Татьяна Апраксина - Мир не меч

• Название: Мир не меч
• Автор: Татьяна Апраксина
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Транзиткнига, Харвест
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-035465-7, 5-9713-2219-2, 5-9578-4072-6, 985-13-7506-3

Город.

Здесь обретают плоть сны и мечты.

Здесь на разных уровнях реальности, разделенных завесами, обитают люди и тенники – вампиры, оборотни, чародеи.

Чем выше завеса – тем меньше людей способны ее пройти и тем сильнее на ее уровне магическая, фантастическая грань реальности.

Но теперь в Городе стало происходить нечто странное и страшное.

Пятая – высшая – завеса обращается в кошмар, больше похожий на бред, а попавшие за нее люди теряют рассудок. Но что хуже всего, безумие постигает и прошедших завесу Смотрителей, веками защищающих Город от Пустоты хаоса.

Как спасти Город?

И главное – от кого или от чего его спасти?

Понять это смогут лишь сильнейший из Смотрителей Тэри Перевертыш и его друг, таинственный тенник Кира…

---

– Как твоя нога?

Кира удивленно приподнимает брови, двигает ступней, пожимает плечами. Каким-то загадочным образом зажило. Видимо, тем же чудом, благодаря которому мы с Ликом не разбились при взрыве.

Ну и ладно, потом будем благодарить Город.

Прыжками есть шанс добраться до низа, понимаю я. Ребята кивают, им эта идея тоже кажется реальной. Мы спускаемся до четвертого этажа, когда здание взрывается в последний раз. На этот раз – целая череда взрывов подряд. Я вижу, как Лик и Кира пролетают мимо меня, а следующей волной и меня сбрасывает с площадки.

Парой секунд позже мы сидим на газоне и разглядываем друг друга. Вид у всех соответствующий ситуации – грязны, ошеломлены и счастливы, что уцелели.

– Как мы будем выбираться? – закончив оттирать листьями лицо, спрашивает Кира.

– Попробуем через Озеро, – предлагает Лик. – Я слышал, что через него проще.

До здешнего эквивалента Озера мы добираемся часа за три. Ни одна машина не рискует подвозить такую компанию, не помогает и талант Киры. По дороге тенник достает из воздуха одну за другой бутылки пива. Я выпиваю не меньше пяти – и все равно трезв, меня мучает жажда. Лик достаточно невнятно рассказывает, как его занесло сюда – позвали помочь – и как он хорошенько забыл себя. В его рассказе есть заметные лакуны, но я слишком плохо соображаю сейчас, чтобы работать следователем.

Мы идем вдоль заброшенной стройки. Смотрю на дома – нет, мне не хотелось бы жить в такой квартире. Окна от пола до потолка, в глубине видны странные лесенки с этажа на этаж – в каждой комнате. Все покрыто тонкой белесой пылью. Кажется, здесь действительно произошел некий Катаклизм.

– Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме, – напевает Лик. – Да. Здесь случилось что-то, не так давно. Впрочем, по местному счету многие годы назад. Я не нашел информации. Здесь вообще многие искренне верят, что это – единственный уровень Города. Типа это и есть Город, отделившийся после Катаклизма от Москвы.

Кира хмыкает, чешет в затылке. Я тоже не могу сообразить, как понимать слова Лика. Здесь все нехорошо с информационным полем – оно отрезано от городского начисто. Может быть, именно это отделение и называют Катаклизмом. Но кто ухитрился это сделать? Кому по силам взять и вырвать целую здоровенную завесу, самую важную, из Города?

Лик ведет нас по заброшенным пустым кварталам. Не попадается ни одного человека – странно, еще одна примета непорядка. Днем в Городе всегда многолюдно, и если тенники предпочитают ночь, то люди – светлое время суток. Но мы не меньше часа не видим ни одной живой души.

Пейзажи искажены. Сама перспектива изломана – кажется, что до очередного дома многие километры, но через десяток шагов мы проходим мимо него. Листья на деревьях кажутся вырезанными из толстой зеленой бумаги – когда я обрываю один, он мнется под пальцами, неприятно скрипя. Достаю из кармана зажигалку, поджигаю листик – точно. Запах горелой бумаги.

К Озеру ведет длинный подземный тоннель. Мы спускаемся в него через канализационный люк. Я лезу последним, и подо мной железная лесенка, казавшаяся прочной, подламывается. Я падаю вниз. Лик и Кира успевают увернуться, я царапаю руку о слом перил, удивляюсь. Впечатление такое, что за те секунды, что я спускался, кто-то успел подпилить ее.

Неподалеку, за стенкой, проходят поезда метро, но этот маршрут явно заброшен. Под ногами хлюпает вода, над головами периодически пролетают вспугнутые нами летучие мыши.

– Нам точно надо сюда? – брезгливо морщится Кира.

– Это самый короткий путь.

Ни одна самая короткая дорога не оказывается самой простой, ворчу я про себя и немедленно накликиваю беду. Не проходит и пары минут, как из-за поворота к нам неспешно выходит оглоед.

– Слухач хренов! – Я со злости толкаю Киру локтем в бок.

Кира рычит и скалится, но ничего не говорит.

В руках у меня ничего нет, у спутников моих – тоже. Зверюга идет, не слишком торопясь и предвкушая прекрасный обед. Пожалуй, даже втроем мы его сейчас не сожжем – я чувствую себя выжатым, Кира не в лучшей форме. Про Лика речь вообще не идет – не боец. И тут наш целитель совершает выходку, которой я себе и представить не мог.

Он сует мне в руку свою драгоценную белую штуковину и бросается навстречу оглоеду. Я успеваю схватить его за полу халата, но в руках у меня остается халат и что-то, свернутое цилиндром и заклеенное поверх скотчем, а Лик уже висит на шее у оглоеда. Я в шоке оглядываюсь на Киру, он бледен до синевы, также растерян.

– Уходи…те… – Голос Лика замирает на последних слогах, но оглоед останавливается, стряхивает его и одним взмахом лапы вспарывает живот. Останавливается. Останавливается…

Я резко дергаюсь, пытаясь уйти вверх. Бесполезно. Меня словно приковали к этой завесе. Я не чувствую направления, но даже пытаясь уйти наобум, не могу преодолеть сопротивление окружающей среды. Кажется, над и подо мной – непроницаемые барьеры. Попытка, еще одна попытка, все бесполезно. Оглоед делает шаг вперед.

Кира обнимает меня сзади за талию, что-то выкрикивает. Мир вокруг нас меркнет, и я лечу спиной вперед в бездонную пропасть, не чувствуя ничего, кроме бумаги в кулаке.

Через мгновение или вечность я лежу на спине, держа в стиснутых пальцах эти листы, и гляжу в потолок нашей родной квартиры. Мне тяжело – словно придавили камнем, а Лика нет, я знаю это, нет…

Я плачу, даже не пытаясь закрыть лицо, плачу, плачу и плачу.

Кира рядом, я чувствую его руки на лице, он гладит меня по волосам, что-то шепчет. Я зажмуриваюсь, я не хочу слышать ни слова.

Лика больше нет.

Кира разжимает мои пальцы, достает сверток, срывает скотч. Три листа с текстом, распечатанные на дешевом принтере.

– Что там? – спрашиваю я сквозь слезы.

Кира с недоумением глядит на строки, приподнимает брови, потом швыряет листы на пол и стучит по ним кулаком. Плечи его вздрагивают, словно в беззвучном рыдании. Я обнимаю его, он утыкается лицом мне в волосы, и мы долго лежим молча, беззвучно оплакивая потерю, пока не чувствуем, что можем хотя бы дышать и говорить, не сбиваясь на всхлипывание.

Впрочем, плакала только я. Тенники не плачут.

Но – Лика больше нет.

11

– Януш, ты выходишь? – спросил кто-то из-за двери раздевалки.

Его звали Ян, но почему-то здесь каждый стремился назвать его каким-нибудь близким к его собственному именем. Януш, Янек, Янко, Жан – это превратилось в своеобразную игру. Ян не обращал на это внимания. Привык. В их роду было принято давать сыновьям только односложные имена. Отца его звали Карлом, брата – Марком… обычно вместо парня с обычной славянской внешностью люди ожидали увидеть прибалта – Ян Карлович располагало. А вместо такого же славянина-брата – почему-то еврея, должно быть, Марк Карлович (в детстве прозванный в школе Карлом Марксом, разумеется) представлялся им именно евреем. Дед же носил библейское имя Савл.

– Еще пять минут – и выхожу.

Привычка точно обозначать временные интервалы самого незначительного действия была неискоренима.

Он зашнуровал ботинки, натянул майку. Серую камуфляжную куртку перевесил через сумку. Весна потихоньку доползла и до столицы, с утра, когда он шел на тренировку, было уже +15. Может быть, не похолодало – понадеялся Ян на погоду. И промахнулся. За шесть часов не только солнце спряталось за тучи, но и пошел мелкий моросящий дождь, уныло капавший с неба, словно осознавая свою неполноценность. Такого дождя Ян не любил. Дождю полагалось быть настоящим – проливным, с громом, с молниями, стеной черных туч громоздиться над городом ему полагалось. Чтобы на лужах были пузыри, чтоб стена воды мешала видеть на расстоянии вытянутой руки. Но таких дождей в столице не бывало почти никогда. Ян мимолетом вспомнил Керчь, ее осенние шторма, порывы ветра, срывающие с петель форточки. Столицу он не любил. Слишком многое казалось в ней ненастоящим, не только дожди. Но работать ему пришлось именно в столице.

Дождь моросил, капая на лицо, но не принося желанного ощущения воды на коже. Ян поморщился, стряхнул со лба мелкие капли.

– И не холодно тебе? – спросил Мишка, заранее зная ответ, но спрашивая лишь для того, чтобы не идти молча.

– Нет. Не холодно. Но противно… – для того же ответил Ян.

До метро от спортзала была всего-то пара сотен метров вдоль киосков. Толчея, запах кур-гриль и шаурмы, бабки, перепродающие шмотье с ближайшего – через дорогу же – крытого рынка. Обращать внимание на все это – галдеж, вонь подгорелого жира, толкающихся прохожих – было как-то несерьезно. Не обращать вовсе – не получалось. Ян выставил перед собой спортивную сумку. По крайней мере пусть налетают на нее. Само собой, никто не собирался нарочно толкать двух рослых парней в камуфляже, но обычная городская слепота прохожих, не видящих вокруг себя ничего, то и дело бросала на них то одного, то другого суетливого москвича.

– Ты сейчас куда? – также зная ответ заранее, спросил Ян.