Жозе Сарамаго - Книга имён

• Название: Книга имён
• Автор: Жозе Сарамаго
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45257-6

Сеньор Жозе — младший служащий Главного архива ЗАГСа. У него есть необычное и безобидное хобби — он собирает информацию о ста знаменитых людях современности, которую находит в газетах и личных делах, находящихся в архиве. И вот однажды, совершенно случайно, ему в руки попадает формуляр с данными неизвестной женщины. После этого спокойствию в его жизни приходит конец...

© Warlock9000 (fantlab)

---

Два раза пришлось пересаживаться с одного автобуса на другой, прежде чем он достиг цели. Длинное двухэтажное здание школы было обнесено высокой решетчатой оградой. Пространство перед ним, клочок земли, где там и сям виднелись низкорослые деревца, предназначалось, надо полагать, для рекреаций. В окнах было темно. Сеньор Жозе огляделся, улица, несмотря на непоздний час, была пуста, тем и хороши эти отдаленные от центра кварталы, особенно если пришло время закрыть окна, и жители сидят по пенатам, и снаружи ничего не видать. Сеньор Жозе дошел до самого конца улицы, пересек ее и по другой стороне направился к школе, шагая медленно, как тот, кто вышел подышать вечерней прохладой и кого никто не ждет. У самых ворот наклонился, как если бы только сейчас заметил, что шнурок развязался, старый, сильно поношенный трюк, который никого давно уже не обманет, но все же за неимением лучшего, по недостатку воображения еще применяется. Локтем толкнул калитку, и она подалась, ибо не была заперта на ключ. Сеньор Жозе методически смастерил второй узелок рядом с первым, выпрямился, потопал о землю, проверяя прочность уз, и продолжил путь, однако несколько быстрее, чем прежде, как если бы вдруг вспомнил, что все-таки кто-то его ждет.

А остатки недели прожил сеньор Жозе так, словно исполнял собственные свои мечты. Ко всеобщему удивлению, не допускал по работе ни единой ошибки, не отвлекался, не путал бумаги, и невообразимые объемы их, прежде вызвавшие бы у него справедливый, хоть, разумеется, и немой протест против бесчеловечного обращения, жертвами коего спокон веку становятся младшие делопроизводители, принимал покорно и безропотно, без слова упрека, без вздоха укоризны. Хранитель издали дважды останавливал на нем взгляд, а мы ведь знаем, что не в его обычае смотреть на подчиненных, тем более — низшей категории, однако духовная энергия сеньора Жозе достигла такой степени сосредоточенности, что было попросту невозможно не почувствовать ее в вечно напряженной атмосфере архивного присутствия. В пятницу, перед самым окончанием рабочего дня и совершенно неожиданно для всех шеф преступил все правила, попрал обычаи, осквернил традиции, вверг всех сотрудников в столбняк ошеломления, когда, направляясь к двери и проходя мимо стола сеньора Жозе, на миг задержался и спросил: Вам лучше. Сеньор Жозе ответил в том смысле, что да, что гораздо лучше, бессонница больше не мучит, на что шеф сказал: Беседа пошла вам на пользу — и вроде бы намеревался еще что-то добавить, облечь в слова внезапно и только что пришедшее в голову соображение, но замкнул уста и удалился, лишь сказанным и ограничившись, ибо отменять ранее наложенное взыскание было бы уж и вовсе неслыханным нарушением дисциплины. Прочие младшие делопроизводители, а также старшие и даже оба зама глядели на сеньора Жозе так, словно впервые его увидели, что в сущности недалеко от истины, ибо слова шефа преобразили его, как с поправкой на обстоятельства происходит при крещении младенца, когда в купель погружают одно существо, а извлекают из нее уже другое. Сеньор Жозе сложил бумаги на столе, затем дождался своей очереди на выход, поскольку по внутреннему регламенту первым покидал присутствие старший по возрасту зам, за ним следовали старшие делопроизводители, за ними — младшие, а второму заму в соответствии с установленным порядком надлежало выйти последним и запереть двери. Против обыкновения, сеньор Жозе не сразу обогнул здание Главного Архива, чтобы попасть к себе домой, а сначала прошелся по окрестным улицам, заглянул в три магазинчика и в каждом сделал покупку, в одном приобретя полкило свиного жира, в другом — махровое полотенце, а в третьем — какой-то маленький предмет, который уместился у него в ладони и был упрятан им в боковой карман пиджака, поскольку не нуждался в том, чтобы его завернули или упаковали. И лишь затем сеньор Жозе пошел домой. А после полуночи из дому вышел. В такой час автобусы уже почти не ходили, лишь изредка где-то вдалеке пролетал случайный, и потому сеньор Жозе во второй раз с тех пор, как ему попался формуляр неизвестной женщины, решил взять такси. Он чувствовал какое-то сосание под ложечкой и слышал какой-то звенящий гул в ушах, но голова не поддавалась панике прочего организма, оставалась спокойна, а может быть, просто не в состоянии была думать. Была минута, когда сеньор Жозе, скорчившись на заднем сиденье, словно боялся, что его заметят, еще пытался представить себе, что воспоследует за этим, как может измениться вся его жизнь, если затеянное им дело не удастся, но мысль юркнула за стену, сказала: Я отсюда не выйду, и он понял, что она хочет уберечь его, уберечь не от страха, но от трусости. Немного не доезжая до цели, он попросил таксиста остановиться и недальний оставшийся путь проделал пешком. Руки держал в карманах застегнутого на все пуговицы плаща, сжимая свертки с жиром и с полотенцем. В тот миг, когда свернул на ту улицу, где стояла школа, упало несколько капель, и тотчас же вслед за ними шумно хлестнули по мостовой толстые струи. Еще со времен классической древности принято говорить, что фортуна благоприятствует отважным, и в данном случае благоприятствовать поручено было дождю, а иначе говоря, этим занялись непосредственно сами небеса, поскольку, окажись кто-нибудь в этот поздний час на улице, он, конечно, заботился бы о защите от ливня и не обратил бы внимания на эволюции облаченного в плащ господина, который укрылся от потопа с неожиданной для своего возраста прытью — вот только что был здесь, и вот уж и нет его. Сеньор Жозе, стоя под деревом, чувствуя, что сердце колотится как безумное, дышал часто и трудно и дивился тому, до чего же проворно движется, это он-то, который в плане физических упражнений не поднимался, простите за каламбур, дальше последней ступени стремянки в Главном Архиве и один бог знает, с какой охотой. С улицы заметить его нельзя, так что можно надеяться, что, если осторожно перемещаться от дерева к дереву, он сумеет добраться до школьных дверей. Он убедил себя, что сторожа внутри нет, во-первых, потому, что свет в окнах как раньше не горел, так и сейчас не горит, а во-вторых, школы подвергаются нападениям только в самых особых, можно сказать — исключительных случаях. Особым и исключительным был как раз его случай, и потому-то он и стоял здесь, имея при себе полкило свиного жира, полотенце и алмаз-стеклорез, ибо именно этот маленький, не нуждавшийся в упаковке предмет и лежал у него в кармане. Тем не менее следовало все еще раз обдумать. Попытка проникнуть в здание с фасада была бы чистейшим безрассудством, с какого-нибудь обитателя квартиры на верхнем этаже в доме напротив вполне станется подойти к окну, чтобы убедиться, что дождь хлещет с прежней силой, да и заметить, как некто возится у школы, многие, конечно, и пальцем не пошевелят, чтобы пресечь злокозненное деяние, а наоборот — задернут штору и вернутся в постель, сказавши: Да и черт с ним, но есть и другие, те, кто не спасает мир разве что потому, что он этому противится, и вот они-то наверняка тотчас вызовут полицию и выбегут на балкон с криками: Караул, воры, а ведь сеньор Жозе не заслуживает такого жесткого слова, самое тяжкое его прегрешение — в том, что он предъявляет поддельные документы, но ведь об этом только мы с вами и знаем. Он обошел дом кругом, может быть, отсюда будет легче попасть, подумал сеньор Жозе и, вероятно, оказался прав, если вспомнить, в каком забросе и беспорядке часто пребывают зады дома, сколько там наваливают всякого хлама вроде старой ломаной мебели, ящиков и коробок, ожидающих, когда снова пригодятся и понадобятся, жестяных банок из-под краски, битого кирпича, и лучше этого ничего быть не может для того, кто вздумал смастерить из подручных средств лестницу, долезть по ней до окна да проникнуть в дом. Многое из перечисленного и вправду обнаружил сеньор Жозе, но все это было сложено у стены, как понял он, тщательно пощупав там и тут и поняв, что уйдет много времени и труда, чтобы отобрать и извлечь из кучи то, что будет в наибольшей степени соответствовать структурным задачам по воздвижению пирамиды, по которой предстояло карабкаться. Вот если бы я сумел взобраться на крышу, пробормотал он, и, надо признаться, идея в принципе была неплоха, ибо всего на две пяди выше того места, где верхняя часть этого портика примыкает к стене, имелось окно. Да, идея была, можно сказать, превосходна, но трудноосуществима, потому что скат крыши, и без того шедший под острым углом, под таким дождем стал, наверно, ужасно скользким, продолжал размышлять про себя сеньор Жозе. И почувствовал, что теряет кураж, как и должно было произойти со всяким, кто не изучил науку ограблений, кто не брал уроков у мастеров квартирных краж, а он ведь даже не озаботился предварительно осмотреть место действия, ибо, когда убедился вчера, что ворота не заперты, расценил это как подарок судьбы и, ее не искушая, решил от добра добра не искать. В кармане у него лежал фонарик, которым он пользовался в архиве, ища нужные формуляры, но здесь его включать не хотелось бы, ибо одно дело темнеть пятном во тьме и другое, несравненно худшее — бродить в круге света, оповещая всех: Эй, я здесь. Он притулился под навесом, слыша, как дождь неутомимо барабанит по кровле, и не зная, что предпринять. На задах школы тоже росли деревья, и даже еще выше и раскидистей, чем с фасада, и если за ними в глубине стояли какие-нибудь дома, то они были не видны. Ну, раз они, то и я, смекнул сеньор Жозе и, еще минуточку поколебавшись, включил фонарик и быстро провел лучом из стороны в сторону. Да, он не ошибся, на виду оказалась годная ко всяческому применению, отвечающая всем его требованиям груда разнообразной железной рухляди. Снова зажег фонарик, но на этот раз направил луч вверх. И увидел лежащую несколько отдельно, как нечто такое, что может время от времени понадобиться, лесенку. А когда увидел, то от того ли, что открытие это произошло так неожиданно, от внезапного ли и невольного воспоминания о подпотолочных высотах Главного Архива, шарики у сеньора Жозе заехали за ролики, каковое выразительное и широко бытующее выражение доходчиво и образно обозначает головокружение, когда и если произносящие эти слова уста по простонародному своему происхождению не рождены для подобной изысканности. Лесенка не дотягивалась до окна, но позволяла взобраться на крышу навеса, ну а уж там, боже, помоги.