Роберт Святополк-Мирский - Пояс Богородицы

• Название: Пояс Богородицы
• Автор: Роберт Святополк-Мирский
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-903339-44-0

Действие нового историко-приключенческого романа Святополка-Мирского происходит в период одного из важнейших событий русской истории — «Стоянии на Угре». Именно оно, по мнению историографов, положило конец трехсотлетнему татаро-монгольскому владычеству.

Отважные герои снова действуют на благо Великого Московского княжества: Медведев по поручению великого князя отправляется в Литву, чтобы поддержать заговор православных князей. Филипп с небольшой судовой ратью князя Ноздреватого плывет вниз по Волге, чтобы внезапно напасть на столицу хана Ахмата — Сарай-Берке. Картымазов помогает примирению Ивана III с его братьями. Хан Ахмат со стотысячным войском идет на Москву. Но рядом с ним — тайный агент Москвы и Крыма — Сафат.

События приобретают напряженный, драматический характер, героев снова ждут суровые и тяжкие испытания…

---

Лишь там им удалось немного — очень немного отдохнуть, пока Леваш, поднятый ночью внезапно появившимся князем и Медведевым, немедленно созвал своих людей, а их у него было около двухсот, и остановил погоню.

До кровопролития не дошло, потому что Леваш, даже не обменявшись с князем ни единым словом, понял, в чем дело, и заявил офицеру, командовавшему отрядом погони, что отныне Синий Лог — земля Великого Московского княжества.

— Покажи грамоту! — потребовал офицер охраны.

— А вот она, перед тобой, — ухмыльнулся Леваш, указывая на две сотни крепких, хорошо вооруженных молодцов.

— Это серьезный аргумент, — ответил офицер, — я доложу своему воеводе, что Московского княжества слегка прибыло!

Все понимали, что отдыхать некогда, и Медведеву даже не удалось заехать домой.

Они немедля отправились в Москву, и с ними поехал Леваш Копыто, который рассказал Василию обо всем, что случилось во время его отсутствия.

Страшная гибель Настеньки потрясла Медведева, и всю дорогу он молчал.

В Москве царило невообразимое веселье по случаю победы над Ахматом, все улицы были переполнены пьяными, повсюду пляски и ликование — со дня на день ожидали возвращения с Белоозера великой княгини.

Патрикеев встретил князя Бельского улыбками и почестями, Леваша деловито, а Медведеву угрюмо сказал:

— Великий князь очень недоволен тобой. Ну, он сам тебе все скажет…

И действительно сказал.

— Не ожидал я от тебя, Василий, такого, не ожидал.

— Государь, ты поручил мне сделать все, чтобы помешать королю выступить на стороне Ахмата. Разве я не выполнил твою волю?

— Так-то оно так… Да не совсем… Ты говорил, что в случае неудачи заговора князья отойдут к нам по самую Березину! Ты понимаешь, Медведев, что это значило бы для нашей державы? Нет, Медведев, боюсь — не понимаешь… А где они, эти князья? В королевской темнице? Где их земли? Ну ладно, что с тебя возьмешь… Не буду карать тебя, смилуюсь… Езжай-ка быстро, пока я не передумал, на свою Угру, да чтоб о тебе больше ни слова не слышно было, понял? Ты мне больше не нужен. Понадобишься — позову! А теперь — ступай вон!

Такова была благодарность великого князя.

Медведев начал постепенно понимать, что хотел втолковать ему разбойник Антип Русинов, когда прощался с ним в Березках…

Впрочем, горестные размышления о событиях на Угре и щемящее сердце беспокойство об Аннице заглушили все.

Он сел на коня и, проскакав без отдыха двадцать часов, вернулся домой.

В душе он был даже рад такому решению государя.

Глава десятая РАСШИТЫЙ ЗАЯЧИЙ ТУЛУП

Расставания уже бывали, но впервые в жизни Василий Медведев ощутил неведомое ему до сих пор счастье обнять любимую женщину после нескольких месяцев разлуки.

— Неужели, наконец, ты вернулся? — спросила Анница.

— И думаю — надолго.

— Это замечательно, — сказала Анница и поцеловала его так, как, казалось, еще никогда не целовала…

Потом пришла пора печальных новостей.

— Мой дорогой, — со слезами на глазах сказала Лнница, — я в отчаянии. Мало того, что погибла Настенька, я очень боюсь за Филиппа…

— Он уже здесь?

— Да. Он вернулся две недели назад. Ты не можешь себе представить, что тут было!

— Бедный Филипп. Как он это перенес?

— Он не перенес. Ты представляешь — он возвращается счастливый и прежде всего к нам — ведь мы ближе всего от Москвы — с вот таким мешком драгоценных камней и кричит: "Настенька, солнце мое, где ты?"

— Кто ему сказал?

— Я не могла, — вытерла слезы Анница. — Отец Мефодий.

— И что?

— Сперва Он не поверил. Он будто с ума сошел. Он бросился бежать в Бартеневку. Он бежал по льду, спотыкался, скользил, падал и снова бежал, — ты же знаешь — кто его может остановить! Но Генрих побежал следом… Генрих, он молодец… Он и сейчас с ним…

— Как это с ним? Ты же говорила, что Бартеневка сожжена?

— Дотла.

Анница некоторое время молчала, потом сказала:

— Я боюсь, что у Филиппа от горя помутился рассудок. Генрих приходил, рассказывал… Когда он увидел на месте нашего родного дома пепелище, он… — Анница прервала рассказ, вытерла слезы, взяла себя в руки и продолжала: — Ну, сначала он закричал страшно…

А потом развязал свой мешок… ну, с теми камнями, которые он привез из своего похода… И начал, как мужик, сеять их по пепелищу… Генрих рассказывал, он сеял драгоценные камни, как простое жито, и приговаривал: "Господи, прости мне мои страшные грехи, Господи, дай мне за них покаяние, Господи, ты наказал меня справедливо, но за что ее, невинную, Господи? Ведь она ни в чем, ни в чем не прегрешила…" Так рассказывал Генрих, но он не мог понять, о чем Филипп говорит, и я не понимаю… Потом он один раз приехал в Картымазовку, там его встретила Василиса Петровна с близнецами и хотела ему показать его деток, но он безразлично отвернулся от них, пошел на кладбище и лег на могилу Настеньки. Он пролежал там до ночи и всех, кто пытался к нему подойти, люто гнал… А ведь ты знаешь, какой он страшный, когда свирепеет…

— Где он сейчас? — спросил Василий.

— После посещения могилы Настеньки он пришел в нашу церковь. Отец Мефодий пытался с ним говорить, но безуспешно. Филипп всю ночь молился, потом вдруг как бы весь притих. Я не знаю, может, он дал обет молчания, но с тех пор он не сказал ни слова.

Его одежда износилась, сапоги порвались, и он босиком, как какой-то старец, пошел по льду через Угру в наше сгоревшее имение. Я ходила к нему. Он как будто не узнал меня, во всяком случае не захотел со мной говорить… Я в отчаянии, но отец Мефодий утешает меня и говорит, что молитва и Господь излечивают все раны.

— Я пойду к нему, — сказал Медведев.

— Федор Лукич уже ездил. Филипп ни с кем не говорит.

— И все же я попробую.

— Поезжай, милый, попробуй. Он тебя любит…

…Страшное зрелище представляла собой сожженная и разоренная Бартеневка.

Василий, переступая через заметенные снегом черно-белые руины, добрался до хозяйской усадьбы.

И тут что-то напомнило ему тот, казалось, уже такой далекий день, когда он впервые увидел имение Березки: к разрушенному, сожженному дому приткнулось маленькое странное строение, из которого вился голубоватый дымок.

Из этой пристройки выполз, хлопая себя по бокам, лив Генрих Второй и радостно воскликнул:

— Господи! Слава Тебе! Вернулся, Василий Иваныч? Надеюсь — надолго?

— Боюсь, навсегда, — ответил Медведев. — Как вы тут? Где Филипп?

— Ой, не спрашивайте! Непрерывно истязает дух свой и плоть… Пойдемте провожу…

Он провел Василия внутрь полусожженных стен бывшей усадьбы, и Василий застыл, увидев Филиппа.

Великан, босой и в лохмотьях, лежал на черных, обгорелых досках в углу бывшей горницы, подтянув колени к подбородку, и что-то бормотал.

— Филипп! — позвал Василий.

Филипп повернул к нему голову, глянул пустыми, невидящими, неузнавающими глазами и отвернулся, продолжая бормотать молитвы.

Василий постоял немного, слушая его бормотание, вздохнул и вышел из развалин.

Генрих в опорках ковырял палкой в снегу.

— Господи, какое несчастье, — сказал он горестно Василию. — Такое неслыханное богатство разбросать по пепелищу, — дрожащими от холода руками он развернул грязную тряпку и показал Медведеву горсточку драгоценных камней. — А ведь это одна сотая часть того, что он раскидал вокруг… Ну ничего, придет весна… снег, сойдет… я все найду… Я все найду, вы не думайте… Нет, Василий Иванович, дом-то отстроить надо, так же он долго не протянет, верно? Ничего, пусть пока потоскует и отойдет, а жить-то все равно надо…

— А зачем? — вдруг неожиданно для самого себя спросил Медведев;

— Что "зачем"? — удивился Генрих.

— Жить зачем?.

— Шутить изволите… Нехорошо, Василий Иванович, когда несчастье такое.. — Вам, может, и не понять, а мне кормилица в нашей ливской деревне еще в детстве говорила, когда меня ругали за украденный пряник: "Живи, Генрих, полной жизнью, пока живется, — второго раза не будет!"

Медведев помолчал, задумавшись.

— А что, может, она и права была, твоя кормилица, — сказал он.

Потом он вернулся домой и очень крепко обнял свою жену…

..День шестого января 1581 года был особенно холодным, и даже в теплых лиманах Дона порошил снег, и все покрылось белью.

Хан Ахмат отпустил большинство своих воинов на вольницу, а сам остановился лагерем в любимом и хорошо известном ему месте, где была добрая соколиная охота и где сердце могло успокоиться после всех трудов минувшего года.

Сафат прощался с ханом.

— Мое посольство пришло к концу, — вкрадчиво говорил он, и старый хан слушал его, улыбаясь и кивая головой.

— Ты был лучшим послом, которого я когда-либо принимал, — сказал Ахмат, — но все же в шахматы я выиграл у тебя больше раз.