.