Татьяна Апраксина - Жасмин и флердоранж

• Название: Жасмин и флердоранж
• Автор: Татьяна Апраксина
• Жанр: Современная проза

Есть люди, в присутствии которых ни один уважающий себя скелет не усидит в своем шкафу. Максим Щербина всего-то поехал в отпуск, познакомиться с семьей своей жены. Он не собирался спускать лавину. Как обычно. Впрочем, в уважающем себя доме все драмы и трагедии происходят тихо — и без ярко выраженных последствий.

Это не боевик и даже не приключенческий рассказ, а гораздо хуже…

---

— Все это в вашем распоряжении. У нас немного тесновато, извините. Будете подниматься наверх — берегитесь косяка. Отдыхайте, я вас позову.

Супруга ныряет в спальню, садится на край кровати, без слов интересуется впечатлениями. На лице ехидное сочувствие. Остается только усмехнуться, пожать плечами, скинуть на спинку подозрительно хрупкого стула пиджак и сесть рядом, осмотреться.

Дом построен лет пятнадцать-двадцать назад и тогда же обставлен — полностью, в едином стиле. Почти вся мебель с тех пор не сдвигалась с мест и не менялась, хотя тумбочка и стул явно перекочевали откуда-то из других комнат. Все немного выцвело, усохло, уселось — но только слегка, чуть, ровно до той степени, что отличает дом, даже если в комнатах не живут постоянно, от гостиничного номера. Цвета — небесно-голубой, янтарный, темно-коричневый. Плотные занавеси, легкий тюль. Большое зеркало в тонкой деревянной раме. Открытки, гобелены, вышивки в широких кремовых паспарту. У обстановки есть свой язык, голос и характер; с ней спорить так же неудобно, как и с семейством Кейс.

— Твои апартаменты?

— Нет. Я здесь не жила. Тут был такой… — зевок, — хутор. Они сюда окончательно перебрались после того как дедушка умер. — Кейс в очередной раз зевает и бездумно трет глаза, и без того уже красные.

— Спать, — командует Максим.

— А умыться?..

— Перед обедом.

Драгоценная супруга, неведомым чудом онемевшая еще в аэропорту, и там же, должно быть, в камере хранения оставившая всю фирменную вредность, покорно кивает, сбрасывает туфли и переползает к стенке. Здесь никого не нужно пугать, строить по ниточке и превентивно кусать, чтобы боялись тявкнуть. Здесь даже на всю округу, наверное, ни одного завалящего серийного убийцы не найдется. Замечательное место, просто замечательное. Для недельного отдыха в самый раз.

— Какой оригинал этот молодой человек, — говорит мама, шинкуя лук-порей для супа. — Может быть, ему было бы приятнее почистить картошку?

— Не сомневаюсь, — кивает Камила. — Он меня из-за руля выпихнул и предложил покопаться в моторе. Нам ничего в огороде прополоть не надо? А то он сам найдет что-нибудь.

— Когда мы были студентами, — мечтательно говорит мама, — наши мальчики тоже всегда были готовы помочь. Это считалось неплохим способом ухаживания. Ничто так не сближает, как порезанные пальцы и оказание помощи на кухне…

Интересно, с кем собирается сближаться на кухне наш студент, то есть, недалеко ушедший от возраста студента новоявленный родственник? Надо как-то деликатно поинтересоваться, сколько именно ему лет. Вообще довольно оригинальный способ пополнения семьи: позвонить и сообщить, что «неожиданно для себя оказалась замужем». Конечно, всякое случается — но откуда взялся этот услужливый комбайн? Из практикантов Катажины? Какой-нибудь полицейский? Он не похож на человека нашего круга.

— Ничто так не украшает пол, как пара стаканов крови. Ничто так не улучшает салат, как пара мужских пальцев… — смеется от плиты бабушка.

— Фу! — Хором говорят женщины, потом старшая добавляет: — Мама, с Касей так шутите, только не за столом! Как там суп?

— Вполне готов, — бабушка звякает крышкой кастрюли. — Камилька, буди молодых, я позову Марека.

Дверь наполовину приоткрыта. Камила стучит по косяку костяшками пальцев, ждет, потом еще раз стучит, не выдерживает и заглядывает внутрь. Сумки и чемоданы стоят посреди комнаты в неприкосновенном виде. О присутствии сестры напоминают только слегка запыленные туфли у постели. Всего остального попросту не видно: обернуто, как в фантик, в крупную мужскую фигуру.

У новоявленного зятя рельефная широкая спина, прекрасно прорисовывающаяся через тонкую рубашку. Ничего такого слишком уж вульгарного, наверное, он много лет всерьез занимается плаванием. До верхнего края ушей волосы сняты машинкой едва ли не «под ноль», выше — под насадку, что при таком светлом цвете производит странное смешное впечатление полной прозрачности. Очень правильной формы череп, аккуратные плотно прижатые к нему уши. Все это само по себе достаточно эстетично — и невероятно чужеродно, неправильно, противоестественно здесь. Такой отборный образчик милитаристской мужественности. Ему же нужна совсем другая обстановка!..

Остается надеяться, что они все-таки будут закрывать дверь. Потому что делить с ними этаж и ежедневно наталкиваться на такие трогательные картины — нет, это слишком большое испытание. Сразу начинаешь думать о всякой ерунде — о том, что, наверное, неплохо вот так вот в кого-то упираться спиной и бедрами, укладывать голову на плечо и чувствовать над ухом дыхание…

Камила с ужасом понимает, что молодой человек не спит и не спал, когда она уже всунулась и принялась его разглядывать. Услышал — и притаился, позволяя себя изучить. Остается только надеяться, что времени прошло не слишком много — не минуту же она тут простояла?

— Сейчас, — не оборачиваясь, говорит этот коварный притворщик, — я ее разбужу. Это надо делать очень аккуратно, а то она всех покусает…

— Убью, — сонным голосом обещает невидимая Катажина, обозначая свое существование в природе.

— Вот об этом я и говорил, — поворачивает голову прямо как сова, заговорщически подмигивает.

— Обед готов, — Камила прикрывает дверь и трясет головой.

Господи, ну что за манеры?..

При первом же взгляде на столовую делается ясно, что полный парадный вид — правильный выбор. Здесь переодеваются к обеду. Призрачный отец — в серо-голубом костюме с галстуком, пани Ванда и Камила — в закрытых платьях. Стол полностью сервирован. Тарелки, салфетки, приборы, супницы, соусницы и салатницы — и что-то подсказывает, что это в этом доме так обедают каждый день.

Поневоле вспоминается корпорация, где все раз в двадцать менее официально и в тридцать раз более спонтанно, а начальство, в четыре утра тоскливо вопрошающее, чем его могут прямо сейчас, ровно сию секунду покормить, никого не удивляет — и употребляет оно, что дают, в том числе и разогретую пиццу прямо из коробки, по-братски поделив с секретаршей. Думается, что пани Ванда упала бы в обморок от такой неприличной картины.

— Максим, — говорит помянутая пани, с привычным, бессознательным уже изяществом орудуя вилкой и ножом, — не сочтите за бестактность, но мы о вас ничего не знаем…

Собеседование за семейным обедом. Неплохая идея. К счастью своему пани Ванда не представляет, что в университете нас подвергали куда более суровому испытанию. И приборы были из двенадцати предметов, и вокруг то орала музыка, то выключался свет, то что-нибудь падало. Невинная проверка самоконтроля и умения сохранять сложные моторные навыки даже в агрессивной обстановке. Очень полезно.

Полупрозрачные тарелки — «костяной» фарфор, на вид хрупкий как яичная скорлупа. До сих пор казалось, что из него только кофейные чашки делают. Длинные тяжелые серебряные вилки и ложки идеально начищены. Все это могло бы быть сто лет назад — чуть другие наряды, но та же скатерть, те же салфетки. Время сюда не заглядывает, боится старинных ходиков на стене. Наверное, с настоящей кукушкой.

— Ну конечно же, — поработаем, отчего же и нет? Главное удержать тон в регистре «семейного обеда» и не вылететь в формат «собеседование в кадровой службе». — Мне двадцать шесть лет, я из Унежмы — это на Белом море. Закончил новгородский филиал Университета мировой безопасности, с окончания работаю в корпорации «Сфорца С.В.» — начал референтом в отделе безопасности, сейчас являюсь консультантом по внешней деятельности.

— О, — любезно кивает пани Ванда. — Камила была знакома с вашим руководителем.

Камила осторожно кладет вилку рядом с тарелкой, протестующе машет рукой:

— Мама, ну кого интересуют эти душераздирающие подробности? Мы просто пересекались в Роме на конференции.

Очень интересно. Очень интересно, с какой стати такой переполох. Она же едва не подавилась салатом…

— А кто ваши родители? — собеседование продолжается. Говорить с набитым ртом не положено, поэтому совершенно замечательная рыба на пару под шпинатным маслом останется покоиться на тарелке.

— Отец — бригадир рыболовецкой артели, мать — счетовод. — Интересно, надлежит ли тут изобразить смущение? Нет, не дождутся — если ждут, конечно.

— Замечательно! — Поднимает указующий перст почтенная старушка. — Кася, если ты в ближайшее время не родишь мне трех-четырех правнуков от такого прекрасного молодого человека, я на тебя очень обижусь.

Под общий смех, плавно переходящий в хоровое рыдание, остается только порадоваться, что благородное семейство довольно нежданным приобретением хоть в каком-то качестве. Кстати, все они говорят на очень хорошем, хотя и несовременно строгом альбийском с изрядной непринужденностью — так, что на это даже не сразу обращаешь внимание. По крайней мере, куда свободнее, чем две трети сотрудников корпорации.