Dok - Ночная смена

• Название: Ночная смена
• Автор: Dok
• Жанр: Ужасы и Мистика

Фанфик к «Эпохе мертвых» А. Круза.

Рассказ о пришествии Полного Песца от имени питерского врача.

---

— Огнестрел, сочетанный с механическими повреждениями и ожоги…

— Ожоги-то откуда?

— Нашлись умники с бутылками… Огнеметчики недоделанные… Весело было у вас в Зоопарке, чего там… И здесь тоже весело было, когда все это обрабатывали. Думаю, сейчас опять продолжим. Санобработку уже сделали по времени судя, сортировку провели — а раз так, то несколько человек под премедикацию идут и на стол… Во, что я говорил — хирург с сортировки пришел.

И действительно — без особой суеты, но часть персонала покидает общество. Крепкая тетка, немного по силуэту похожая на самоходную артиллерийскую установку "Зверобой" подкатывается к нам.

— Эльвира Семеновна, продолжаем? — достаточно панибратски обращается к ней братец.

— Конечно. — она смотрит на меня — Вы можете провести первичную хирургическую обработку раны?

— Смотря какой… — осторожно отвечаю.

— Значит, справитесь — безапелляционно заявляет тетка и, повернувшись к нам спиной, идет прочь. Оборачивается: "Вы что, особого приглашения ждете?"

Судя по всему особого приглашения не будет. Придется обходиться уже сделанным…

Судорожно вспоминаю, что входит в понятие "ПХО"… Расширение раны, очистка ее от нежизнеспособных тканей, от попавшей в рану грязи и кусков одежды, дренирование после обработки… Черт, я это ж делал еще в Казахстане, но там-то это фантики были — и прикрытие имелось, случись что. Мордой в грязь тут падать неохота…

Поэтому пока мою руки под придирчивым взглядом пожилой медсестры, старательно работая щеткой и мыля как положено — ладонную часть, тыльную, каждый палец и между ними и все это так — от кончиков пальцев к локтю и первой левую руку и при купании рук в вроде бы первомуре, судя по запаху, судорожно вспоминаю курс хирургии. Замечаю в тазике пуговицу от халата. Делаю замечание сестре, в ответ — удивленный взгляд.

— Вы доктор ее выньте и сюда бросьте.

— А что это у вас пуговицы так лежат?

— Как положено — десять пуговиц — десять обработок. Вы — последний, вот и пуговица последняя — раствор свое отработал.

Прокололся, однако, ну теперь не напортачить и при переодевании в стерильный халат. Колпак и маску. Уф. И ничего на пол не уронил, уже хорошо, только вспотел, как лошадь.

Наконец доходит дело до перчаток. Натянул.

Пациент уже здесь — парнишка зеленый, сидит весь из себя бледный, замотана кисть руки.

— Это гнойная процедурная? — спрашиваю медсестру, раскладывающую с характерным и леденящим душу пациентов металлическим лязгом, инструменты на операционном столике.

— Нет, чистая.

Уже легче. Значит и рана у пациента не такая страшная. Да и размер у нее по повязке судя несерьезный.

Срезаю повязку. Под ней — аккуратный разрез между большим и указательным пальцем — сантиметра три длиной. Ага, кажется, я такое видал уже!

— Что у вас случилось — консервную банку открывали, и нож сорвался?

— Дааа… (парень явно поражен врачебной проницательностью).

Приятно ощущать себя этаким многомудрым Конан — Дойлем. Врача и писателя в то время, когда он был студентом, натаскал его учитель — профессор Белл. Сэр Артур потом беззастенчиво придал черты Белла Шерлоку Холмсу ну и, разумеется, метод дедукции тоже. Белл безошибочно угадывал профессию пациентов на приеме, их семейное положение и прочие тонкости, чем удивлял и пациентов и учеников.

Потом, когда он разъяснял — по каким очевидным признакам сделал свои выводы — ученики диву давались — как это элементарно. Тем более что обычно профессии того времени сопровождались и профессиональными заболеваниями и потому врач, зная, кто по профессии пациент, уже понимал, что придется лечить. Конан — Дойль тоже навострился в этом и к слову сказать применил не только во врачебной практике — даже сам раскрыл несколько преступлений, так что Шерлока Холмса писал со знанием дела… Но у меня ситуация проще — ранение типовое и там, где много народу питается консервами обязательно бывает.

Перевожу дух — страхи пока оказались напрасными — тут все ясно и понятно, тем более, что распорота только кожа — лежащая глубже артерия не пострадала — так что обработать края раны йодом, промыть рану и наложить пару швов. Шил я правда очень давно, да и когда шил — не шибко мастер был, но пара банальных швов — не велика мудрость.

От укола новокаином парень героически отказывается, некоторую премедикацию ему сделали — спиртом от него пахнет и по — моему он его принял "внутриутробно" — не в том смысле, что еще в животе матери, а в том, что в свою собственную утробу. Поэтому четыре прокола иглой для шитья вместо двух от шприца — и потом плюс те же четыре ему кажутся более легкими. Простая арифметика.

И действительно — мои весьма неуклюжие манипуляции надо отметить переносит стоически, как спартанский мальчик. Теперь отчекрыжить ножницами концы нитки над узлами. Пластырную повязку сверху — и свободен. Рана у парня чистая, так что заживет скорее всего первичным натяжением. Через неделю снять швы — и можно красоваться шрамом.

— Все? — спрашиваю с надеждой у медсестры.

— Все. — отвечает она.

И тут же радужные надежды на возвращение к пирогам рушатся как воздушный замок, потому что сестра мрачно добавляет:

— Чистые — все. Остальные — гнойные. Пойдемте!

Идем не в операционную — там как раз, по словам сестры, идет полостная операция по поводу перитонита у неудачно прооперированной девушки с аппендэктомией, а в наспех приспособленную под гнойную палату. Здесь к моему облегчению, я уже оказываюсь в ассистентах. Это проще. Братца не вижу — оказывается он в операционной — но тоже в помогалах.

Возни много. Раненые действительно непростые, но, по словам сестры — самая тяжелая — девчонка, которую нашли на крыше.

Мужик, в раненой руке которого мы как раз копаемся, оживляется при упоминании девочки. Анестезия у него проводниковая, в подмышечную область ему вкатили серьезный коктейль, отключив плечевое сплетение, так что он в сознании и рад случаю поучаствовать в разговоре. Нам это немного мешает, но рану видно то ли не обрабатывали вообще, то ли обработали неумело — дух от нее уже тяжелый и хирург как раз тянет оттуда — прямо из раневого канала — кусок тряпки, вбитый туда пулей.

— Это наш взвод ее нашел! Представляете — на крыше дома! Мы мимо проезжаем — а она нас услышала и давай руками махать. Ну, мы подъезд зачистили — и ее спасли!

— Руку вам тогда повредили?

— Не, это уже позже было!

— Вчера?

— Ага, вчера. Какие-то сукины дети обстреляли.

— Заметили кто?

— Куда там. Попрыскали туда из пулемета — но даже не смотрели, попали или нет.

— С грузом шли?

— Ага. А девчонка действительно слабенькая была. Хотя голодала не так чтобы долго.

— Дело не в голодании — бурчит хирург. — Дело в обезвоживании.

— С чего бы? Снега там было полно. — удивляется раненый, деликатно морщась от действий хирурга.

— Снегом жажду не утолишь. Только хуже будет. Опять же холод.

— А что холод? Это же не в пустыне?

— Так на холоде человек обезвоживается не хуже, чем на жаре. На жаре — в основном потеют, а на холоде почки начинают ураганить. С мочой вода уходит куда быстрее, чем с потом. А снег не восполняет потерю. Это ж считай — дистиллированная вода. Солей нет вообще. А состав плазмы и межтканевой жидкости определенный, значит, на потерю солей реагирует организм усиленным выведением воды, чтоб баланс удержать. В итоге снег только усиливает обезвоживание. Короче и проще говоря — слыхали что нельзя пить морскую воду и мочу?

— Слыхал конечно.

— Так со снегом то же самое — только в морской воде солей слишком много, а в талой — слишком мало. А любой солевой сбой для организма — совсем не полезен. Вон — недостаток калия — и вполне возможна остановка сердца или парез кишечника. С натрием — еще хуже.

— А, так вот для чего мы изюм и курагу ели в жару — чтоб калий возместить, да? Нам еще говорили, что в Афгане за сутки 10–12 литров жидкости человек теряет.

— Именно. Вы коллега мне не те щипцы дали.

— Извините, задумался.

— Полезное дело, только не в ущерб операции. Над чем задумались?

— Выходит, хрестоматийный немецкий военнопленный из Сталинграда, который умер из-за того, что порезался, открывая консервную банку, тоже был обезвожен? Там еще помнится, упоминалось большое количество внезапных смертей у немецких военнопленных из-за отказа почек и остановки сердца.

— Несомненно. Город они раздолбали, все что могло сгореть — сгорело, а в степях там топлива просто нет. Да и снег в Сталинграде — после гари, да с толовым привкусом…

— Точно, с толовым привкусом снег не годится вообще — с видом знатока заявляет раненый. Он так увлекся разговором, что и не смотрит на работу хирурга.