Николай Воронов - Бочка

• Название: Бочка
• Автор: Николай Воронов
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997

---

— Господин Президент, Грузчик не виновен. Освободите, пожалуйста, его.

— Ему, видишь ли, безразлично, кому продавать свой труд.

— Он смертельно рисковал. Вибрации сказались. Не наградили за героизм. Вот и взвился человек.

— Я ценю, это, бескорыстный героизм. Грузчик не уважает лично меня и мою, это, систему. Разъясняй, давай, проблему бочки.

— Что ж, господин Президент… Тогда я ухожу в отставку.

— Уходи. Но сначала ты ответишь, это, за мое уничтоженное здание, за мой раздавленный персонал и за то, это, почему тебя не расплющило вместе со всеми.

— Я-то отвечу, а заодно и на то, что это за такую парфюмерию мы делаем, если ее боятся синтезировать на Западе…

— Кончай, это, намеки, строптивость. Ты, как и я, это, мужик с мозгой. Иначе народ, система проклянет и тебя, и твоих, это, пращуров, и, это, славных деток. Мы, это, любому знайке запросто укоротим язык.

— Да уж за вами не заржавеет.

— Ну, коль понял, давай, это, разъясни бочку.

— Случаются непредусмотренные реакции. Полуфабрикат вдруг начинает стремиться самопроизвольно к чему-то внутренне своему. Получается неожиданная фракция, находящаяся где-то посреди цепи: между ним и конечным продуктом.

— Где-то? Почему «где-то»? В потусторонние силы не веришь, а мне, это, разводишь мистику.

— Господин Президент, материя обнаруживает тенденцию к самодвижению подобно тому, как ее обнаруживает мозг человека.

— Каждому человеку мы определяем, что ему делать, ион, это, недолжен выходить за пределы. А выйдет — мы его хвать! Нет, не должен выходить, это!

— Не должен, но все-таки иногда…

— Ну, чего все-таки, это, иногда?

— Полуфабрикат повел себя не по законам, предписанным нами, а по тайным законам своей, может быть, изначальной природы.

Президент то ли обдумывал объяснение Химика, то ли пришел в состояние умственного затора, и Начальник Охраны воспользовался паузой, чтобы еще раз отомстить недругу.

— Химик-то самый что ни на есть перевертыш, — обвиняюще произнес Начальник Охраны.

— Как? — гавкнул Президент. Он не мог смириться с тем, что мозг и материя обнаруживают тенденцию к самодвижению.

— Он объяснял недавно по-другому, промежуточную фракцию прикладывал вовсе не к химии.

— А к чему же ее, это, еще прикладывать?

— К нам.

— Ты меня к себе не припутывай. Я здесь, ты там…

Начальник Охраны ловок был сплетать наветы. Упорства и изворотливости у него хватало.

— К нашей системе прикладывал… Он нарочно испортил полуфабрикат. Надеется нанести вред социальной динамике системы. Кстати, по его приказу я стрелял в бочку, и та, спровоцированная на ракету, завалила здание.

— Смехотура, — совсем уж некстати сказал Крановщик.

— Господин Президент, ваш телохранитель против моих выводов.

— Воспитаем.

— Я вот, например, скоренько воспитался возле его высокопревосходительства, — тут же встрял в разговор Канцелярист. — А Крановщик воспитается еще быстрей.

— Да-да, ты, это, Начальник Охраны, не волнуйся касательно порчи.

Президент успокоительно толкнул Начальника Охраны в портупейную грудь.

— Не позволим… Возьми-ка Химика под стражу. Испортил вещество — мысль! С умыслом испортил. Иначе, это, не ухнул бы директорат. Нашим доверием воспользовался. Систему, это, не дадим в обиду, народ не позволит. Ты у меня, Химик, сам исправишь полуфабрикат! Понял? И давай, это, опять подхлестни производство. На тысячу бочек увеличь. Ишь, ты, самодвижение…

Начальник Охраны взял наперевес «Сучку», стволом уперся в лацкан фирменного мундира, ладно сидевшего на Химике.

— Руки вверх, хренов доктор!

Химик поднял руки. Обнажились манжеты рубашки цвета слоновой кости с золотыми запонками.

— Первейшего специалиста — и в тюрьму? Разве справедливо? — спросил самого себя Кладовщик.

— Одна шайка-лейка, — рассердился Президент. — Забери и этого.

Злорадство Начальника Охраны вернуло Химика в состояние мужества и чести. Он развернул его за плечи, резко поддал коленом. Падая, тот завалил с собой Крановщика. Крановщик оказался смешливым. Он так уморительно смеялся, что невольно возбудил зычный хохот Президента и пересыпчивые смешки толпы.

Но Химику было уже не до смеха. Он даже забыл приготовиться к защите — его ужаснуло то, что от развалин здания почти ничего не осталось. Первоначальную их осадку, странно непрерывную, он сопоставил с таянием жира на раскаленной сковороде. Сейчас же понял, что ошибся: происходит не таяние, а испарение, подобное испарению льда под жарким солнцем.

В миг, когда Химик осознал свое наблюдение, и Кладовщику пришло на ум, почему без огня и дыма исходят на нет руины, куда они деваются?! Позабыв о заключенном в тюрьму Грузчике и о приказе Президента арестовать Химика и его самого, он испуганно закричал:

— Босс, развалины директората улетучиваются!

Вскочившие на ноги Начальник Охраны с Крановщиком приготовились было накинуться на Химика, но Президент произвел пинок по направлению к ним, и те застыли в ошарашенных позах. Он подозвал Брандмейстера, бывшего полковника-«афганца», с погромыхиванием в голосе грозно спросил:

— Почему не горит?

— Должно-с, обязательно должно-с гореть. Как же-с, пластики, замыкания в системе…

— Ты, это, говори да не заговаривайся — не путай систему с электропроводкой… Почему не горит, спрашиваю?

— Должно-с.

— Не Брандмейстер ты, а брандахлыст, это, брандахлыстом. Химик, почему?

— Возьмем пробы, сделаем анализы… Сейчас навряд ли отвечу.

— Ишь, это, развел меланхолию. Раз ученый — отвечай.

— С ходу отвечают невежды и служаки. Одно ясно: впервые за историю планеты происходит спонтанная цепная сублимация тверди. Новая реакция. Если ее не остановить, то, в принципе, может испариться и земной шар.

— Да-да, это…

Но, завидев телевизионный автобус, пробивающийся сквозь толпу, Президент тотчас забыл о возсти испарения земного шара.

Пока автобус подъезжал, дуговыми движениями рук Президент приказал милиции разогнать зевак, и скоро никого из них не осталось на синем асфальтовом кругу, в центре которого еще час назад высился директорат.

Однако претендентки не спешили радостно выпархивать из автобуса. Невесть куда исчезающие обломки железобетона, никеля, стекла и пластика, вместе с окровавленными останками персонала, «Сучка», наведенная на элегантного душку-Химика, — они отутовели от всего этого, как от стужи.

Президент послал Канцеляриста за шампанским и кокосовым бренди в противоатомный бункер. Начальнику Охраны он моргнул, чтобы немедленно уводил Химика с Кладовщиком в тюрьму.

Проворно пробегая по коридору из стеклосвинца к винному хранилищу, Канцелярист углядел в потолке, считавшимся неразрушаемым, дыру. Она ширилась, не осыпаясь, не пыля, как будто кто-то вылизывал ее громадным незримым языком.

Канцелярист чуток приостановился и неодобрительно покачал головой:

— Прорва, ну чистая прорва!

Самый короткий путь к заводской тюрьме лежал через платформу. В ее кислотоупорной глади чернела оспина — след от бочки. Химик остановился над оспиной. Выжгла, выбила, выела? Несусветица! Впрочем, черт побери, оспина-утешение! Жуть и загадка в другом — в том, что, действительно, улетучивались развалины. Промежуточная фракция, что это, что? Как справиться с ней? Как уберечься от нее?

Кладовщик тоже остановился, но не обратил внимания на щербину в платформе. Он сокрушался о том, что, несмотря на систему, за честность почему-то не дают наград, а ведь она, если разобраться, выше даже богатства.

Начальник Охраны пристально следил за Кладовщиком и Химиком. Вдруг да встали они здесь по тайному соображению. И впрямь, может, обнаружится их вражеская суть и взаимосвязь.

И хотя ничего подозрительного ему не раскрылось через их стояние над выемкой, он не расстроился: в его душе продолжалось ликование. Да, кабы не перемена системы, было бы скучно жить. Эти двое не подчинялись ему: с Кладовщиком он был на равных, Химик же парил в небесных сферах директората. И вот теперь оба, почитай, рабы перед его положением. Попробуй они не повиноваться ему — он сотворит с ними такое, что им и в дурном сне не привиделось. Да, жизнь нынче — прямо воздушная гимнастика. Я качаюсь под куполом, а они лежат на манеже мордой в опилки.

Дыра между тем неумолимо расширялась…

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Лютая зима сорок третьего года. Подросток трудится на металлургическом заводе. Ночью и днем текут из домен раскаленные ручьи; застыв, они обратятся в танки, пушки, снаряды. И Курская дуга, и битва за Днепр, и битва за Берлин — ой как далеко.

Ночью подростку снится: бежит он в метельной замяти по заводской площади. Вдруг мимо него в воздухе проплывает худой старик — седовласый, седобородый, в сияющем белом одеянии. «Кто это?» — испуганно спрашивает мальчишка. И слышит в ответ, перекатываемое вьюгой: «Бог». Тут на снегу проявляются кроваво-красные письмена: «9 мая 1945 года». Мальчишка опять спрашивает: «Что это?» — и слышит стариковы слова: «В сей день, месяц и год завершится война».